мы переехали в Вашингтон, я толком не жила…
— Сегодня я видел миссис Голдмаунтин.
— Да? — это ее явно не заинтересовало.
— Как я понимаю, она близкий друг губернатора Ледбеттера.
— Я тоже так считала.
— Она решительно приняла его сторону.
— Так она и должна была поступить. Я уверена: Джонсон не сделал ничего бесчестного, точно так же, как и Ли.
Но слова эти прозвучали как-то автоматически, словно у нее был набор заготовленных ответов, а мысли витали где-то далеко.
— Я не знал, что губернатор был здесь в ночь, когда погиб Руфус.
— О да, мы мило поболтали. Ведь он не только наш поверенный, но и хороший друг.
— Он сказал миссис Голдмаунтин, что в ту ночь они с Руфусом поссорились в связи с известной вам аферой.
Миссис Роудс нахмурилась и резко бросила:
— Иде Голдмаунтин следовало бы проявить больше здравого смысла. Да, между ними были разногласия. Но я не знаю, о чем именно они говорили, это происходило наверху, в комнате Руфуса.
— А полиция про это знает?
— О том, что Джонсон был здесь? Да, конечно, мы с Вербеной этого не скрывали.
— Они знали, что губернатор поднимался, чтобы поговорить с Руфусом наедине? Что они поссорились?
Она с неожиданной неприязнью покосилась на меня.
— Ну, я не знаю… Полиция меня не спрашивала, а я не помню, говорила ли сама. Я так привыкла, что меня неверно понимают…
— Убежден, им следовало знать об этом, — задумчиво заметил я, пытаясь представить себе Уинтерса. Зачем бы ему это утаивать? Причем не только от меня, но и от газетчиков.
— Кроме того, — добавила она, — после самоубийства Руфуса дело закрыли. И не было нужды впутывать одного из наших друзей. Я признательна Джонсону за его доброту, за то, что он приехал, чтобы навестить меня в первый свой вечер в Вашингтоне. На вашем месте, — она взглянула на меня своими чистыми глазами, не тронутыми ни возрастом, ни несчастьем, — я бы не стала говорить о разговоре Джонсона с Руфусом.
— Мне тоже еще не представился случай, — сказал я не менее холодно. — Но не меня нужно заставить замолчать. Лучше займитесь миссис Голдмаунтин.
— Она дура! — взорвалась миссис Роудс.
— Дура она или нет, но она позволила взглянуть на дело с другой точки зрения.
— Дело? Какое дело?
— Дело об убийстве вашего мужа, миссис Роудс, и убийстве Руфуса Холлистера тоже.
Она выпрямилась.
— Вы с ума сошли! Дело закрыто. Полиция удовлетворена. Оставьте все в покое, — голос ее звучал жестко и требовательно.
— Но полиция не удовлетворена, — возразил я, и это было более чем опасное предположение. — Они не хуже нас знают, что Руфуса убили, и ждут, когда подлинный убийца себя выдаст. Так же рассуждаю и я.
— Я вам не верю.
— Но это правда.
— Даже если все, что вы сказали, правда, зачем вы вмешиваетесь? Почему вам не вернуться в Нью-Йорк? Почему вы вмешиваетесь в дела, которые вас совершенно не касаются?
— Потому, миссис Роудс, что я уже замешан, потому что я уже в опасности, где бы я ни находился.
— В опасности? Почему?
— Потому что я знаю убийцу, и убийца знает, что я его знаю. — Это была явная ложь, но ничего другого мне не оставалось.
Она отшвырнула стул и вскочила, словно собиралась выбежать из комнаты; лицо ее стало пепельно-серым.
— Вы лжете!
Я тоже поднялся. Я слышал, как в холле хлопнула дверь и раздались шаги человека, поднимающегося по лестнице. Мы стояли и смотрели друг на друга, как два изваяния, как горгульи средневековой башни.
Потом она овладела собой и как-то странно хмыкнула.
— Вы пытаетесь сбить меня с толку… Все мы знаем, что убийца — Руфус и что он покончил с собой. Какая бы у Джонсона с Руфусом ни вышла ссора, он абсолютно невиновен — это главное. И вообще, сама мысль о том, что Джонсон убил Руфуса… Смешно и невероятно!
— Тогда почему же вы об этом подумали, миссис Роудс? Мне никогда не приходило в голову, что это сделал он.
Она покраснела от смущения.
— Я… тогда я ошиблась. У меня сложилось впечатление, что вы считаете Джонсона каким-то образом замешанным в это дело.
Я понимал, что она выдала что-то необычайно ценное, но никак не мог сообразить, что именно.
— Нет, — сказал я. — Я никогда не думал, что губернатор убил Руфуса, но мне хотелось бы узнать, о чем они говорили.
— Мне кажется, мистер Саржент, это не ваше дело, — миссис Роудс снова взяла себя в руки.
— Как я уже говорил, это мое дело, если оно связано с убийством. — Я старался быть столь же холоден, как и она.
— И вы думаете, что существует какая-то связь?
— Наверняка. Трудности, переживаемые компанией, самым тесным образом с этим связаны… Речь идет не только о смерти вашего мужа, но и о карьере губернатора Ледбеттера.
Она забрала сумочку и носовой платок и приготовилась уходить.
— Полагаю, вы останетесь с нами еще некоторое время, даже когда остальные завтра уедут? — Это было явным оскорблением.
— Нет, миссис Роудс, — я глядел ей прямо в глаза. — Завтра я собираюсь найти убийцу.
Некоторое время она непонимающе смотрела на меня, потом тихо, но твердо сказала:
— Вы — надоедливый дурак! — и вышла из комнаты.
Чувствуя себя сбитым с толку, я вышел в холл. Медленно поднимаясь по лестнице и размышляя, что же делать дальше, я уловил знакомый аромат духов. Слишком мало было шансов, что мне удастся найти убийцу, и еще меньше, что удастся собрать достаточно доказательств, позволяющих добиться признания.
Возникло искушение про все забыть.
Тут я открыл дверь в свою комнату, и каково же было мое удивление, когда я обнаружил Уолтера Ленгдона, склонившегося над моим столом в позе, выдававшей самые преступные намерения. Увидев меня, он отскочил в сторону.
— О… Мне очень жаль. Я заскочил сюда буквально минуту назад, разыскивая вас, хотел попросить взаймы копирку для машинки…
С тем же успехом это могли быть спички, или ему понадобилось бы узнать, который час.
— Копирка в верхнем ящике стола, — подсказал я.
Он открыл ящик и трясущимися руками достал оттуда несколько листов.
— Огромное спасибо.
— Не за что.
— Надеюсь, я смогу как-нибудь оказать вам такую же услугу.
— Никогда ничего нельзя сказать заранее. — Диалог такого рода обеспечивает или обеспечивал множеству голливудских сценаристов надежные доходы.
— Садитесь, — предложил я.
— Я, пожалуй, пойду переоденусь к ужину.
— Вы и так прекрасно выглядите.
Он занял кресло у стола, я сел на край постели и скрестил ноги, стараясь принять самую небрежную позу.
— Довольны, как все повернулось?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Вы имеете в
