«Повернуться и… Три метра?»
Ветер поднялся сильнее. Антон тупо стоял один на неосвещенной дороге и смотрел назад, на огромный пустой участок. Карта рисовала в этом месте квадрат — будто очертания какого-то дома. На деле не было ничего. Лишь пара голых деревьев, ямы да холмик ближе к дороге — не иначе как бывший некогда кучей строительного песка. Лев оказался первоклассным лжецом. Он умудрился даже владеть землей, которая на схеме выдавалась за немалых размеров дом. Умудрился в собственное досье в качестве фактического адреса вписать именно этот. И достанься корпоративные документы кому не следует — привел бы ищеек прямо сюда. На то самое место, куда приехал Антон.
Пропущенные сообщения в переписке, открытой только что, звучали как злая насмешка. Горячев был уверен, что прочитай он их еще в дороге — не поверил бы. Принял за отговорки.
«Остановись. Я не живу там, Антон. Там вообще никто не живет».
«Антон? Это правда, ты ничего там не найдешь. Возвращайся домой! Давай я приеду? Мы поговорим!»
«Антон?! Напиши мне, где ты! Я тебя заберу!»
Колени косило ледяным ветром. А изображение на экране рябило даже не потому, что тот был разбит. Горячев всхлипнул. Потом еще. Потом — заорал и со всей дури взрыл носком кроссовка щебенку. В кромешной, густой, безответной темноте какая-то испуганная мелкая живность сиганула в сторону. Даже ее слышал Антон — ее, катящиеся камешки да собственное эхо, да шум крови в висках. Нужно было заказать такси и ждать. Может быть, полчаса, если найдется водитель поблизости в пригороде, — так говорил разум.
«И деньги у меня есть. А если что — позвоню Лехе. Скажу, что напился и уехал, что завезли и выбросили черт знает где… Ждать час в лучшем случае… Пойду по шоссе навстречу, насколько можно…»
Только пропитое, обманутое сердце болезненно сжималось, отказываясь слушать увещевания логики. Что для нее — авантюра, то для него уже стало трагедией. Первая, вторая, третья ложь — как можно было после этого верить хоть в какую-то правду? А во всем был виноват сам Антон.
«Тупой, наивный, доверчивый, зависимый долбоеб… Сам себе придумал идеальную женщину… Сам запал… Из-за дрочки… Из-за траха… И мужиком тоже ведь принял… Педика! С бандитами на хвосте!.. Да мне двадцать девять… Умным уже должен быть…»
Слезы жгли щеки. Горячев утирался как мог, ровнял спину. Вышел снова к асфальтированной улице, как — показалось? — заревел где-то недалеко другой мотор. Взвизгнули на соседнем повороте тормоза… Дальний свет фар болезненно дал по глазам, ослепляя холодным сиянием и в то же мгновение рассеялся, обратившись в теплое свечение. «Крузак» играючи затормозил, сбросив скорость за полторы секунды с добрых шестидесяти до нуля. Дверь у водительского сидения распахнулась, а оттуда вылетел Богданов. Антон четко ощутил, как у него тряслись руки, когда Лев стиснул замерзшие плечи.
— Антон, ты в порядке?! — влетел Горячеву в лоб первый вопрос. Богданов выглядел ужасно обеспокоенным: вздулись вены на шее (а был он в одной рубашке), желваки ходили, как у дикой псины при виде мяса, глаза лихорадочно блестели, дыхание сбилось, словно все это расстояние он пробежал. — Тебя обидел кто?
— С тобой все… через задницу… Богданов…
Голос у Антона был совсем неровным. Не успел он побороть истерику — и теперь, когда за ним приехала главная причина его несчастий, пошел на второй круг. Глаза застилали злые слезы. А руки, сами собой напрягшись, одним толчком отбили Льва прочь. Горячев понял, что слишком ослаблен спиртным и собственными чувствами, когда тот не сдвинулся с места, но вцепился еще крепче. И тогда ударил кулаком в бок.
— Все… Через задницу! Ты обещал мне! Писать! Где ты! Ты мне, сука, не отвечаешь! Ради чего ты у меня под окнами, блядь, ходил тогда?! — захлестнутый яростью, Антон толкнулся снова, снова и снова. Лев отступал и терпеливо объяснялся:
— Тогда меня не ловили. И на хвост мне никто не садился. И людей вокруг меня не уродовали! Антон, я ж…
— А телефон?! Телефон ты тоже в задницу засунул?! Ты читал сообщения! Не оправдывайся! — Горячев вцепился Льву в воротник обеими руками и снова встряхнул. В этот раз Богданов казался неподъемным — и все же они покачнулись оба. — Я в твою историю поверил… И рожу Романа видел… Я переживал за тебя, сука!
Еще один толчок. Антон оступился и сам. Он не мог найти себя ни в пространстве — двухполосной линии света перед машиной, — ни в эмоциях. Лев снова сделал шаг назад, но что-то переключилось в его взгляде ровно в тот момент, когда затихли под ногами камешки. Богданов рванул к Антону, ловко заломил руки за спину и встряхнул. Тот забился, как взбесившийся жеребец. Тело знало, как освободиться, но Горячев не владел собой — и, чтобы справиться с крупным соперником, не хватало ни координации, ни сил.
— Успокойся, — рычал над ухом Лев, толкая Горячева к машине. Все произошло быстро: Антон встретился с телом «крузака» грудью, щелкнула и открылась дверь, Лев, придержав голову Горячеву, запихнул его в автомобиль с силой разъяренного медведя. Грохот захлопнувшейся машины походил на выстрел. Богданов отскочил в сторону, сцепляя руки за затылком в замок. Да и застыл так на какое-то время. Его плечи поднимались и опускались, выдавая глубокое дыхание — попытку успокоиться. Антон безрезультатно дернул ручку, еще несколько секунд — смотрел на Льва взглядом затравленной зверюги, которую посадили в клетку. Он ведь приехал сюда затем, чтобы выместить обиду, чтобы сдержать обещание — и разбить лицо обманщику. И оттого, что сделать этого не вышло, стало еще хуже. Сжав зубы, Горячев уткнулся лбом в панель переднего сидения. Жарко было от слез.
Лев вернулся через пять минут. Спокойный и взвешенный, он занял водительское место и выдохнул. В салоне пахло табаком, успокоительным и знакомыми Антону духами, что соседствовали с приятным ореховым ароматом.
— Пристегнись, — Богданов посмотрел на Антона.
— С тобой все через задницу… — тише повторил тот, игнорируя требование. Утер лицо. — Ты даже здесь наврал… И я приехал в задницу… Тут даже окон нет, чтобы под ними стоять…
— Антон, — посуровел Лев, стискивая руль. — Давай я приду к тебе домой, буду натыкаться на твои вещи, которые стоят на правильных и определенных тобой местах, и орать, что ты мне наврал, потому что у меня в воображении они так не стоят? Ты приехал в задницу, потому что она специально там вписана, чтобы, если что, какой-нибудь ублюдок приехал в задницу, а не ко мне домой. Эта задница специально там стоит, блядь. И, если ты сейчас не пристегнешься, я надеру твою задницу и поставлю на место.
Горячев посмотрел на Льва, шмыгнув носом. Он еще не мог успокоиться до конца, сквозь дыхание прорывались судорожные всхлипы. И вновь страшно стягивало виски, болела переносица. В этот момент Антон полнился ненавистью. Но с каждым вдохом он чувствовал — не видел, не слышал, а именно чувствовал запах человека, из-за которого готов был не испытывать сожаления, даже если бы ушел на край света, а не в дачный поселок. Сухо стало во рту, и он сглотнул соленую слюну. Отвернулся. Горячева ломало, он был на грани согласия, но приказ сейчас не исполнил бы даже под угрозой. А потому остался неподвижен. Лев вздохнул, прибил локтем Антона к сидению, чтобы дотянуться до ремня безопасности без помех. Последний взвизгнул, но провокации рук поддался, а Горячева послушно обнял и пристегнул.
— Я тоже переживал. Поэтому не выходил на связь. Я думал. Антон, ты считаешь, мне очень хочется разрушить тебе жизнь два раза подряд? — Богданов глубоко вздохнул, словно пытаясь отдать воздуху все свое напряжение. Рукой прикоснулся к горячей от слез скуле. Антон прикрыл глаза. — Мне страшно, но что бы я ни делал, выходит только хуже.
— Потому что ты не слушаешь других. И даже не пытаешься спросить. Если я спрашивал тебя, где ты, думаешь, я хотел получить в ответ молчание? А кто тебе вообще сказал, что ты разрушил мне жизнь уже раз? Ты, конечно, делал в этом определенные успешные шаги… Но я тебе этого не говорил.
