Чтобы вернуть ее к прежней беседе, а заодно дать почувствовать ей серьезность момента, Карлен выложил прямо перед ней диктофон и включил запись. Однако дослушать до конца неприятные вопросы и вымученные ответы не удалось -- расторопный гарсон из дневного ресторана вкатил в номер тележку с заказом и вмиг накрыл стол.
Когда Карлен пригласил Наталью за стол, она встрепенулась и вдруг неожиданно весело произнесла:
-- Да, мне хорошая порция спиртного не помешает... -- И Татлян понял, что с ней надо держать ухо востро -- такая может выкинуть любой фортель, -и на всякий случай вынул из диктофона мини-кассету и спрятал ее в карман.
Карлен разлил по рюмочкам коньяк и предложил гостье выпить, сказав что-то про непогоду, настроение. Она отказываться не стала, только неожиданно для Татляна плеснула себе коньяку из бутылки в фужер для воды, опрокинула туда же рюмочку, предложенную хозяином, и без комментариев, в несколько глотков, выпила как воду -- российская школа жизни чувствовалась. За столом Карлен ни слова не говорил о деле, больше о Париже, о погоде, хотя Наталья и попыталась, после выпитого, вернуться к неприятной беседе, начатой в "Гранд-отеле". Но он ей резонно заметил:
-- Кажется, у вас в России есть пословица: делу -- время, потехе -час.
Пословица Наталье показалась двусмысленной, и она, поняв ее на свой лад, вдруг стала строить глазки Карлену, поправлять и без того идеально сидевшие чулки, но, даже будучи подшофе, увидела равнодушные глаза американца и поняла, что поступает пошло. Когда пришел черед кофе, Карлен неожиданно сказал:
-- Вот теперь-то мы можем вернуться к нашим делам, -- и жестом пригласил ее в кресло к журнальному столику, куда поставил чашечки с кофе.
Впрочем, особо важных вопросов у него уже не было, что надо, он прознал. Но чувствовал в ее словах, поведении какую-то недосказанную тайну -- не такая она уж невинная овечка, какой хочет прикинуться перед ним, в этом Карлен был убежден. Да и отпускать ее просто так, не запугав надолго, тоже было нельзя. И вдруг пришла неожиданная мысль:
-- Я должен доставить вас в Москву. Необходима очная ставка с господином Фешиным, может, вы оговариваете его. Ведь сорит деньгами не какой-то там Тоглар, а вы, не так ли? -- Вроде бы логичные слова, вытекавшие из ситуации, и какая вдруг последовала неожиданная реакция.
Наталья, побледнев, истерично взвизгнула и выронила из рук чашечку с кофе, и та жалобно дзинькнула о блюдце.
-- Нет, нет! В Москву я не поеду, хоть убейте! Умоляю вас, что хотите, только не это, -- и, совсем уже неожиданно для Карлена, соскользнула с кресла, встала перед ним на колени. -- Я лучше покончу с собой тут, в Париже, там меня ждет только смерть.
-- Почему? И кто желает свести с вами счеты? -- жестко спросил Карлен, даже не пытаясь ее успокоить, он чувствовал: наткнулся на что-то важное.
Тут она, долго сдерживавшаяся, заревела в полный голос и, размазывая тушь и румяна по лицу, призналась:
-- Я украла эти деньги в Москве у Фешина, и, если узнают об этом его друзья, меня просто разорвут на куски.
-- Ах вот оно что! -- от души рассмеялся Карлен, но тут же посерьезнел. -- Вор у вора дубинку украл, а отвечать не хотите, мечтаете жить в Париже жизнью великосветской дамы: квартира у Булонского леса, "мазерати", муж, известный человек в мире моды. Губа не дура. Сколько же вы украли?
Как бы ни была подавлена, сломлена Наталья, тут она спохватилась и вроде искренне, с раскаянием, без раздумий вымолвила:
-- Ой, много, целых четыре миллиона! -- хотя хапнула гораздо больше.
-- Немалая сумма. И сколько же вы оставили на жизнь господину Фешину? -- язвительно уточнил Карлен.
-- Нисколько, я забрала все до копейки... -- Наталья "в раскаянии" склонила голову.
Тут Карлен не выдержал менторского тона и в сердцах произнес:
-- Вы не только коварная, но и жадная женщина. Но как говорится: жадность фраера сгубила. Одного не пойму: зачем вы это сделали, вы же были его женой, деньги и так принадлежали вам на законных основаниях? Нелогично, мадам Натали. Не-ло-гич-но...
Женщина усмехнулась, в глазах ее промелькнул прежний огонек.
-- Вы так полагаете? А еще утверждали, что знаете обо мне все. Тогда вы должны быть осведомлены о том, что задолго до встречи с Фешиным я была любовницей Робера Платта, и он не раз говорил, что только финансовые возможности не позволяют ему жениться на мне. Вот я и попыталась снять эту проблему...
-- За счет этого самого Фешина? За счет его денег и личной судьбы? Можно ли строить свою жизнь на несчастье других? Мне показалось, этот Тоглар вас тоже любил. Во всяком случае, на вашей свадьбе он выглядел очень счастливым... -- жестко укорил Татлян.
Наталья смолчала, понимая, каким ничтожеством она выглядит в глазах этого настырного сыщика. Но поговорка о жадности натолкнула ее на отчаянную мысль: пан или пропал. Чувствуя, что влипла всерьез, и еще неизвестно, кто страшнее: братва, государство или этот иноземец, она встала с коленей, отряхнула юбку от несуществующего сора и твердо, совсем по-блатному, сказала:
-- Давай, начальник, разойдемся по-мирному. Ты меня не нашел, я тебя не видела. Идет?
Карлен зашелся в смехе от подобной наглости и, вытирая слезы на глазах, с иронией спросил:
-- И как вы себе это представляете, мадам?
-- Я делюсь с тобой долларами, и ты обо мне забываешь. Ниточку к вашим пропавшим долларам в аэропорту Шереметьево-2 я дала, копайте на здоровье в Москве -- и флаг вам в руки.
-- Но вы забыли, что я не российский милиционер, который за взятку готов на что угодно, я агент секретной службы. Аме-ри-кан-ской, -- четко выговорил Карлен, чтобы до нее дошло. -- Теперь-то поняли? -- и на всякий случай, бравируя, протянул ей свое настоящее удостоверение, которое предъявляется только в крайних обстоятельствах, но она даже не взглянула на документ.
-- Все менты одинаковые, не берете только до поры до времени, а я предлагаю серьезную сумму...
-- Серьезную -- это сколько? -- полюбопытствовал Карлен, откинувшись в кресле и внимательно наблюдая за ее преображением.
-- Чтобы ты снова не обвинил меня в жадности -- половину, и думаю, это будет справедливо: я ведь тоже рисковала.
-- О, ничуть не сомневаюсь в этом, -- усмехнулся Карлен.
-- Ни за что ни про что заполучить сразу два миллиона баксов -- такое выпадает не всякому агенту, даже американскому, -- в свою очередь съехидничала и Наталья, видимо уловив перемену в его настроении.
-- Это предложение надо обдумать, взвесить, -- сказал Карлен уже не так строго и пригласил ее снова к столу -- там было еще что выпить и чем закусить.
Теперь уже Наталья сама разлила коньяк по рюмкам и предложила тост: за милосердие. Карлен молча выпил, испытующе глянул на женщину.
-- Деньги я могу получить прямо сейчас, наличными?
-- Да, минут через сорок. Поедем ко мне домой, и я отдам -- из рук в руки. Жаль, конечно, расставаться с такой суммой, но свобода того стоит. Правда, у меня будет одно условие...
-- Какое? -- уточнил Карлен. Преображение этой женщины все больше занимало его. Черт побери, ему это даже нравилось.
-- Никогда и нигде ты не должен упоминать, что видел меня в Париже, -жестко отчеканила московская воровка или несостоявшаяся парижская мадам. -Или -- или...
-- Даю слово офицера, -- искренне и вполне серьезно поклялся Карлен.
Мысль о двух миллионах долларов, которыми он будет располагать через час, уже сейчас грела его душу. Да что там грела -- его душа пела, и он готов был пуститься в пляс: такого расклада событий он даже не предполагал.
-- Что же, придется положиться на слово чести американского офицера. -Наталья потянулась к сумочке, чтобы привести себя в порядок.
"Тем более что ничего иного вам и не остается, мадам", -- мысленно заключил журналист. 8
Через два часа Карлен вернулся в номер с пластиковым пакетом, где покоились ровно два миллиона долларов. Он тут же пересчитал их -- красавица Натали на этот раз не обманула, отсчитала честно. Прошло всего два дня его пребывания во Франции, а он уже решил все проблемы -- на такой быстрый успех он не рассчитывал. На радостях он позвонил Ольге в Москву, уточнил размер одежды и обуви -- теперь он мог позволить себе любые траты. Вспомнил он и про Криса с Абреком, но звонить им не стал, он и так прекрасно знал их вкусы и привычки и еще раз мысленно поблагодарил их за зеленый дипломатический паспорт -- с ним он беспрепятственно мог ввезти в российскую столицу любую сумму денег. С этим капиталом он мог начать совсем другую жизнь: сыграть богатую свадьбу, купить отличную квартиру на имя жены -- в общем, открывались невероятные перспективы, ведь он вышел наконец на человека по кличке Тоглар, так или иначе связанного с изготовлением или сбытом супербанкнотов.
В тот же вечер он позвонил молочнице Колетт и пригласил ее в ресторан. Как человек суеверный, Карлен считал, что его удачи в Париже начались с нее, да и нравилась она ему -- остроумная, приятная девушка.
