— Сразу же на следующее утро.
— Эх, надо было послать его куда подальше! — в сердцах пробормотал Эллис.
— У вас нет её последней фотографии? — спросил я. Которую я бы мог забрать?
— А чем вам не годится та, что я передал в отдел по розыску пропавших без вести? — недовольно спросил Эллис, вытаскивая из карман бумажник.
— Ее отдали на размножение. Если у вас есть ещё одна, мы сэкономим время.
Он передал мне цветную фотографию в прозрачном конверте.
— Эта сделана год назад, но девочка с тех пор почти не изменилась.
У улыбающейся девушки, что смотрела на меня с фотографии, были темно-золотистые волосы, янтарно-карие глаза, а чертами лица — как у камеи — она походила на мать.
— Цвет глаз и волос переданы здесь точно? — спросил я.
— Да, — ответила миссис Эллис. — Очень точно.
Я убрал фотографию в карман.
— Вы сказали, мистер Эллис, что сегодня утром пытались дозвониться до Билла Крофорда?
— Верно. Я звонил ему раз шесть.
— Где он работает?
— В компании "Обер Тул энд Дай" в Ньюарке. Сегодня у него выходной, но я и туда звонил.
Я занес карандаш над пустым листком записной книжки.
— Какой у него адрес?
— Шестьсот… э-э… шестьсот…
— Шестьсот семнадцать, Западная Тридцать третья, — быстро продиктовала миссис Эллис. — Он снимает там меблированную комнату.
— У него есть машина?
— Нет, — ответил Эллис. — Но у него есть приятель, который время от времени дает ему свою.
— Вы не знаете имя этого приятеля? — спросил я, думая о той машине, которая сегодня утром укатила в туман с нагой пассажиркой.
— Нет. А что?
— Так просто. У вас нет фотографии Билла?
— Билл очень болезненно относится к своей внешности, — сказала миссис Эллис. — Нэнси много раз просила его подарить ей фотографию, но он неизменно ей отказывал.
— Может быть, вы сможете мне его описать?
— Темно-каштановые волосы, карие глаза, — начала миссис Эллис. — и довольно-таки запоминающееся лицо…
— Скажи попросту, — перебил её муж. — У парня лошадиное лицо. Ну и что? Какая разница, что у мужика за внешность, если у него совесть на месте?
— Рост — около пяти футов десяти дюймов, — закончила миссис Эллис.
— Почти шесть, — поправил её Эллис. — И здоровый. Крепкий. Наверное, ни разу в жизни не хворал.
Я пробежал глазами свои записи и встал.
— И последний вопрос. У Нэнси есть близкие подруги? Кто-то, с кем у неё доверительные отношения, к кому она могла бы обратиться за помощью?
— Нет, — вздохнула миссис Эллис. — Ее не любят.
— Не любят! — язвительно передразнил Эллис. — Да они ей завидуют, вот и все!
Из соседней комнаты донесся приглушенный бой часов. Три.
— Большое вам спасибо, — сказал я, выходя из двойных дверей. — Мы сделаем все, что в наших силах.
— Мы на вас рассчитываем, дружище! — бросил мне вслед Эллис.
Престарелая горничная с непроницаемым лицом поджидала меня за дверями — она обмахивала мозаичный мраморный столик пуховой щеткой для пыли. Она отдала мне шляпу и проводила до двери, хмурясь, точно не одобряла моего разговора в гостиной с хозяевами.
Я потянулся к дверной ручке, но она меня опередила.
— Спасибо, — сказал я.
— Мне за это платят, — отозвалась она.
— А как насчет подслушивания под дверью. За это тоже платят?
— Только полицейским за это платят. Я это делаю задаром.
— У вас есть какие-то мысли насчет Нэнси?
— Мысли-то есть, а то как же. Хотите узнать?
— А почему бы и нет.
— Я думаю, она снюхалась с мужиком, а теперь боится нос показать.
— С каким-то конкретным?
— Ну да. С Гриром, о котором вы спрашивали. А с кем же еще?
— Это только ваша догадка?
— Ну, у таких тихонь на вроде её тоже ведь кое-где зудит. Если уж у ейного дружка не хватило ума её оприходовать, то… — Она пожала плечами. Такой аппетитной девочке не надо никого долго упрашивать, Селби. Уж ежели у ней промеж ног шибко раззудится, она быстренько найдет парня, кто ей там почешет!
— Так, ладно, с зудом промеж ног разобрались. Какие-нибудь ещё мысли у вас есть?
— А кому они нужны-то? Окромя этого, что ещё есть-то в нашей жизни, а, Селби? Только зуд и есть, невыносимый ужасный зуд промеж ляжек, вот все друг на дружку и кидаются, чтобы зуд этот унять.
— Вы так считаете?
— Да вы и сами знаете. А уж ежели взять девицу девятнадцати лет, то у ней-то зудит пуще всего. Так что вам только и надо найти мужика, который бы ей помог этот зуд малость притушить.
— Мне радостно сознавать, что все так просто. — сказал я, направляясь к лифтам. — Еще раз спасибо.
— На здоровье. И берегитесь падающих с крыши мусорных баков.
— Я буду осторожен, — пообещал я.
— Смотрите уж! Вряд ли, конечно, кому захочется запулить в вас, но вдруг я ошибаюсь…
Крошечная квартирка Билла Крофорда на третьем этаже дома на Западной Тридцать третьей улице имела спартанский вид: аккуратная, чистенькая и лишенная всяческих ненужных безделушек — точно монашеская келья.
Домосмотритель — морщинистый старый гном, которому не мешало бы постричься и сходить в баню — стоял в дверях, поигрывая исполинской связкой ключей на проволочном кольце, сделанном из согнутых одежных плечиков.
— Не нравится мне это, ох как не нравится, — говорил он, нервно переминаясь с ноги на ногу и внимательно следя за тем, как я обшариваю комнату. — Неужели мистер Крофорд так нас подвел?
— Перестаньте! — бросил я, оглядывая почти что пустой стенной шкаф. Я не такой везунчик.
— Да я говорю, вам бы надо ордер на обыск предъявить.
— А я говорю, что вы сто раз правы, — ответил я, вставая на четвереньки и заглядывая под кровать.
— Мистер Крофорд всегда исправно платит за квартиру. И мне крайне неприятно…
— Уже все! — объявил я, — Так когда, говорите, вы видели его сегодня утром?
— Около семи, кажется. Да, именно тогда и видел.
— Вы уверены, что он не ночевал дома?
— Я же сказал: он так топает… — ответил домосмотритель, поспешно запирая входную дверь, — И к тому же он единственный у нас мужчина-квартиросъемщик. Если б он пришел раньше, я б услыхал.
— А вы не задремали?
— Мистер, с такой жуткой астмой, как у меня, не задремлешь! У меня была очередная бессонница.
— Итак, вы слышали, как он пришел, — говорил я, спускаясь с ним по лестнице, — а спустя десять минут услышали, как он спускается.
— Да не слышал, а видел! Я шел по коридору в сортир, глянул вверх и смотрю — Билл остановился на полпути и смотрит прямо на меня, точно ждет, когда я уйду, чтобы потом спуститься.
— Вы сказали, что в руках у него были, как вам показалось, свернутые джинсы и красная клетчатая рубашка. А вы уверены, что он не…
— Да не показалось, а точно были! Уж я-то точно знаю — сколько раз я видел его в этих джинсах и в этой рубахе.
— И больше у него ничего в руках не было?
— Нет, ничего больше. А если вы хотите знать, что на нем было надето, то могу вам сказать то же, что и раньше. На нем были полосатые штаны да голубая рубашка-поло.
Мы спустились на первый этаж и старый гном пошел в свою комнатенку, называемую, как и во всех древних пятиэтажках, "передней".
— И можете не спрашивать, говорили ли мы о чем, — продолжал домосмотритель. — Мы не разговаривали. Я просто пошел в сортир отлить, как и собирался, а когда вышел, Билла уж и след простыл. — Он помолчал, почесывая живот. — И он уж больше не возвращался.
— Можно я позвоню от вас?
— Можно, а чего же. Для того ведь телефон и стоит.
Когда старик закрыл за собой дверь своей каморки, я отправился в телефонную будку под лестницей и позвонил в отделение.
— Следственный отдел, Шестой участок. — ответил Барни Феллс.
— Это Пит, Барни. Ты уже вернулся из "Далтона"?
— Нет, что ты, Пит! Я все ещё там, ищу Дороти Ходжес. С чего это ты решил, будто я вернулся?
— Ну и как успехи?
— И не спрашивай!
— Ладно, не буду.
— Валяй, спрашивай!
— И каковы успехи?
— Все очень скверно, Пит. Птичка упорхнула.
— Тупик?
— Тупее некуда! Коридорный помнит и Дороти и Грира, — особенно её, потому что она, говорит, была девка просто загляденье. Но она выехала часов в одиннадцать утра.
— Плохо дело. А сколько они с Гриром там пробыли, Барни?
— Две недели.
— Ну, по крайней мере это ровно столько, сколько она, по словам Верна Ходжеса, отсутствовала дома.
— Да. И не забудь, что она сбежала во второй раз все с тем же парнем. От таких двойных рогов любой мужик может так озвереть от ревности, что…
— Ты сделал обыск в их номере?
— Естественно. Я там все вверх дном перевернул. Напомни мне купить им в подарок клопомор — там не помешает!
