Послышался негромкий стук в дверь. Она хотела притвориться, что еще спит, но услышала собственный голос, сказавший «да». Когда вошла мать, у Полли закружилась голова и задрожали ноги.
— Милая, я принесла тебе чай. Не хотела, чтобы ты вставала.
— Хорошо. — Полли посмотрела на лицо Кейт и тут же отвела глаза. Мать выглядела постаревшей. Ее веселый тон был деланым, голос срывался.
— Примешь ванну?
— Да, — сказала Полли. — Спасибо. — Это позволит отсрочить разговор. Как странно и грустно, что больше всего на свете она боится посмотреть в глаза собственному отцу. Она любила мать (вот и еще одно внезапное открытие), но здравый прагматизм Кейт означал, что ее труднее обмануть.
— Я принесу сюда лимонную вербену. И то, что ты сможешь надеть.
Полли немного посидела, а потом взяла чашку и пошла в ванную. Она сидела в круглом кресле и следила за тем, как вода текла из больших кранов в эмалированную ванну. Краны были тугие, и она с трудом вывернула их. Ванна стояла на львиных лапах, позеленевших от старости. Она осторожно перелезла через борт, легла в воду и стала рассматривать собственное тело.
От нее остались кожа да кости. Запястье можно было обхватить большим пальцем и мизинцем, и еще остался бы зазор. Полли закрыла глаза и лениво задвигала руками и ногами, прислушиваясь к негромкому плеску. Потом сделала глубокий вдох, с головой погрузилась в ароматную воду и застыла, прочно оградившись от вида и звуков окружающего мира. Конечно, лишь на несколько секунд, но эффект был тот же. Все ее беды куда-то уплыли. Она находилась на дне океана. Но это продолжалось недолго.
Мать выглядела больной. Вчера Мэллори сходил с ума от тревоги. Но опустошающего гнева и осуждения, которые снились Полли в кошмарных снах, не было. Из этого следовало, что они еще не знали о пропавших деньгах. Выходит, Деннис ничего им не сказал?
Полли не могла в это поверить. Он должен был вспомнить ее визит. Вспомнить, как отчаянно ей хотелось добраться до своего наследства, и обо всем догадаться. Сначала он попытался бы поговорить с ней, потому что был честным и добрым человеком, хотя она считала его старым и косным. Господи, почему она не воспользовалась возможностью рассказать ему…
Душераздирающий вопль заставил ее рывком сесть. На пороге стояла мать с охапкой одежды в руках. Они уставились друг на друга. Полли, с волос которой текла вода, была потрясена и напугана. Кейт побледнела как смерть. Обе заговорили одновременно.
— Извини… извини…
— Я в порядке. Честное слово.
— Как глупо. Извини. Я подумала…
— Все нормально.
— Ты выглядела… как Офелия.
— Нет.
— Ладно. Извини. Вот полосатое платье. Это все, что я…
— Подойдет. Спасибо.
— Я положу его на стул. И нижнее белье тоже.
Когда мать спаслась бегством, Полли вылезла из ванны и тщательно вытерлась. Надела чистые трусики и комбинацию, но не лифчик, который был ей слишком велик. Платье в белую и розовую полоску тоже было велико, но это не имело никакого значения.
Времени на туалет ушло много. Она воспользовалась зубной щеткой матери, не глядя в зеркало, собрала влажные волосы в подобие узла и босиком спустилась по лестнице.
Ей представилось, что родители сидят вместе и ждут. Притворяясь, что не ждут. В воздухе витает неловкость. Время для рассказа о том, что она сделала, неподходящее. Впрочем, подобрать время, которое для этого подходило бы, невозможно.
Кейт была на кухне одна и ставила подсолнухи в глиняную вазу. Когда Полли вошла, мать повернулась и улыбнулась дочери. Но удержать улыбку оказалось трудно. За ночь синяки под глазами Полли не стали бледнее. Платье висело на ней мешком, обнажая ключицы и лопатки, торчавшие, как крылышки.
— Садись завтракать. — Было почти двенадцать. — Или немного подождешь и выпьешь бульона?
— Где папа?
— В огороде с Бенни. Поливает овощи. Собирает фасоль для ленча.
— Хорошо. — Бенни… Как можно было забыть про Бенни? Она не сумеет признаться родителям в присутствии кого-то другого.
— Я сварила кофе. Или ты хочешь сок?
— Кофе, ма.
Когда Кейт вынимала из кофеварки ситечко, у нее дрожали руки. Ее много лет не называли «ма»… Достигнув подросткового возраста, Полли начала звать ее «Кейт», а потом вообще никак.
— Тост съешь?
— Может быть, позже. — Полли не ела несколько дней. То, что она не ощущала голода, было опасно. Но она знала, что не сможет проглотить ни куска, пока правда не выйдет наружу. При мысли об этом у нее сжималось горло. Когда она вытолкнет из себя ужасные слова, в воздухе будет стоять вонь.
— Привет, милая. — Вошел Мэллори, держа в руках охапку травы, салата и фасоли. Он двигался медленно и устало, но улыбался, пытаясь держаться непринужденно. — Как самочувствие?
Полли заставила себя ответить на его улыбку. Как и мать, он выглядел постаревшим. «Если они так переживали из-за того, что я ненадолго исчезла и заболела, что будет, когда они узнают, что я украла деньги и проиграла их, доверившись инсайдерской информации, то есть совершив двойное преступление?» — подумала Полли. Она ничего не могла им сказать. Просто не могла. Но что делать?
Может быть, промолчать? Никто не докажет. Она пробиралась в контору «Бринкли и Латам» под покровом ночи. Если ее кто-нибудь и заметил, то не знал, кто она такая. Может быть, ей удастся вернуться и все исправить. Забрать деньги с другого счета и как-нибудь перевести их на счет родителей. Ключи от конторы по-прежнему находятся у нее… Полли вынырнула из небытия и дала волю лихорадочному воображению. Кейт следила за ней с возраставшей тревогой.
Мэллори, стоявший к ним спиной и мывший в раковине салат, увидел подъезжавшую к дому машину и застонал.
— О нет! Только не это!
Через полчаса после посещения Барнеби «Бринкли и Латама» водителя компании «Такси Кокса», мистера Фреда Карбоя, удалось найти, не без труда убедить помочь полиции в проведении расследования и подтвердить показания мистера Аллибона.
Сержант Трой, во второй раз за день ехавший в Форбс-Эббот, украдкой покосился на шефа и убедился, что последние события сильно пошли ему на пользу. Достаточно было посмотреть на позу Барнеби. Главный инспектор сидел прямо, слегка подавшись вперед, и барабанил пальцами по коленям. Словно не мог дождаться, когда окажется на месте.
— Шеф, я тут кое о чем подумал. Точнее, о двух вещах.
— Поделись своими мыслями со мной, Гейвин. Сегодня мне везет.
— Во-первых, уборщица. Она работала как у Лоусонов, так и у Бринкли. У нее были ключи от его дома и от его конторы. Кроме того, именно благодаря ей Бенни Фрейл познакомилась с Авой Гаррет.
«Открыл Америку», — подумал Барнеби. Но он был настроен благодушно, а потому ответил просто:
— А вторая мысль?
— Помните, у Бринкли было на уме то, чем он хотел поделиться с Лоусоном?
— Но умер до того, как успел это сделать.
— Нам известно об этом только со слов Лоусона.
— Продолжай, — сказал главный инспектор.
— А вдруг они поговорили? Мы знаем, что Бринкли видел, как Полли Лоусон входила в контору. Видел, что в его кабинете зажегся свет. Неужели он не проверил счета, чтобы выяснить, что она сделала? Скажи Бринкли об этом кому-нибудь другому, она давно сидела бы за решеткой.
— Но из-за их дружбы…
— Продолжавшейся тридцать лет…
— Он решил поговорить об этом с ее отцом.
— Который убил его, чтобы защитить дочь.
Барнеби с облегчением откинулся на спинку сиденья.
— Да, сержант, я думаю, что это находится в пределах возможного.
Трой, несказанно довольный витиеватой похвалой, решился продолжить.
— Это означает, что они ни при каких обстоятельствах не дадут нам ее лондонский адрес.
— Мы можем узнать его в ЛШЭ.
Мэллори Лоусон следил в окно за тем, как они вылезали из машины. Он выглядел раздраженным и огорченным, но вовсе не испуганным, как представлял себе Трой.
— Инспектор, не хочу быть грубым… — без церемоний обратился он к Барнеби.
