что дальше будет только хуже. Он не молод, и надо признать, что уже не так быстро соображает. Не потому ли Орлов постоянно подсовывает ему в помощь прокуратуру, что раньше было нонсенсом? Или просто время такое, когда преступления стали другими?
Гуров очнулся. Долецкий неожиданно запел. В ухо Льва Николаевича лилась тихая песня на английском языке, мотива было не разобрать, но сам голос был очень и очень неплох. Лев Иванович поднялся со стула, опустошил пепельницу в мусорное ведро и посочувствовал миру оперы: такие голосовые связки профукали!
Долецкий перешел на прозу.
– Я душу хотел излить, гражданин полковник, – произнес он и шумно задышал в трубку. – Вы не отталкивайте меня. Я виноват, но вы не отталкивайте.
«Началось в деревне утро», – подумал Гуров, отправляя в мусор остатки бутербродов и гору использованных чайных пакетиков.
– Я слушаю, Алексей, но сейчас половина первого ночи, – намекнул он.
– А я недолго.
– Поверю. У меня все равно нет выбора.
– Вот именно, Лев Иванович. Потому что я никому не говорил того, что вы не знаете… прошу прощения.
– Слишком много «я», Алексей. Меня на вас не хватит.
– А я недолго.
Гуров был вынужден прослушать мини-аудиоспектакль, состоящий из шумовых эффектов: главный герой наполняет стакан и выпивает его. Слышимость была превосходной. Гуров пожалел, что не оглох.
– Навалились проблемы, – печальным голосом произнес Долецкий. – Все очень сложно. Вы, наверное, мне не верите?
– Для начала расскажите хоть что-нибудь, – посоветовал Гуров.
– Я изменил жене. Вот так-то.
– Вы уже как-то намекали на это.
– Не припомню такого, – с подозрением отметил Долецкий. – Это когда было?
– Послушайте, Алексей, – устало сказал Гуров в мобильник, присаживаясь на край стола. – Давайте завтра поговорим, а?
Долецкий замолчал. Лев Иванович взмолился, чтобы он повесил трубку и отправился спать. Завтра вспомнит о своих ночных откровениях и начнется вторая серия. На этот раз он станет оправдываться, что-то объяснять и извиняться.
– У меня мог бы быть второй ребенок, – выдал Алексей. – От той, с кем я изменил супруге.
– Вы уверены?
– Нет, – погрустнел Долецкий. – Просто вспомнил, что я плохой человек.
Вот об этом Льву Ивановичу совсем не хотелось знать. Тем более сейчас, когда все его мысли заняты реально существующим ребенком Долецкого.
– Я рад за вас, – проговорил Гуров. – Извините, мне нужно идти. Можете позвонить мне завтра?
– Я позвоню.
– Буду ждать. Спокойной ночи.
Он отключил связь и положил телефон на стол. Некоторое время смотрел на него, ожидая повторного звонка Долецкого, но этого не произошло. Тогда Лев Иванович с чистой совестью приоткрыл форточку и вышел из кабинета.
– Лев Иванович, зайдите к Петру Николаевичу, – попросила Вера, заглянув в кабинет. – Просил побыстрее. Фу, ребята, вы что, ночевали тут?
– Ты о чем? – не понял Стас.
– Накурено-то как.
– Сегодня никто не курил, а вот вчера до полуночи было дело, – признался Стас.
– Влетит от пожарных, – напомнила секретарь Орлова. – Не задерживайтесь. Он просил побыстрее.
Петр Николаевич Орлов напоминал самый спелый фрукт в подарочной корзине. Он выглядел свежо, несмотря на то, что с раннего утра успел побывать на заседании в министерстве, разобрать тонну входящей документации. Заметив помятый вид Крячко, он хмыкнул и указал сыщикам на свободные стулья. Те уселись, и Стас плюхнул перед собой стопку бумаг.
– Это что ты сюда принес? – поинтересовался Орлов.
– Это отчеты по каждому, о ком нам сообщили за вчерашний день, – объяснил Стас.
– А чего так много? – удивился Орлов.
– Их не много, – сказал Гуров. – Просто мы решили написать отчет подробно. Данные о заявителе, данные о ребенке, данные о членах семьи. В этом есть свой резон, согласись, Петр Николаевич? Потому что а вдруг что-то произойдет? А у тебя уже и адресок на клиента имеется, и сведения из базы данных есть.
– Хорошее дело, – протянул Орлов.
Крячко выдохнул.
– Полагаю, никаких новостей нет, – то ли спросил, то ли резюмировал Петр Николаевич.
Гуров отрицательно покачал головой.
– День только начался, – пожал плечами Стас. – Резонансное дело-то.
– По-моему, с вами такое впервые, – тяжело посмотрел на сыщиков Орлов.
– Что именно? – спокойным тоном спросил Гуров.
– Третьи сутки с момента совершения преступления, а никаких зацепок.
– Ну почему же никаких? – не согласился Гуров. – Зацепки были, только вот оказались ложными. Я об этом в отчете написал.
– Прочел я твой отчет, – буркнул Орлов. – Все прочел и с Игорем Федоровичем поговорил.
– Теперь я спокоен, – едва заметно улыбнулся Гуров. – Он с нами с самого начала этим делом занимается. В курсе всех подробностей.
– Иногда я скучаю по девяностым, – мечтательно проговорил Стас, глядя на бумаги, которые принес с собой. – Писанины тогда было больше, зато мы точно знали, кто и кого замочил.
– Людей тогда тоже похищали, – напомнил Орлов.
– Но не тянули с требованием выкупа, – парировал Стас. – Ребусы не подкидывали, вот я о чем.
– А если «глухарь»? – вкрадчиво спросил Петр Николаевич.
– Не похоже, – поднял на него глаза Гуров.
– А на что тогда это похоже?
Лев Иванович вышел через задний вход, где располагалась импровизированная курилка. Образовалась она здесь спонтанно, и курили здесь сотрудники, когда не успевали уйти на полноценный перерыв. Лев Иванович как-то позабыл про это волшебное место, а теперь вот вспомнилось очень кстати.
С неба сыпался мелкий дождь, больше похожий на мокрую пыль. Температура воздуха прошлой ночью впервые опустилась ниже нуля. Осень все еще держалась. В народе начинали поговаривать о первом снеге. Гуров закурил и, подумав, встал ближе к стенке, таким образом оказавшись под нешироким навесом – кончик носа все равно остался под дождем, зато спина оставалась сухой.
Он тщетно ожидал утренних извинений от проспавшегося Алексея Долецкого. Он был уверен, что тот появится, но этого не произошло. Лев Иванович был рад такому положению вещей, но вчерашний разговор все-таки вспомнился. Он не осуждал Алексея. В конце концов, Гуров не был в курсе сложившейся ситуации, а вырывать что-то из контекста дело неблагодарное. С другой же стороны, какой еще может быть ситуация, если и так все ясно: Долецкий сходил налево, имея штамп в паспорте. Какими могут быть оправдания? Нет их. Не придумали еще.
Гуров смотрел в тусклое серое небо, курил и вдруг вспомнил о своих чувствах. На душе мигом стало паршиво. Кольнуло даже где-то в сердце, потому что он вспомнил Викторию Сергеевну. Он еще не разобрался в ее поведении, да и в своем запутался, но уже понимал, что между ними начинается то, к чему он совершенно не готов. Руки связаны. У него Маша. Он представил, что он и Кораблева вместе. Вот так скоро, без подготовки. Как
