– Элка, иди сюда! – громогласно позвала она ее уже оттуда. – Разговор есть.
Эльмира раздраженно отшвырнула от себя пульт телевизора. Свесила ноги с дивана, на котором пролежала с тех самых пор, как захлопнула за Данилой дверь. И голосом, лишенным каких бы то ни было признаков гостеприимства, пробурчала:
– Чего приперлась?
Зойка услышала, но не обиделась. Пустив полным напором воду в раковину и загромыхав там чем-то, она принялась напевать себе под нос, отчаянно при этом фальшивя. Потом, не дождавшись появления упрямой подруги, прервала на мгновение песнопения и прокричала:
– Иди, иди сюда, соня. Я сейчас пельмешек отварю. Покушаем и поговорим...
Говорить Эльмире совершенно не хотелось. Мало того что после визита соседа в душе остался горький осадок, так назавтра намечалось мероприятие, которое приятным вряд ли бы кто назвал...
Девушка, как могла, сопротивлялась желанию друзей покойных родителей устроить в ресторане поминальную годовщину их гибели. Но они были неумолимы.
– Мы помним их и любим до сих пор, – сурово оборвал все ее возражения Симаков Геннадий Иванович. – И мне непонятно твое нежелание присутствовать там. К тому же все расходы мы берем на себя, если тебя так волнует материальная сторона вопроса.
Ее не интересовали затраты. И совершенно не было понятно, для чего и для кого все это устраивается. Ну соберутся человек двадцать. Выпьют. Начнут вспоминать, может, кто-то даже всплакнет. Еще раз выпьют. Воспоминания пойдут повеселее. А когда выпьют по третьей, а затем и по четвертой, то сама причина застолья покажется столь незначительной, столь несущественной, что о ней просто-напросто позабудут, плавно переходя к проблемам дня сегодняшнего.
Этого Эльмира не хотела, а если откровенно, то и страшилась. Ей так вообще хотелось бы провести этот день в одиночестве, предаться воспоминаниям наедине с той щемящей тоской, что охватывала ее всякий раз при посещении кладбища.
Она мечтала уехать туда пораньше с охапкой любимых маминых цветов. Посидеть там на скамеечке. Мысленно поговорить с ними обо всем. Может, даже попросить совета. Ей очень хотелось верить, что они не совсем покинули ее, очень... И когда ей случалось бывать там одной, девушке казалось, что она слышит голоса родителей в шелесте листвы, в шуме ветра, в шорохе дождя...
Но одной ей удавалось выбраться туда нечасто. Все считали своим долгом сопроводить ее. Все были движимы какой-то понятной только им благородной идеей, с ее желаниями они совершенно не считались.
А теперь еще это нелепое мероприятие. Наверняка и Зойка заявилась с намерением провести дипломатические маневры на предмет ее эмоционального настроя...
Подруга вовсю хлопотала, накрывая на стол. В кастрюле булькала вода. На столе уже громоздился нарезанный тонкими ломтиками хлеб. В салатнице пестрел только что сварганенный салат из огурцов, помидоров и зелени. А в центре стола – невиданное дело – высилась бутылка шампанского.
– Проснулась? – обрадовалась непонятно чему Зойка, взяв упаковку пельменей за уголки и высыпая ее содержимое в кастрюлю. – Проходи, не стесняйся.
– Да ты знаешь, я не очень-то... – фыркнула Эльмира, тяжело опускаясь на стул у обеденного стола. – К тому же я не спала, а смотрела телевизор.
– Да? А что там?
– Да так... – неопределенно протянула девушка, поражаясь тому, что даже не помнит, что смотрела, хотя таращилась на экран добрых три часа. – Ерунда одна. А ты, кстати, чего это такая развеселая? Случилось что?
Зойка проигнорировала подозрительный прищур глаз подруги, деловито помешивая пельмени в кастрюле и пробуя воду на предмет солености.
– Зойка, – повелительно окликнула ее Эльмира, почти окончательно утвердившись в своих подозрениях. – А ну посмотри на меня!
Подруга помешкала с минуту. Выключила газ. Разложила пельмени по тарелкам и лишь затем с совершеннейше счастливым видом повернулась к Эльмире.
– Кушать подано! – провозгласила она, старательно пряча глаза за стеклами очков.
– Та-ак! Опять... Кто на этот раз? Программист из холдинговой компании или астронавт с невероятнейшей миссией на Марс? А, поняла! – не переставая кривляться, продолжила Эльмира. – Он – поэт... Или писатель...
– Или писатель, – разулыбалась совсем уж по-глупому Зойка, с грохотом поставив тарелки на стол.
– Что?! Правда?! Писатель?! – От неожиданности Эльмира даже привстала со своего места. – Ты совсем рехнулась или как?!
– Или как! – Подруга совершенно по-идиотски хихикнула, прикрыв рот ладошкой.
Подумать только – ни тени смущения или угрызения совести. Можно было подумать, что это не она не далее как вчера рыдала на ее плече и проклинала свою несчастную женскую долю.
– Ты – дура! Теперь я понимаю, зачем на столе вино. Но знаешь, за этот тост я выпью до дна. – Тонкие крылья носа Эльмиры затрепетали от еле сдерживаемого чувства ярости. Казалось, еще немного, и она обрушится на подругу с кулаками. – Пьем за таких прекрасных дур, как ты! За Зойку-дуру!..
Эльмира с невиданной прежде силой откупорила бутылку, произведя оглушительный хлопок и не пролив ни капли, чем снискала одобрительный возглас подруги. Разлила игристое вино по фужерам и, искря взглядом, выпила шампанское, повторив еще раз для убедительности:
– За тебя, идиотка!
Зойка, удивив ее непомерно своей неслыханной ранее покладистостью, молча выпила вино, лишь сдавленно пробормотав при этом:
– Будь хотя бы последовательна, дорогая. То за дуру, то за идиотку...
Эльмира оставила ее реплику без ответа, с аппетитом набрасываясь на пельмени. Салат тоже пришелся кстати. Она совершенно забыла, что, кроме утреннего кофе, у нее в желудке не было ничего. Потом, правда, ее затопила волна злости на обнаглевшего донельзя шефа, рискнувшего притиснуть ее к двери своего кабинета и запустить ей руку под юбку. Но после того как она подбросила колено, впившись им тому в пах, желчи этой несколько поубавилось.
– Ты уволена, – просипел ее шеф, обхватив обеими руками свое причинное место. – Сучка!
– Сам козел, – кротко улыбнулась Эльмира в ответ, хватаясь за ручку двери. – Я и сама, кстати, давно хотела уйти. Сил больше нет барахтаться в этой зловонной луже...
– Эй... Где ты? – Зойка водила растопыренной пятерней перед ее глазами, другой рукой пододвигая к ней бутерброды с колбасой (когда только успела настрогать?). – Чего гоняешь?
– Ничего, – тяжело вздохнула Эльмира, хватаясь за колбасу. – Обо мне потом. Давай-ка о твоем писателе поговорим.
– Давай... – Зойка радостно заерзала на стуле, окончательно утвердив Эльмиру во мнении, что у нее определенно что-то случилось с головой.
– Ты понимаешь, что это самая ненадежная, самая нищая и самая капризная подгруппа из всего семейства самцов?
– Ага, понимаю... Хотя насчет нищеты – это вопрос спорный...
– Если все предыдущие персонажи уходили от тебя кто с чем, включая макароны и банку сгущенки, то этот проглотит тебя, идиотка! Ты это понимаешь?! Он уничтожит тебя! Проглотит, перемелет своими писательскими жерновами ненасытными, высосет из тебя весь мозг и выплюнет, опустошив на всю оставшуюся жизнь... Люди творчества, это же...
Эльмира на мгновение замолчала, стараясь перевести дыхание и справиться с негодованием, и Зойка тут же воспользовалась предоставившейся ей паузой.
– Остынь, подруга, – вновь глупо хихикнула она, старательно пережевывая третий по счету бутерброд. – Он – банщик.
– Что?!
– Точнее – массажист. Ну и, попутно...
– Хлещет по задницам... По жирным обрюзгшим задницам местных нуворишей! – перебила ее Эльмира, отчаянно замахав на подругу руками. – Ты еще глупее, чем я думала!
Зойка тут же вскочила со своего места и принялась метаться по кухне-столовой, приводя огромнейшее количество доводов в пользу этой нужной, хотя и не такой почетной профессии.
И чего только не довелось услышать в эти несколько минут бедной подруге! И не понимает-то она в мужчинах ничего. И ровным счетом ничего не смыслит в ремеслах, которые в современном мире котируются ничуть не ниже многих других. И вообще она совсем ничего не знает об отношениях полов, и не ей давать советы...
– Все? – коротко поинтересовалась Эльмира, когда Зойка выдохлась и, с шумом выпустив из себя воздух, опустилась на свое место.
– Все!
– Ладненько... Где ты хоть с ним познакомилась-то, чудо гороховое? Что ты о нем знаешь? Кто его родители, его окружение ближайшее? Кто его друзья? Небось опять иногородний, без жилья и без прописки. Наверняка прильнул к твоему надежному плечу, всплакнул, пожаловался на жену-стерву, которая выставила его с одним чемоданом трусов и носков рваных. Ты и прониклась. Тем более что наверняка массаж был непростым и закончился не через пятнадцать положенных минут, а намного позже...
Зойка угрюмо молчала, скатывая из хлеба шарик и оставляя им на полированной поверхности стола зигзагообразные матовые полосы.
