– Но они будут в курсе дела, когда вы подадите свой рапорт, – сказал Инглиш.
– Боюсь, что так, если только я не забуду сообщить им об этом.
Инглиш смерил глазами холодное, невыразительное лицо Морили.
– Есть еще свидетельство мисс Хопер, – сказал Инглиш. – Она видела, как Рой уходил из квартиры девушки. Если она начнет болтать об этом, помощник прокурора произведет обыск и может обнаружить пятна.
Морили улыбнулся:
– Не беспокойтесь относительно мисс Хопер, я займусь ею. Я знаю людей ее сорта: они ни за что на свете не пожелают предстать на суде свидетелями… Опытный адвокат, типа Сэма Крайля, может доставить ей много неприятностей. Я ей дам это понять, и она не будет болтать, поверьте мне.
Инглиш шагнул вперед.
– Вы отдаете себе отчет, что очень мало шансов на то, что Рой убил эту девушку? Если она действительно была убита и не Роем, значит, настоящий убийца остается безнаказанным?
Морили пожал плечами:
– Если помощник прокурора услышит про пятно, убийцей будет ваш брат, мистер Инглиш. Вы можете поспорить на это всем своим состоянием. Впрочем, учитывая все сделанное вами для меня в прошлом, я подумал, что смогу оказать вам услугу, раз представляется такая возможность.
– Очень любезно с вашей стороны, инспектор. Я не забуду этого. Может быть, действительно лучше не говорить о пятне?
– Как хотите, – сказал Морили, вставая. – Я в восторге, что мог быть вам полезен, мистер Инглиш.
– Послушайте, – продолжил Инглиш с отсутствующим видом, будто речь шла о несущественном. – Вы выиграли матчевое пари, не так ли, инспектор? Сколько там получилось?
Морили провел пальцем по своей черной бородке, прежде чем ответить:
– Пять тысяч долларов, мистер Инглиш.
Инглиш улыбнулся:
– Так много?
– Мне кажется, да.
– Тогда я сейчас распоряжусь. Я считаю, что всегда надо платить долги. Я полагаю, вы предпочтете чек?
Инспектор промолчал.
Инглиш снова обратился к внутреннему телефону:
– Гарри, не занимайтесь комиссионными, о которых я вам говорил. Я сам сделаю.
– Хорошо, мистер Инглиш.
Инглиш встал и направился к несгораемому шкафу.
– У вас четко поставлено дело, мистер Инглиш, – заметил Морили.
– Спасибо за комплимент, – сухо проговорил Инглиш. Он открыл шкаф, вынул оттуда две пачки банковских билетов и бросил их на письменный стол. – Вы предпочитаете наличными? Что ж, пожалуйста. Я не прошу у вас расписки.
Морили взял деньги и пересчитал, прежде чем сунуть их в карман.
Инглиш вернулся на свое место за письменным столом и пристально посмотрел на инспектора.
– Вдруг помощник прокурора не доверится вашему рапорту? – сказал он. – Он может послать кого-нибудь обследовать помещение Мэри Сьюит, и тот, возможно, сумеет обнаружить пятно.
Морили улыбнулся.
– Это, может быть, и нечестно с моей стороны, – смущенно сказал он, – но я утверждаю, что услуга, которую я вам оказываю, стоит этой цены. Пятна больше не существует. Я уничтожил все, – он подошел к двери. – Ну что ж! Я не стану вас больше задерживать. Мне необходимо поехать в комиссариат и написать рапорт.
– До свидания, инспектор.
После ухода Морили Инглиш глубоко вздохнул.
– Проклятие какое-то! – проворчал он вполголоса. – Это ведь настоящий шантаж. Вот подонок.
Инглиш с порога ресторана увидел сенатора, одиноко сидящего в углу. Лицо его выражало нетерпение и недовольство.
Сенатору Генри Бомонту исполнилось шестьдесят пять лет, он был маленьким и тщедушным. Его морщинистое лицо имело цвет старой дубленой кожи, а серые глаза глядели по-молодому пронзительно.
Обладая невероятной амбицией, он надеялся когда-нибудь сесть в президентское кресло. Свою карьеру он начал мойщиком бутылок в трактире и сумел извлечь из этого выгоду. В награду за услуги, оказанные им во время войны, ему поручили пост администратора в управлении дорог и мостов. Тогда он и встретился с Инглишем, который мечтал пустить в ход свою гироскопическую буссоль. Бомонт познакомил его с деловыми людьми, и благодаря этим знакомствам Инглишу удалось наладить дело.
Когда Инглиш обосновался в Эссекс-Сити, он вспомнил о Бомонте и предложил финансовую помощь в случае, если тот захочет выставить свою кандидатуру на пост судьи. Бомонт воспользовался предложением, представившейся возможностью и благодаря деньгам Инглиша добился своего.
Но через шесть месяцев должны были состояться перевыборы. Их результаты представлялись далеко не очевидными. Оппозиция, побежденная в прошлый раз, была не сломлена.
Сенатор приподнялся, приветствуя Инглиша.
– Я уж думал, что вы вообще не придете, – упрекнул он хорошо поставленным голосом и сел.
– Меня задержали, – Инглиш не стал вдаваться в подробности. – Что будем есть?
Пока сенатор составлял свое меню, метрдотель сунул в руки Инглишу конверт.
– Это письмо пришло для вас десять минут назад, мистер Инглиш, – шепнул он.
Инглиш поблагодарил, заказал бифштекс с зеленым горошком и бутылку вина, потом вскрыл конверт.
«Все идет хорошо. Корина отлично сыграла свой номер. Вердикт: самоубийство на почве нервного кризиса. Больше нечего опасаться. Сэм».
Инглиш сунул письмо в карман, и на лице его появилась жесткая улыбка.
Как только метрдотель отошел от стола, сенатор спросил:
– Что за история с вашим братом? Что же это он сделал, Бог мой?
Инглиш поднял на него удивленный взгляд, будто Бомонт тревожился о чем-то несущественном.
– Вот уже много месяцев Рой жил на нервах. Я предупреждал его, что он слишком много работает. И вот нервы не выдержали… Он предпочел легкий путь.
Щеки сенатора налились кровью.
– Рассказывайте другим эти глупости, – сказал он, не повышая, однако, голоса. – Рой никогда в жизни ни одного дня не работал. Говоря о шантаже…
Инглиш пожал плечами и проговорил безразличным тоном:
– От него следовало ожидать чего-то подобного. Слишком многие будут рады устроить скандал… Рой покончил с собой потому, что у него возникли осложнения в делах, вот и все.
– В самом деле? – Бомонт наклонился вперед, насмешливо глядя на Инглиша. – Я слышал, что он заставил одну женщину «петь» и что у него должны были отобрать лицензию. Это правда?
– Совершенно верно, но никто не посмеет этого утверждать, если не захочет быть привлеченным мною к ответственности за клевету.
Бомонт откинулся назад. В его взгляде появилось восхищение.
– Это так? – все же спросил он.
Инглиш утвердительно кивнул.
– Комиссар полиции начал следствие. Я с ним говорил. Он не пойдет дальше, Бомонт.
Официант принес бифштекс. Сенатор подождал, пока он отойдет, и продолжал:
– Может быть, мне и нечего опасаться, зато вам есть. Это может взорвать весь замысел с госпиталем.
Инглиш поднял глаза от бифштекса.
– Что дает вам основание так думать? Если типы из комиссии воображают, что могут навредить мне, то они ошибаются.
– Послушайте, Ник, нужно быть благоразумным, – озабоченно проговорил сенатор. – Вам не удастся так просто выкрутиться. Неприятные для вас слухи не утихают, а вы знаете, каковы они там, в комиссии. Если я им скажу, что вы хотите назвать госпиталь своим именем, они пойдут в атаку.
– Тогда подождите, пока все уладится. Через несколько недель о нем забудут.
– Но собрание состоится на будущей неделе.
– Это вино замечательное, – сказал Инглиш, поднял бокал, пропуская реплику собеседника мимо ушей. – Вы должны его попробовать. Оно лучше вашего скотча.
– Я плюю на ваше вино, – взорвался сенатор, ерзая на стуле. – Нельзя задержать совещание. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
– И тем не менее оно будет задержано. Кто построил госпиталь? Кто финансировал? А это означает… что собрание может быть отложено. Я вам это говорю, я, и вы можете объявить это от моего имени.
Бомонт, словно ему стало душно, оттянул пальцем воротничок.
– Хорошо, попробую. Но я вас предупреждаю, Ник, что это произведет плохое впечатление. Рис, помощник прокурора, и члены комиссии вас не любят. Если они смогут доставить вам неприятность, они непременно это сделают, и тогда плакала ваша мечта о госпитале имени Инглиша.
Инглиш оттолкнул тарелку и, достав портсигар, протянул его Бомонту.
– Все может быть, – не успокаивался тот. – Но я связан с вами, и, сами понимаете, если с вами что – нибудь случится, это может отразиться на мне. Я не могу позволить себе рисковать, даже в угоду вам.
– Не беспокойтесь обо мне, Бомонт, – спокойно проговорил Инглиш, – я достаточно силен, чтобы защищаться. А с вами что? Вы боитесь?
Бомонт пожал плечами:
– Называйте это страхом, если вам нравится. Вы уверены, что уже урегулировали эту историю с самоубийством?
– Эту да, но завтра в газетах появится другая. У Роя была секретарша, некая Мэри Сьюит, она тоже покончила с собой вчера вечером.
Глаза Бомонта едва не вывалились из орбит.