Ему казалось, будто строки диктует ему какая-то высшая сила. Просто он оказался здесь с ручкой в руке… Он не помнил, когда заснул.
Его разбудил звонок телефона, стоящего на прикроватном столике.
Толчком пробудившись ото сна и поморгав, он понял, что Лин больше нет рядом. Смятые белые подушки у изголовья еще хранили отпечаток ее головы – мягкие, похожие на облака в первых лучах солнца.
Телефон не умолкал. Громкий резкий звонок ранним утром показался ему дурным предзнаменованием. Чэнь снял трубку.
– Старший инспектор Чэнь, все кончено, – услышал он хриплый голос Юя – похоже, Юй тоже не спал в эту ночь.
– Что значит «все кончено»?
– Все. Суд завершился. У Сяомина приговорили к смерти; он признан виновным во всех обвинениях. Его казнили сразу после суда – часов шесть назад. Все. Точка.
Чэнь посмотрел на часы. Начало седьмого.
– У не подавал апелляцию?
– Здесь особый случай. У компрометировал партию. Никаких апелляций. У прекрасно все понимал. И его адвокат тоже. Это ни для кого не секрет. Апелляцию в любом случае отклонили бы.
– Значит, ночью его казнили?
– Да, всего через несколько часов после вынесения приговора. Только не спрашивайте почему, товарищ старший инспектор.
– Ну а Го Цзян?
– Его тоже казнили – в то же время и в той же камере. – Что?! – Чэнь был не просто потрясен – известие ошеломило его. – Но ведь Го никого не убивал!
– Знаете, каким было самое суровое обвинение прот ивУ и Го?
– Каким?
– Моральное разложение из-за тлетворного буржуазного влияния Запада.
– Юй, нельзя ли поподробнее?
– Можно, конечно, но всю политическую чепуху вы прочтете в газетах. Наверняка самые крупные заголовки. Отчет о процессе появится в «Вэньхуэй дейли». Процесс положил начало всекитайской кампании против КПЗ – коррупции и преступлений из-за тлетворного влияния Запада. О кампании официально объявил ЦК КПК.
– Значит, дело все же оказалось политическим!
– Да, секретарь парткома Ли прав. Это политическое дело, как он и утверждал с самого начала. – В голосе Юя слышалась нескрываемая горечь. – Какую большую работу мы проделали!
Чэнь спустился вниз. Он снова увидел Лин в вестибюле отеля.
Несколько членов американской делегации собрались вокруг стойки, любуясь свитком Великой стены, вышитым по сужчоускому шелку. Лин переводила. Вначале она его не заметила. В утреннем свете она была бледна, под глазами проступили темные круги. Чэнь не знал, когда она покинула его номер.
На ней была розовая национальная юбка; в разрезах виднелись ее стройные ноги. На плече висела маленькая соломенная сумочка; в руках она держала бамбуковый чемоданчик. Представительница Востока среди представителей Запада. Скоро она уедет вместе с американской делегацией.
Чэнь любовался ею, стоящей в потоке утреннего света, и таял от благодарности.
Она не сразу подошла к нему. Как только она освободилась, он спросил:
– Ты позвонишь мне, когда вернешься в Пекин?
– Конечно позвоню. – Помолчав, она добавила: – Если ты не против.
– Как ты можешь сомневаться? Ты столько для меня сделала…
– Не надо. Ты ничем мне не обязан.
– Значит, мы увидимся в Пекине, – сказал Чэнь. – В октябре. А может, и раньше.
– Помнишь стихи, которые ты читал мне в тот день в парке «Северное море»?
– В тот день – да, помню.
– Значит, мы расстаемся всего на пару месяцев.
К ней, шаркая и чуть прихрамывая, подошла низенькая американка:
– Мы уже сделали все, ради чего сюда приехали?
– Да, я уже сделала все, ради чего сюда приехала, – ответила Лин, глядя на него. Затем она отвернулась и присоединилась к своей делегации.
На улице было яркое солнечное утро. На улице Нанкинлу делегацию ждал серый микроавтобус. Лин села последней; в руке она несла чей-то кожаный чемодан. Когда микроавтобус отъезжал, она опустила стекло и помахала ему рукой.
Чэнь смотрел, как микроавтобус уезжает.
«Я уже сделала все, ради чего сюда приехала». Вот как она сказала.
Ради чего она сюда приезжала? Хотелось бы ему сказать так же. Но он не мог.
То, что между ними было… Возможно, это больше никогда не повторится. Невозможно предугадать будущее. Чэнь знал одно: в одну реку нельзя войти дважды.
Однако пора было спешно возвращаться в отель. Съезд закончился, и делегаты начали разъезжаться. Как представитель принимающей стороны, хозяин, Чэнь обязан был попрощаться с коллегами и вручить подарки от имени управления полиции Шанхая. Улыбаясь, пожимая руки одному делегату за другим, Чэнь понял: его отправили в отель «Гоцзи», чтобы убрать с дороги.
Но продуман распорядок действий
И неотвратим конец пути… [16]
Только к полудню удалось спуститься вниз, к газетному стенду в вестибюле. Перед ним толпилось несколько человек; толкаясь, все читали сегодняшний номер «Вэньхуэй дейли». Чэнь издали заметил огромный красный заголовок. «КОРРУПЦИЯ И ПРЕСТУПЛЕНИЯ, СОВЕРШЕННЫЕ ПОД БУРЖУАЗНЫМ ВЛИЯНИЕМ ЗАПАДА»
Делу У была посвящена большая – на всю полосу – передовица.
Самым абсурдным Чэню показалось то, что имени Гуань даже не упоминали. Ее просто называли жертвой – безымянной. Убийство явилось неизбежным следствием буржуазного влияния Запада. Имя старшего инспектора Чэня также не называлось – возможно, из лучших побуждений, как и объяснял ему секретарь парткома Ли. Зато в передовице вовсю восхваляли комиссара Чжана – руководителя старшего поколения, который решительно довел расследование до конца. Целый абзац был посвящен добросовестности Чжана, его неизменной верности партийному курсу.
Не люди делают объяснения, но объяснения делают людей.
Завершалась передовица решительно и грозно: «У Сяомин родился в семье крупного руководителя, но, поддавшись буржуазному влиянию Запада, он постепенно превратился в преступника. Урок ясен. Мы должны всегда сохранять бдительность. Дело У показывает решимость нашей партии бороться с коррупцией и преступлениями, порожденными тлетворным буржуазным влиянием Запада. Преступник, из какой бы семьи он ни происходил, в нашем социалистическом обществе понесет наказание. Чистый образ нашей партии никогда не будет запятнан».
Больше старший инспектор Чэнь читать не хотел.
На первой полосе была и другая статья, поменьше, с отчетом о съезде. Его имя упоминалось в числе участников.
Оказалось, что все собравшиеся у стенда оживленно обсуждают прочитанное.
– Как просто этим «партийным деткам» заработать кучу денег, – говорил человек в белой футболке. – Моя фирма каждый год подает заявление на экспортную квоту текстильных изделий, но квоту получить очень трудно. И вот мой начальник идет к такому «партийному сынку», а сукину сыну достаточно просто снять трубку и сказать министру в Пекине: «Ах, дорогой дядюшка, как мы все по вас скучаем! Если вы пожалуете к нам, мама приготовит ваше любимое блюдо… Кстати, мне нужна экспортная квота; пожалуйста, помогите». И так «племянничек» тут же получает по факсу квоту, подписанную министром, и продает ее нам за миллион юаней. По-вашему, это справедливо? В нашей фирме уволили треть работников и назначили им временное пособие всего в сто пятьдесят юаней в месяц – на это не купишь даже лунных пряников детишкам к Празднику осени!
– Дело не только в квотах, молодой человек, – вступил другой. – Они с легкостью занимают высокие посты, как будто уже родились для того, чтобы командовать нами. Да и есть ли для них что-то невозможное – с их-то связями, властью и деньгами? Я слышал, в оргиях У участвовали несколько известных актрис. Раздевались догола и куролесили всю ночь напролет. У не терял времени даром!
– А я слышал, что У Бин по-прежнему лежит в коме в больнице Хуадун, – заявил пожилой мужчина; видимо, ему не нравилось, куда заходит обсуждение.
– Кто такой У Бин?
– Отец У Сяомина.
– Его счастье, – заметил человек в белой футболке. – Раз он в коме, то хотя бы избавлен от унижения. Он и не знает, как низко пал его сын!
– Да кому какое дело? Отец должен отвечать за проделки сына. Я рад, что правительство на сей раз приняло правильное решение.
– Прекратите, неужели вы думаете, будто они это всерьез? Вспомните старую пословицу: «Бей кур, чтобы обезьяны боялись».
– Можете говорить все, что угодно, но на сей раз «курицей» оказался «партийный сынок». С радостью приготовил бы из него жаркое – вкусное, нежное.
Пока Чэнь стоял и слушал, отдельные части у него в голове сложились в единое целое.
Дело об убийстве оказалось очень сложным в политическом смысле. Казнь У знаменовала очередной поворот во внутрипартийной борьбе: удар по консерваторам. Теперь им труднее будет противиться реформам. Удар несколько смягчила болезнь отца У; он сейчас находится вдали от центра событий, значит, представители старшего поколения, которые по-прежнему находятся у власти, не оскорбятся и не обвинят реформаторов в нарушении «политической стабильности» – Дело быстренько перевели в плоскость идеологической пропаганды, представили как результат буржуазного влияния Запада, что позволило партии сохранить свое доброе имя. И наконец, для обычных китайцев процесс над У продемонстрировал решимость партии искоренять коррупцию на всех уровнях, в том числе среди золотой молодежи, «партийных деток». Сильный ход, который пришелся весьма кстати после событий на площади Тяньаньмэнь.
