— Не честно!.. В любви насилия не бывает! — взмолился Владимир и при этом скорчил такую гримасу, как будто испытывал нестерпимую боль.
— Кому говорят — сюда!.. — И снова указательный палец руки Ларисы коснулся ее правой щеки.
Сейчас в его доме Лариса пока невеста. А через три дня во Дворце бракосочетания, куда они уже тайком ходили два раза, чтобы поглядеть, как проходит церемония этого торжественного таинства соединения двух чужих людей в единую судьбу, среди высоких мраморных колонн, увенчанных лепными атлантами, она будет робко и молчаливо стоять рядом с ним в белом подвенечном платье (Владимиру не нравилось слово «свадебное», а поэтому он просил Ларису называть его подвенечным), на ее плечи невесомо воздушно будет ниспадать бело-дымчатая, переливающаяся, как воздушное марево летнего зноя, фата… С того дня она всегда будет Гореловой… Горелова Лариса Сергеевна. Владимир был до глубины души тронут, когда неделю назад случайно увидел, как, оставшись одна, Лариса на полях газеты пробовала расписываться своей новой фамилией. Буква «Г» у нее получалась такой же, как и у Владимира. Было видно, что она старалась, чтоб заглавная буква была с таким же размашистым хвостиком, как у Владимира. И это ее желание расписываться так же, как расписывается он, его радовало и трогало.
А воображение работало… Владимир отчетливо представлял рядом с собой, чуть сзади, лысеющего и всегда румяного майора Урусова. В торжественной позе официального лица он замрет на почтительном расстоянии от служителей Дворца бракосочетания, чтобы не доходил до них запах коньяка. Со стороны невесты свидетелем (Владимиру не нравилось это судебно-прокурорское слово) в церемонии бракосочетания будет участвовать подруга Ларисы, Наташа Замятина, хохотушка и заядлая спортсменка.
— Что ты на меня так смотришь? — стыдливо спросила Лариса, стараясь нащупать пальцами верхнюю пуговицу платья, чтобы застегнуть ее. Но пуговицы не было на месте, она лежала на полу, у ножки стола.
— Не ищи, она оторвалась. — Владимир поднял пуговицу и подал ее Ларисе. — Хочешь, пришью? — Он подошел к ней и неожиданным легким движением руки откинул тяжелую волну ее светлых волос с плеч на затылок, но Лариса остановила его.
— Это я буду делать всегда сама. — Голос Ларисы прозвучал ласково, но в этой покорности и ласковости Владимир уловил нотки строгого предупреждения, словно он пытался перешагнуть запретную для него грань. — Это ты понял?
— Понял, — ответил Владимир и осторожно опустил на плечи Ларисы волну золотисто-светлых волос.
Взгляд Ларисы упал на настольный календарь. И она вдруг вспомнила, что завтра будет год, как погиб лейтенант Митрошкин.
— Ты что? Почему вдруг сникла?
— Жалко Митрошкина. До сих пор не могу поверить, что его нет в живых.
— Я это помню всегда. — Владимир нахмурился: — Не хотел омрачать твой сегодняшний день. Завтра рано утром съездим на его могилу. Он очень любил цветы. И часто дарил их. Вряд ли когда-нибудь у меня будет в жизни такой друг.
Лариса присела на диван. Вся она как-то сразу и неожиданно показалась Владимиру усталой, разбитой. Минутное молчание тянулось тягостно, скребло душу. «Зачем она вспомнила его именно сейчас, в такую минуту?» — подумал Владимир.
— Володя, давно хочу спросить тебя: сколько еще осталось на нашей земле необезвреженных немецких бомб?
— Много, Ларчок. На это уйдут годы.
— А когда обезвредят последние бомбы, ты уже больше не будешь пиротехником?
— Ты совсем забыла, что бомбы падают и сегодня. Правда, не на нашей земле, но падают. И вот до тех пор, пока они падают на людей нашей планеты, я буду их обезвреживать. Два дня назад группа наших пиротехников во главе с майором Паршиным по просьбе Международного общества Красного Креста и Красного Полумесяца полетела во Вьетнам обезвреживать невзорвавшиеся бомбы, сброшенные на мирных жителей.
— Это опасные бомбы?
— Да, это очень коварные бомбы. Ребятам предстоит трудная работа.
— Но ведь туда могут послать и тебя?
— Могут. Но только в том случае, если ребятам будет трудно справиться одним.
— А ты что?.. Опытнее их?
— Полковник Винниченко говорит — да! Не подумай, что хвастаюсь, но в нашем деле, как и у летчиков-истребителей, есть просто хорошие специалисты-пиротехники и есть своего рода асы.
— А кто такой полковник Винниченко?
— О!.. Это наш самый главный ас! Работает в Москве, в штабе гражданской обороны, у маршала Чуйкова. В нашем деле — храбрейший из храбрых и великий выдумщик.
— Кто же он по должности?
— Опытнейший пиротехник страны. У него есть своя школа и свои ученики.
— Так почему же этот Винниченко не послал во Вьетнам тебя?
— Он бережет меня.
— Для чего?
— Для финальных встреч на Олимпийских играх. — Владимир встал и потянулся. — Вот видишь, какой я у тебя хороший, а ты удивляешься, зачем мне дали боевой орден в мирное время. Сдаешься? — Владимир крепко сжал тугие плечи Ларисы в своих больших сильных руках. — Считаю до трех — сдаешься?!
Лариса прикоснулась губами к щеке Владимира и тут же отшатнулась назад: ее испугал длинный звонок в коридоре. Так обычно звонят озорные дети или подвыпившие друзья.
Дверь открыл Владимир.
— Можно? — Улыбка человека, стоявшего на пороге, была такой простодушной и открытой, что Владимир не мог не улыбнуться ответно.
— Прошу.
— Корреспондент «Вечернего Ленинграда» Борис Веткин, — представился вошедший.
— Проходите. Чем могу быть полезным?
— Я уже разговаривал по телефону… Это была, очевидно, ваша супруга?
— Почти.
— Как почти? — В округленных глазах корреспондента застыло такое откровенное удивление, что Владимир поторопился расшифровать свой шутливый ответ:
— Супругой будет только через несколько дней.
— Значит, скоро свадьба?
— Так точно. Седьмого ноября.
Корреспондент проворно раскрыл папку, выхватил из нее блокнот и прямо в коридоре, стоя принялся лихорадочно записывать.
— Вот с этого диалога мы, пожалуй, и начнем наше интервью. Начало — экстра-класс! Если в заурядном репортаже все кончается свадьбой, то у вас со свадьбы все только начинается.
Невысокого роста, плотный и подвижный, Борис Веткин сразу же показался Владимиру тем классическим представителем огромного легиона вездесущих корреспондентов, которые, чтобы получить нужный материал, пролезут за ним сквозь игольное ушко. И главное, что бросилось в глаза Владимиру, Борис Веткин обладал тем редким и завидным талантом моментально располагать к себе людей, который так необходим журналисту, чья работа, в отличие от труда писателя и художника, как правило, должна уложиться в строго установленные сроки.
— Простите… А где невеста? Ведь я недавно с ней разговаривал по телефону! — Веткин заглянул из столовой в соседнюю комнату. Но тут же, услышав стук посуды из кухни, замер на месте: — Там? На кухне?
— Варит кофе, — тихо ответил Владимир, чтобы Лариса на кухне не слышала его слов.
— Усек! — Веткин моментально, несколькими точными, с годами выработанными движениями раскрыл фотоаппарат, по светоэкспонометру определил выдержку, поставил диафрагму и, взглянув на Владимира и приложив палец к губам: «Молчать», на цыпочках удалился на кухню.
В наступившей тишине Владимир отчетливо услышал два щелчка затвора фотоаппарата. А потом из кухни донеслись возгласы, упреки Ларисы, что нехорошо фотографировать без предупреждения…
Пока Веткин приступил к интервью, он успел несколько раз сфотографировать Ларису и Владимира: и вместе и раздельно.
— Дружочки-пирожочки, вы даже не представляете, что мое завтрашнее интервью будет лучшим материалом месяца. Мы убьем сразу двух зайцев: расскажем братцам ленинградцам, за что капитан Владимир Горелов в мирное время получил орден Красного Знамени и что хорошего нашла в этом рискованном капитане его невеста… — Веткин остановился и сделал выразительный жест в сторону Ларисы. — Ваше имя, фамилия, где вы работаете или учитесь?.. Простите — это не праздное любопытство, это моя профессия…
— Лариса Миллионщикова… Студентка пятого курса филологического факультета Ленинградского университета…
— Великолепно!.. Студентка Миллионщикова и военный сапер Горелов! Звучит символически. Не правда ли?!
— Нет-нет, что вы!.. — воскликнула Лариса, которую Веткин с первых же минут подкупил своей непосредственностью и простотой. — Пейте кофе, тонизирует даже журналистов…
— Спасибо, вначале мы поработаем. Мой первый вопрос, возможно, будет звучать для вас несколько странно. Но если вы в него серьезно вдумаетесь, то вам не покажется, что он продиктован наивным любопытством корреспондента.
— Я слушаю вас, — тихо проговорила Лариса, следя за движением авторучки Веткина. Писал он быстро, ставя только одному ему понятные знаки и иероглифы.
