Неизвестно, как он дожил до вечера. Хлебая наедине с собой «Отвертку» домашнего разлива, вполглаза смотрел фильм, на деле — ползал по лабиринтам сознания. В тоскливых раздумьях Антон неожиданно понял, что уже почти месяц не хотел секса. Не то что его не было — не появлялось даже желания. Гормоны, с которыми раньше приходилось бороться каждый день с самого утра, после разрыва с «хозяйкой» буквально сдохли. И любая намеренная мысль, которая раньше могла возбудить, теперь вызывала лишь прилив неподконтрольной тревоги.
«Это конец», — вынес вердикт Антон. Ему было смешно и одновременно так мерзко, что он позволил себе подобным образом раскиснуть. Настолько, чтобы утратить возможность испытывать и удовлетворять даже базовые потребности. В сущности, Горячев все это время пребывал только в трех состояниях: это был либо сон, либо страх, либо гнев.
«Точно, пора заканчивать. Если ничего не изменится до воскресенья, то это — все… Пускай горит синим пламенем. Пошел к черту этот психопат. А потом до конца апреля останется две недели, и сам вместо работы я пойду к психиатру. Вот и плата за заказ. Вот и повышенная ставка моя».
Он хлебнул из стакана так, что половину опрокинул на себя. Чертыхнулся. Час одиночества в компании бутылки пролился в желудок вместе с разбавленной водкой. После каждого глотка Антон падал взглядом в разбитое стекло и ставший чужим электронный мир за ним.
«А ведь мог поиграть осколками в слова вместе с какой-нибудь Снежной Королевой…»
Распахнулась на весь экран галерея. Горячев лениво пролистывал фотографии от свежих к старым. Вот посиделки с Владом… Какой-то салат… Лехина дача… Духи и книга… Спортзал… Прогулки по городу… Витрина в магазине запчастей… Снова городские пейзажи… «Бермуда»… Каждый кадр вспыхивал и оживал в отравленном разуме объемным моментом бытия. Каждый вызывал грустную улыбку. Каждый глубже вдавливал в душу клеймо, шрам от которого напомнит о самом странном из прожитых полных двадцати девяти лет. Горячев был готов долистать и до того момента, где ему было двадцать семь — просто чтобы оценить, насколько изменилась его жизнь после очередного пройденного «уровня». Но отмотав карусель изображений всего на полтора месяца назад, он наткнулся на затерявшиеся среди прочих снимки белых листов с логотипом Nature’s Touch. Уже пьяным разумом Антон напомнил себе, что все еще может сам обивать пороги. На часах было 22:48.
«Значит, в офисы можно не ехать…»
Оценив свое состояние как удовлетворительное, Горячев собрался и вызвал такси. Он решил, что поездка даже с целью еще раз набить Богданову морду — достойнее, чем жалкое, бессмысленное ожидание. Хотел поступить как нормальный мужик. С собой были только телефон, права, ключи и пару тысяч наличными.
— Что-то ехат далэко, да поздно так, — со знанием дела произнес таксист типично кавказской национальности.
— Виноват я, что ли, — неприязненно хмыкнул Горячев. Но разворачивая пальцами на смартфоне карту с пунктом назначения где-то в частном секторе под Павловском, невольно соглашался про себя:
«Задолбал ты, Богданов, все дворцы свои возводить на отшибе…»
За грязным окном пролетали мимо красиво подсвеченные мосты, дворцы и памятники, сменялись одна за одной короткие старые улочки. Стояли на полупустых перекрестках. Вылетали на проспект. Спустя час, проезжая где-то в районе Купчино, Антон открыл глухой к его выкрикам чат, чтобы написать:
«Я еду к тебе».
«В смысле ты едешь ко мне?» — последовал незамедлительный ответ. Антон оскалился. Всего-то надо было! Но он не собирался ничего обсуждать в переписке. Как не собирался разворачиваться.
«В прямом. У меня есть твой адрес. И я уже на полпути. Так что иди на хер».
Жирную точку Горячев поставил скриншотом с карты. Смартфон дышал на ладан: он словно отказывался участвовать в этих жестоких людских играх, жертвой которых уже успел стать. Богданов что-то мгновенно ответил, но экран моргнул несколько раз и погас. И дави — не дави пальцем на кнопку разблокировки — без толку. Антон сдался быстро. С электронным мертвецом он был солидарен. Какой смысл терпеть и слушать этот бред, если в конце длинного пути все равно ждет что-то. А до того — только косые взгляды фар встречных автомобилей, железная дорога, взрезавшая пустырь и где-то вдалеке — недостроенные высотки, словно остров невезения между большим городом и всеми остальными местами, в которых еще можно как-то жить…
— Э, брат! Просыпайса! Приэхали!
Антон приоткрыл глаза. Бессмысленное попсовое радио, которое играло у него в голове сквозь полусон, стихло. Старческое ворчание загнанного двигателя рушило покой ночи. За окном зияла чернота и в ней — разномастные домики, судя по очертаниям, дачного типа. Такси встало на асфальтированной дороге возле поворота на гравийную просеку.
— А до порога не мог довезти? — хрипло спросил Горячев, разминая спину. Пьяную голову будто ватой набили — может, потому он так крепко уснул.
— Не. Вон, пэрэгорожена.
Антон вздохнул и сунул водителю в руку тысячу, открыл дверь. Совсем холодный ночной воздух тут же влез под нагретые в поездке ребра. Зябко укутавшись в кожаную куртку, Горячев вышел и наклонился к водительской двери уже снаружи. Круглолицый рябой кавказец все суетился, спеша уехать. Его можно было понять.
— Постоишь пятнадцать минут? Я, может, вернусь.
Водитель стал активно жестикулировать и что-то залопотал на своем. Как и всегда у них бывало, если появлялась возможность изобразить, что ничего не понимаешь.
— Я тебе заплачу полторы за обратную дорогу, — поднажал Горячев. — Пятнадцать минут. Тебе все равно возвращаться туда.
Но кавказец все тужился, бормотал что-то про жену и детей. Пришлось показать деньги. Больше ничем Антон не мог его убедить. Водитель глянул на него неопределенно, но, как казалось, кивнул. Удовлетворившись и этим, Горячев отошел — и, медленно заступив на местами смешавшуюся с растаявшей грязью хрустящую насыпь, медленно зашагал в сторону треугольных крыш. Участки в радиусе обзора были почти не облагороженные. В основном все какие-то сады, черный от леса горизонт, бетонные столбы — линии электропередач. Сколько было можно, Антон находил себе путь лишь под фарами. Но когда он отошел на границу светлого пятна под ногами, за спиной вдруг зарычал мотор, да захрустели под колесами камешки.
— С-с-сука! — разъяренный крик эхом зазвенел в стылой пустоте — но грязно-белое такси развернулось и покатило прочь, скрылось за ближайшим забором. Антон уже сам себе продолжал пенять от безысходности: что за дрянь, мол, на время смотреть не умеет.
Где-то завыла собака. Потоптавшись на месте, Горячев съежился — стылый воздух, казалось, занял каждую складочку в одежде. Пришлось просто идти прямо. Антон взял в руку безмолвный телефон — адрес участка, номер шесть по Первой линии, он помнил и так, но одному и без средств связи было оставаться жутко. Алкоголь пока учил смирению и притуплял инстинкт. Спасала, возможно, одна только дурная привычка — вечно пялиться в экран.
На десятом кругу борьбы с предательской техникой Антон все же победил. Смартфон в его руке завибрировал, с наигранной жизнерадостностью загорелся прямоугольник дисплея. И система дошла. И рабочий стол загрузился. И даже заряда было — тридцать процентов.
«Все не так уж и плохо».
Включив фонарик, Горячев зашагал вперед значительно бодрее. Тонкий луч света выхватывал где на стене дома, где на заборе цифры. Один… Два… Три… Четыре… Пять… На несколько метров вперед по правую руку от дороги раскинулся поросший кустарником невыровненный пустырь. И вот — еще один дом. Добротный двухэтажный кирпичный коттедж.
Семь…
Антон тупо встал у ворот. Открыл, что было ближе, галерею. Скриншот. В адресе — шестой участок.
«Просто не та линия. Черножопый ублюдок не довез».
Тогда Горячев, сбавив яркость экрана, чтобы его единственный товарищ вообще выдержал этот поход, опять открыл карты. Вбил адрес. Загрузился навигатор, очнулся растерянный компас.
