Я встретилась глазами со следователем поверх головы Юрия, которого усадили на один из красных пластиковых стульчиков. Юрий тут же навалился телом на красный столик, положил голову на довольно крупные руки с выступающими венами и зарыдал. Он не играл, его на самом деле сотрясали настоящие рыдания, перемежающиеся повторяемой фразой «Не может быть! Не верю!».
— Водка в холодильнике, — тихо произнес продюсер.
— Может, лучше пива? — высказал предположение Николай.
— Пива в любом случае нет. Аглая его терпеть не могла, — сообщил продюсер. — А для мужиков не держала.
Продюсер сам открыл холодильник, достал со стенки початую бутылку и протянул Юрию. Я хотела достать стакан, но Петр Аркадьевич только махнул рукой. Юрий увидел заиндевевшую водку, поднял голову и буквально влил себе в рот полбутылки, вытерся рукавом.
— Чего-нибудь бы закусить ему, — посмотрел на меня следователь.
— Не надо, — махнул рукой Юрий.
Продюсер опять залез в холодильник. Огурцов там не было, как мы выяснили, когда я кормила самого Бергмана, но были маринованные помидоры.
— Юра, возьми помидорчик, — предложил Петр Аркадьевич.
Твердохлебов осоловевшими глазами посмотрел на банку, которую ему протянул продюсер, потом снова на водку, допил ее, хлебнул маринада из банки, от помидоров отказался, попросил еще водки.
— Больше нет, — сообщил Петр Аркадьевич.
— Ну так сбегай и купи! — рявкнул Твердохлебов и вытер слезы, которые катились у него по щекам. Настоящие слезы!
— Юра, тебе уже хватит.
— Мне не хватит! Лайка умерла! Ты понимаешь это или нет? Или тебе все равно? Думаешь, что новую девку себе найдешь? А такой, как Лайка, больше нет! Нет и не будет! Какая сволочь это сделала?! Я придушу ее собственными руками!
Далее монолог сильно напоминал тот, который я уже прослушала на этой кухне от Петра Аркадьевича. Только продюсер жалел в первую очередь себя и вложенные в Аглаю силы, нервы и средства, а Юрий Твердохлебов жалел, что не стало близкого ему человека. Следователь и Николай очень внимательно слушали. Через некоторое время все снова сидели за столом.
— Слушай, будь другом, сгоняй за водкой, а? — Юрий посмотрел на следователя. — Вот он тебе денег даст. — Твердохлебов кивнул на Петра Аркадьевича. — У меня, честно, нет.
— Вам продюсер так мало платит, что не хватает на выпивку? — спросил следователь.
— Он бабам моим платит!
— Юра, мужчина должен нести ответственность за своих детей, а если этого не делаешь ты, то делаю я! — рявкнул Петр Аркадьевич.
— Я их не просил рожать! Они сами рожали, пусть сами и содержат!
— Юра, это твои дети!
По-моему, у продюсера в этом плане был пунктик. Хотя если бы все мужики были такие, то у нас не было бы несчастных одиноких женщин, детей, которые растут без отцов и у которых из-за этого появляются комплексы, а то и детских домов.
— Вы представляете, он экспертизы делал, чтобы проверить мое отцовство, — сообщил Юрий, обводя нас всех взглядом, потом уставился на Петра Аркадьевича как на полного идиота.
— Да, Юра, делал. Я считаю, что все дети достойны помощи, но, с другой стороны, из твоих гонораров я никогда не стал бы платить чужим детям. Если бы ты сам решил пожертвовать на детский дом — пожалуйста. Без твоего распоряжения я этого делать никогда не буду. Но твоим детям я буду давать деньги из твоих гонораров — хочешь ты этого или не хочешь.
«Наше государство, по мнению Петра Аркадьевича, недостойно налогов, потому что они идут на содержание огромной армии чиновников и депутатов, но алименты за грешки молодости платить надо?» — усмехнулась я про себя. Хотя я была полностью согласна с известным продюсером. И еще больше его зауважала.
— Я должен был четко знать, что женщины, которые требуют от тебя алименты, не аферистки, — спокойно продолжал Бергман. — Более того, теперь они не создадут тебе — и мне заодно — лишних проблем. Ты помнишь, что устраивали твои бывшие на твоих сольных концертах? Да ладно бы в больших залах, это можно повернуть тебе на пользу, развлечь зрителей. А та, которая на банковский корпоратив прорвалась? Помнишь, как она своим совсем не хрупким телом плюхнулась на стол? Помнишь, как она тебя по залу гоняла? Нанесенный ущерб — материальный и моральный — существенно превысил твой гонорар. И мне еще с этими банкирами долго расшаркиваться пришлось. Твоя же баба такой дебош учинила, что твои в сравнении с ее выходкой, в надежде вернуть тебя в лоно семьи, просто рядом не стоят!
Следователь с Николаем с трудом сдерживали улыбки. Мы с Джулией сидели как две мышки. Я внимательно слушала. Может, потом в книгу вставлю, если не от лица Аглаи, так еще в какую-нибудь. Может, в свою собственную про изнанку жизни звезд.
— И теперь твои бабы не продают никакие сведения о тебе и отношениях с тобой никаким желтым изданиям. У меня с ними со всеми договоренность. И другие знают про то, как я веду дела.
— Да уж, — хмыкнул Юрий. — Теперь все бабы еще больше хотят от меня рожать. Зная, что у меня такой продюсер, который потом обеспечивает моих детей. Но не будет больше детей! Вот! — рявкнул Юрий и стукнул кулаком по столу так, что пустая бутылка водки поскакала по нему и грохнулась на пол.
Юрий проследил за ней взглядом, потом поднял глаза и остановил взгляд на мне.
— Ты кто? — спросил он.
— Личный психолог Аглаи, — быстро сказал продюсер.
Юрий прищурился.
— Это с какого же рожна Лайке психолог понадобился? Она была совершенно нормальная. Или ты ей голову промывала вон по его приказу? — Юрий кивнул на продюсера. — Что, этот тип хотел Лайку с ума свести, а ты ему помогала? Хотел, чтобы она во всем плясала под его дудку, как его мальчики и девочки?
— Я не продюсирую девочек, — заметил Бергман. — Бабушки есть, а нимфеток нет.
Юрий махнул рукой, словно отмахиваясь от реплики Петра Аркадьевича.
— А на нас с Лайкой не очень-то надавишь, — продолжал Юрий ехидным тоном, немного подумал и продемонстрировал продюсеру кукиш.
Я подумала, что ему не помешало бы вычистить грязь из-под ногтей. Ну хоть бы к маникюрше сходил! Есть, наверное, среди маникюрш поклонницы его таланта. Обслужили бы по высшему разряду. С другой стороны, я не могла представить Твердохлебова ни у маникюрши, ни у косметолога, да и к парикмахеру он, похоже, не часто заглядывал, скорее, сам нетвердой рукой подстригал патлы, когда они начинали мешать.
— Что тебе было нужно от Лайки? — рявкнул на меня Юрий. Правда, кукиш не показывал.
— Я писала за нее статьи, — сказала я.
— Не понял, — моргнул Юрий, потом еще раз внимательно на меня посмотрел: — У Лайки должно быть спиртное. Я только не знаю, где стоит. Найди мне чего-нибудь, только не сладкое. Сладкую дрянь я не пью. И шипучку не пью. Водку, коньяк, виски, текилу. Ты же не хочешь, чтобы я тут подох? Ты представляешь, какая это будет трагедия для миллионов людей? Если ты психолог, то должна понимать.
— Петр Аркадьевич, где здесь в квартире спиртное? — посмотрела я на продюсера.
Я понимала, что этому человеку на самом деле нужно выпить. И еще я понимала, что Юрию в самое ближайшее время надо бы лечь в клинику. Выглядел он нездорово: землистый цвет лица, синяки под глазами, лицо одутловатое. Я не говорю про щетину, в которой преобладали седые волоски. Глаза воспаленные. Он, конечно, только что плакал, но красные прожилки появились явно не сегодня. В общем, передо мной сидел алкоголик. Да и пахло от него не самым лучшим образом. Если бы я встретила Юрия на улице, я никогда бы не подумала, что это кумир миллионов. Я приняла бы его за опустившегося мужика, например, грузчика из ближайшего магазина. Его выгнала жена, уволили с работы, мать умерла, он остался в комнате в коммуналке, продал все, что можно было продать, и теперь не живет, а доживает, думая, где бы сорвать деньжат на бутылку.
Продюсер принес откуда-то бутылку текилы, вручил Твердохлебову, тот критически ее осмотрел, свинтил пробку, хлебнул, запил маринадом, еще раз хлебнул, еще запил, потом довольно осмысленно посмотрел на следователя и объявил:
— Спрашивайте. Только я мало что помню. Но как смогу — помогу. Чтобы эта гадина получила пожизненное! В тюряге сразу в петушатник попадет! У меня везде знакомые есть, я ворам маляву пошлю, чтобы приняли как надо!
Юрий опять хряснул кулаком по столу, но ловко подхватил банку с помидорами, которая уже прыгала к краю.
— Как вы оказались в этой квартире, Юрий Петрович? — спросил следователь, сразу же беря быка за рога.
— Пришел своими ногами, — удивленно посмотрел на него Твердохлебов.
— Вы машину водите?
— Ну, права есть. На что нажимать, знаю.
— Он не ездит на машине, — вставил продюсер. — То есть сам за руль не садится, потому что всегда пьяный.
— Следователь со мной разговаривает, а не с тобой! — рявкнул Юрий.