октябре, – сказал он, отвечая на повисший между нами немой вопрос. – Когда я приехал в Кливленд сделать ту фотографию.
Наше первое свидание…
Мне почудилось, что Говард хочет что-то добавить – что-то очень важное и, вне всякого сомнения, неприятное для меня.
Я плюнул ему в лицо.
Он медленно выпрямился, с плевком, ползущим по щеке.
– Ты спрашивал, что за озером. Не хочу, чтобы между нами оставались секреты. Ты не доживешь до утра. Больше никаких секретов.
И, вытащив из сумки, Говард бросил мне ворох одежды.
* * *
Виски плескался в желудке, желваки сводило, меня тянуло на рвоту. Руки были стерты лопатой, на распухших запястьях – следы от веревки. Я мог пересчитать свои ребра, а джинсы, которые раньше были мне в самый раз, теперь болтались на бедрах, так что я затянул ремень потуже.
Застегивая пуговицы не на те петли, я затуманенным взором различил, что это одна из шерстяных рубашек Холта. Тут-то я и бросил взгляд на свою грудь. До этого мне не приходило в голову разглядеть, над чем же он трудился. А я помнил (насколько вообще можно что-либо запомнить, когда испытываешь невероятную боль), что рука Говарда подчинялась некой цели. Он не просто кромсал, а что-то… выводил. Чертил. Писал. Потом закрыл все газовой горелкой.
Кажется… кажется, это была перевернутая буква «д»… Еще там были «о», «е»…
Нет, я не могу сейчас с этим разбираться, просто не могу.
– А куртка? – прохрипел я.
Говард взглянул на меня безразлично. Мне показалось, что по его лицу скользнуло выражение злой насмешки. Или отвращения? И вдруг болезненная, тоскливая мысль: «Все это уже было».
Красные буквы – двери, которые оставались надежно запертыми на протяжении долгих лет, теперь открывались…
Что-то всегда откликалось во мне при виде крови. Я был в кофейне кампуса после небольшого перепихона с Джиной на заднем сиденье машины, ее запах все еще на мне, когда в кофейню вошла Вивиан.
Последний олень, которого я убил… Я не пил несколько недель и искал что-то, что заставило бы боль уйти. Отправился на охоту и подстрелил крупного самца. Вывалив внутренности, белесые и натянутые, как грунтованные холсты, на палую листву, я почувствовал запах крови. Мое сердце забилось чаще, я вспотел. Но это не был страх. А радостное возбуждение – ярче и острее, чем при виде бутылки или обнаженной Вивиан. Жертвы, женщины, хищники, охотники. Я вырезал его сердце, получая удовольствие в процессе. Но, вернувшись в машину, понял, что оставляю пятна, опустил зеркало заднего обзора и увидел… увидел всю ту кровь.
Ты можешь ненавидеть игру, но не игроков.
Есть разные типы пьяниц. Те, кто начинает клевать носом. Те, кого алкоголь делает веселым и добродушным. Как и Джеймс, я был злым, агрессивным алкашом. Никто из нас никогда не отказывался от хорошей драки. Мы начали со словесной перепалки, которая уступила место грязным личным оскорблениям и вылилась в физическую расправу.
Нет, все было не так.
В тот вечер все было иначе.
Мы вышли из бара в половине восьмого и шли по парковке. Снег падал в свете фонарей. Скоро Рождество. Была моя очередь сидеть за рулем (с выездом на скоростное шоссе), поэтому я выпил вполовину меньше.
Джеймс спросил, что у меня с Джиной. Я сказал, что мы по-прежнему находим точки соприкосновения и стал совать указательный палец в кулак. Я думал, он улыбнется, однако он помрачнел.
– Дэн, ты мой лучший друг, я всегда поддерживал тебя во всем… Но, черт, в последнее время ты как с катушек сорвался.
– Да ладно тебе, Джимми.
– Как же Вивиан?
– Одно другому не мешает.
Джеймс на автомате доковылял до темно-серого «Форда Мустанг Шелби» 1967 года выпуска, моего свадебного подарка для мистера и миссис Джимми Холл.
– Послушай, – от Джеймса разило виски, черные волосы растрепаны, светло-голубые глаза налились кровью, – она еще несовершеннолетняя.
– Ей вот-вот исполнится девятнадцать, – возразил я.
– Девятнадцать! Ты не можешь крутить с двумя.
– Моей любви хватит на двоих. Кроме того, Джина знает о Вивиан.
– А Вивиан знает, что ты изменяешь ей с девушкой-подростком?
Я развел руками, усмехаясь, и покачал головой.
– Вивиан – прелесть. Я тебе говорил, что я у нее первый?
Джеймс в упор смотрел на меня. Когда он снова заговорил, в его горле что-то перекатывалось:
– Джина надеется, что в итоге ты останешься с ней.
– Черт возьми, она не может быть такой дурой.
– Она моя сестра!
– А Вивиан – моя будущая жена. Я собираюсь сделать ей предложение, уже выбрал кольцо. Но, если хочешь, можешь трахнуть ее. Видишь, я умею делиться. Кроме того, это даже не будет считаться изменой: Вивиан – типаж Элизабет. При одном условии, – я похлопал его по плечу, – я должен это видеть.
Джеймс отшатнулся, его лицо напоминало маску, а в глазах застыла злая насмешка. Или отвращение? Мое сердце забилось сильнее.
– Оставь Джину в покое, – сказал он с таким видом, будто мог бы сказать еще многое, но сдерживался.
– Уверен, она этого не хочет.
– Она больше не знает, чего хочет. Ты запудрил ей мозги.
– Не только мозги. Кстати, у нее довольно агрессивные сексуальные фантазии. Ей нравится, когда я беру нож. Признавайся. – Я подался вперед, усмешка примерзла к моим губам. Красные буквы требовали крови. – Ты когда-нибудь фантазировал о ней? Я хочу сказать, ты видел, какая у нее задница? Может, я так бешу тебя, потому что опередил тебя? С этой маленькой глупой…
Джеймс ударил первым. Мы обменялись ударами, чего с нами никогда прежде не случалось. Вернее, не так, не взаправду.
Минуту мы стояли, прожигая друг друга взглядами.
– Пошел ты к черту со своими комплексами, эгоцентричная скотина, – качая головой, тихо произнес Джеймс.
Я по-прежнему ухмылялся, чувствуя, как кровь из разбитого носа бежит по губам и окрашивает мне зубы. Я сказал: «Ты еле держишься на ногах, я отвезу тебя домой». Нет, я сказал: «Почему бы тебе просто не умереть? Все равно краше в гроб кладут».
– Митчелл, вернись! – крикнул Джеймс. – Ты не можешь вот так взять и уйти!
Не оборачиваясь, я небрежно вскинул средний палец, сел в машину и уехал, оставив его растерянно ронять и поднимать ключи.
* * *
Что-то двигалось в коридоре, какая-то теплая тяжелая масса. Я продолжал идти, и тогда она сначала бросила меня в стену плечом, потом прижала к полу.
– Как поистине трагично. Дэниел, ты безобразно пьян и еле держишься на ногах.
– Заткнись!
– Я начинаю сомневаться, что ты дойдешь.
– Закрой пасть!
Придерживаясь за стену, я поднялся на ноги. Обычно
