виду убийства?
Я поймал его на слове.
— Так вы полагаете, Руфуса тоже убили?
— Нет, он покончил с собой, разве не так? Ведь полиция думает именно так.
— А почему же вы сказали «убийства»?
— Я просто оговорился. Две смерти — вот что я имел в виду, — он казался совершенно спокойным.
— А мне казалось, вы считали, что Руфуса убили.
— Вы ошиблись, Саржент, — возразил Ленгдон. — Я не вижу причин так думать. Нынешнее объяснение выглядит весьма разумно. Думаю, вам следует оставить это дело.
Уже второй раз мне советовали, причем теми же словами: не совать нос, куда не следует. Я начинал думать, что организован чудовищный заговор, чтобы от меня избавиться.
— Ленгдон, я не чувствую в вас страсти настоящего газетчика, — сказал я как можно ласковее.
— Я действительно не настоящий газетчик, — холодно бросил Ленгдон. — Я лишь время от времени печатаю отдельные статьи. По-настоящему меня интересуют крупные формы…
Я почему-то не терплю людей, твердящих, что они творят высокое искусство; причем не имеет значения, насколько искренне и квалифицированно они это делают. Вполне возможно, это просто зависть. Но на Ленгдоне лежало явное клеймо неудачника.
— Даже тогда вам следовало бы больше интересоваться такими вещами. Вы уже решили, о чем будете писать?
Он кивнул.
— Я как раз сейчас работаю над статьей, вот почему мне понадобилась копирка. Хотелось подготовить первый вариант к возвращению в редакцию.
— И какую же линию вы выбрали?
— Политическое убийство. Дело Роудса станет отправной точкой. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду.
Я понимал, и слишком хорошо: Расчленение Убийства или Теология Кризиса Реакции. Забавно будет прочитать.
— Тогда вы с Элен успеете на дневной поезд? — предположение казалось вполне логичным.
— Да, мы собирались вернуться вместе.
— Она неплохая девушка, верно?
Ленгдон кивнул.
— Да, совершенно верно. Вы все еще с ней помолвлены?
— Ну, понимаете, это не было официальной помолвкой.
Ленгдон покраснел.
— Она… несколько неразборчива в связях, не так ли?
— Да, Уолтер, это именно так, — сказал я тоном инструктора бойскаутов, объясняющего новичку назначение разных частей тела.
— Я не думал, что до такой степени, пока мы не поехали в «Чеви-Чейз» и она не сбежала с флотским офицером…
— Она в состоянии соблазнить любого мужчину за десять минут.
— Ну, тогда это продолжалось немного дольше. Я чертовски на нее разозлился, но она сказала, что это не мое дело, что офицер был слишком симпатичен, чтобы его упускать… Вот тогда я все понял.
— Не слишком ли серьезно вы к ней относитесь? — Мне было просто любопытно — ведь мы с Элен держали его за дурачка.
Он по-деревенски поскреб затылок.
— Да, конечно. Но прежде мне не доводилось сталкиваться с подобным поведением. Должен признаться, я был ошарашен.
— Миллион долларов и весьма свободные манеры… Мечта любого американского парня.
— Но не моя.
Я уловил тоску в его голосе; она его просто использовала, вот и все. Интересно, что будет с Элен теперь, когда она богата? На свете обязательно найдутся люди поумней ее, которые заставят ее делать все, что им нужно. Но уж это совсем не мое дело.
— Если вы не против, покажите, что вы написали для «Авангарда».
— Конечно не против. Я с удовольствием выслушаю ваши советы, — он торопливо вышел из комнаты.
Я не спеша одевался к ужину, последнему моему ужину в этом доме. Потом медленно и неохотно собрал чемодан, понимая, что головоломка сконцентрирована не до конца и может остаться такой навсегда. Я проклинал свое невезение, ленивый ум, ловкость моего противника — уже давно я воспринимал убийцу как личного безжалостного противника, которому доставляло удовольствие меня мучить.
Я открыл стол, чтобы убедиться, что в его ящиках не осталось бумаг или грязных носков. Нет, только несколько листов бумаги. На одном — тщательно вычерченная мною схема, в центре которой старинным шрифтом было написано: «бумажный след».
Бумажный след…
Я подумал о миссис Роудс. И что-то из того, что я услышал нынче, и из того, что знал давно, предстало в новом свете. Внезапно все куски головоломки нашли свое место.
Теперь я знал, кто убил сенатора Роудса и кто убил Руфуса Холлистера.
По счастливым лицам сидевших за столом было совершенно ясно, что это наш последний совместный вечер. Никто не жалел, что ужасное ожидание наконец-то кончается. От предчувствия своего торжества я испытывал легкое головокружение, и нелегко было этого не показать. Мое возбужденное состояние наверняка приписали предвкушению свободы. Все чувствовали себя узниками накануне освобождения.
Я прилагал немалые усилия, чтобы себя не выдать. За вечер я ни слова не сказал о расследовании и никоим образом не дал понять, что кончил собирать свою головоломку. Я даже старался как можно меньше смотреть на убийцу, которая пребывала в безмятежном настроении, явно уверенная, что ее безумная игра увенчалась успехом.
Уинтерс блистательно отсутствовал. Были какие-то намеки, что он придет попрощаться, но он этого не сделал. Не иначе стало стыдно, решил я. Благодушие от грядущей победы одолело взвинченность от открытия и сопряженной с ним опасности.
Конечно, не хватало доказательств, но, когда человек знает ответ, решение можно найти задним числом. Я был уверен, что сумею доказать то, что узнал.
После ужина к нам в гостиной присоединились Джонсон Ледбеттер и Элмер Буш. Они заявились с покрасневшими от холода лицами из морозной ночи и принесли с собой дыхание зимы.
Их появление в какой-то мере встряхнуло всеобщее благодушие.
Миссис Роудс разлила кофе. Чашки были уже приготовлены. Скомпрометированный политик предпочел виски, союзник-журналист последовал его примеру. Они засели у камина с миссис Роудс, Роджером Помроем и Вербеной Прюитт, предоставив женщинам и детям развлекаться самостоятельно. Так мы и делали, хотя мне и хотелось присоединиться к их кружку. Элен с Камиллой по-родственному что-то обсуждали, мы с Ленгдоном обменивались глубокомысленными замечаниями об упадке современной поэзии.
Примерно час спустя все темы были исчерпаны, и, как принято в цивилизованном обществе, начались спонтанные перемещения с целью более демократического перераспределения скуки. Я оказался у камина с Ледбеттером, Элмером и Вербеной Прюитт. Ледбеттер сообщил:
— Будет проведено парламентское расследование.
— Тогда вы обязательно выиграете, — заверила Вербена. — Мне говорили, Белый дом намерен вмешаться.
— Но когда? Когда? — В его голосе звучало недовольство.
— У них связаны руки. Вы же знаете, как там относятся к вмешательству в законодательные проблемы. Однако я выяснила в высоких, весьма высоких кругах, что все произойдет еще до конца недели. Достаточно одного слова — и партия вас поддержит.
— А до той поры мне мучиться?
— Но это можно обратить в политический капитал, — заметил Элмер Буш,
