— Терпеливо слушаю.
— Бомба эта не простая, а очень и очень опасная, одна из тех страшных бомб, на какие была способна фантазия ученых вашего хваленого гитлеровского вермахта… — Фред осекся на полуфразе: он вспомнил, что Стивенсон всегда приходил в ярость, когда ему напоминали его нацистское прошлое и то, что он — немецкий эмигрант, удачно улизнувший из Берлина за два дня до его падения.
— Что это значит, объясни. Я совершенно не знаком с пиротехникой.
— А это значит, что бомбу обезвредить нельзя. У нее есть специальное устройство, которое непременно и моментально срабатывает при извлечении из бомбы взрывателя. Короче говоря, группа военных пиротехников гражданской обороны готовит бомбу к взрыву на месте. Эта информация мне стоила больших усилий. — Фред прошел в коридор и достал из чемодана пакет, в котором лежали фотографии. — Полюбуйся. — Фред вытряхнул из конверта фотографии и веером рассыпал их на столе. — Ты только вглядись в лица этих солдат. Уже начались работы для подрыва этой могучей бомбы. По моим расчетам, взрыв на долгое время совершенно выведет из строя большой район Смольного и оставит одни мелкие обломки от типографии газеты «Правда». — Фред бросил на Стивенсона колючий взгляд: — Что же ты не пьешь, айсберг?! Неужели и это не радует тебя?! — При виде подчеркнуто спокойного лица Стивенсона Фред уже начал сердиться: — Что, и сейчас твоя некогда пылкая фантазия спит в объятиях жены?
— Или я устал, Фред, или ты слишком туманно выражаешься. Ну, взорвется эта бомба, ну, повредит она здания в районе Смольного, ну, останутся руины на месте типографии «Правды»… ну, еще что-нибудь выведет из строя этот гигантский взрыв… Все это я понимаю. Не понимаю главного: где та изюминка, которую ты обещал мне извлечь из этой огромной черствой булки? — Стивенсон встал и откинул тяжелую штору.
Фред снова налил рюмку и снова выпил один. В его черных глазах влажными отблесками отражались огни хрустальной люстры. Щеки зарозовели. Выражение беспечного благодушия на лице сменилось сосредоточенной суровостью, отчего тридцатилетний Фред в эти минуты выглядел старше своих лет. Он встал и, скрестив на груди сильные руки, бесшумно зашагал по просторной гостиной вдоль длинного стола.
— Представь себе, Джозеф, что мы находимся на школьном уроке. Ты ученик, а я — твой учитель.
— Ставь задачу, — входя в игру, хмуро отозвался Стивенсон. Он всегда ценил в Эверсе мужество и ум, отмеченный необоримой логикой.
— Дано: почти под стенами типографии коммунистической газеты «Правда» накануне ноябрьских праздников или даже в день этого самого революционного праздника у русских взрывается фугасная авиабомба огромной разрушительной силы.
Фред замолк и, что-то сосредоточенно обдумывая, начал вышагивать вдоль длинного стола.
— Что требуется доказать, учитель? — тихо спросил Стивенсон.
— Требуется доказать… требуется доказать, — с каким-то особым ударением дважды повторил Фред и остановился посреди комнаты. — За это предложение я потребую настоящую плату.
— Я спрашиваю: что требуется доказать, учитель?! — с нотками начальственной строгости проговорил Стивенсон и выпил коньяк.
— А теперь слушай, что требуется доказать. — Заложив руки за спину, Эверс стоял перед Стивенсоном и смотрел на него в упор. Взгляд его был жесткий, дерзкий. — А доказать требуется то, что в ноябрьские праздники взорвалась не немецкая авиабомба, сброшенная с самолета много лет назад, а бомба, подложенная под стены типографии «Правды» и под коммуникации, ведущие к Смольному, кем-то из русских… Ну что? Что ты молчишь?
На лице Стивенсона застыла скорбная гримаса.
— Своей выдумкой, Фред, ты переплюнул самого барона Мюнхгаузена.
— Что? — как ужаленный почти вскрикнул Фред.
— Все это — детский лепет. Бомба обнаружена. Она уже сфотографирована. По ее обезвреживанию ведутся работы.
Фред медленно опустился в мягкое кресло и продолжал таинственно, почти шепотом:
— Милый Джо, ты только представь себе, как сразу же, через полчаса после этого гигантского взрыва, «Голос Америки» поведает об этом всему миру… Этой лжеинформацией, которую подхватит ряд государств, мы внесем большую сумятицу в умы всех тех людей мира, которые обращают с надеждой свои взоры к Москве и к политике Московского Кремля. Вот что требуется доказать, мой терпеливый ученик. Задача ясна? — Фред протянул руку к бутылке, но ее твердо отстранил Стивенсон:
— До тех пор пока эта сверхсекретная информация не уйдет куда следует, мы не выпьем ни рюмки! — Стивенсон поставил коньяк в бар и закрыл его на ключ.
Тон, которым были произнесены последние слова Стивенсона, убедил Фреда. Он был доволен впечатлением, произведенным на Стивенсона его планами, ради которых он ранее обусловленного срока вернулся из Ленинграда.
— Задача разрешима? — спросил Фред.
— Задача нелегкая, но… попробуем. И при одном условии: если за ее успешное решение ученик и учитель будут вознаграждены по-королевски. Клевета — опасное оружие. — Стивенсон поднял свой тяжелый взгляд на Эверса: — Скажи мне, Фред, только одно: бомба обязательно взорвется там, где она обнаружена?
— Если она не взорвется там, ты можешь столкнуть меня с седьмого этажа, прямо из окна твоего номера.
Стивенсон подошел к Эверсу, положил на его плечи свою тяжелую руку и крепко, как старший брат младшего, обнял:
— Я давно говорил тебе, Фред: ты далеко пойдешь.
— Спасибо, мой друг. Только в качестве аванса за королевские гонорары я прошу совсем немногое — еще одну рюмку.
Стивенсон решительно покачал головой:
— Послушаемся на сей раз мудрых римлян: Odum post negotium[1]. А русские на этот счет говорят еще точнее: кончил дело — гуляй смело.
Огромные часы, стоявшие на полу в простенке между окнами, печально пробили восемь раз.
Ноябрьская предпраздничная Москва жила своей жизнью. Начинался напряженный трудовой день большого города.
Радиограмма была расшифрована глубокой ночью. Капитан Скатерщиков отпечатал ее на машинке и, передавая начальнику отдела, высказал свое мнение:
— Думаю, что об этом следует срочно поставить в известность штаб гражданской обороны. Если они смогут принять все необходимые меры предосторожности, чтобы взрыва не произошло, — это будет огромный просчет иностранной разведки.
Начальник отдела внимательно прочитал текст расшифрованной радиограммы, которая была перехвачена три часа назад.
— А если сделать уже ничего нельзя и бомба взорвется, разрушит типографию «Правды» и причинит огромные бедствия центральному району города? — Уже немолодой полковник устало посмотрел на капитана и, словно думая о чем-то своем, второстепенном, вдруг встал из-за стола и подошел к окну, вглядываясь в ночную Москву. — Летная сегодня погода? Не подведет?
Опережая ход мыслей своего начальника, капитан ответил:
— Полчаса назад я звонил на аэродром. Самолеты из Ленинграда и в Ленинград летают.
Полковник вернулся к столу и, еще раз пробежав глазами текст радиограммы, пристально, сквозь прищур, который четче обозначил вспорхнувшие от глаз морщинки, посмотрел на капитана:
— Кого из наших рекомендуете послать в Ленинград на помощь?
— Могу поехать я. Можно послать Калашникова или Тюленева. Это, пожалуй, самые подходящие кандидатуры. Тюленев в прошлом сапер, Калашников в курсе всей разработки операции.
— Когда Калашников из Ленинграда?
— Сегодня утром. Он очень устал.
— Может быть, сами? — Виноватая улыбка на худощавом лице полковника еще резче подчеркнула, что этот человек устал не только от напряженного труда последних суток, но и от всей той огромной и нервной работы, которой он долгие десятилетия отдавал свои силы.
— Я только что звонил жене и на всякий случай предупредил, что, не заезжая домой, утром, с первым рейсом, вылечу в Ленинград.
— Отлично. Из Ленинграда звоните мне как можно чаще. Не теряйте из поля зрения этого красавчика Фреда Эверса. Он может быть завтра там.
Капитан посмотрел на часы:
— Может быть, я все-таки успею заскочить на полчаса домой? Может случиться, что в Ленинграде придется пробыть дольше, чем мы предполагаем.
— Введите в курс деле очередного дежурного штаба гражданской обороны. Если будет в запасе время — располагайте собой по собственному усмотрению. Главное, чтобы вы утром, к началу работ, были уже на месте.
— Сейчас там идут земляные работы. Военные возводят защитный вал для ограничения действия взрыва на случай, если взрыватель сработает.
Полковник некоторое время молчал, глядя на капитана Скатерщикова, потом сказал:
— Желаю вам доброго пути. — Он медленно встал из-за стола, протянул руку капитану. — Звоните. Если нужна будет помощь — дайте знать.
