Лара отправила дискету с моим контрактом и подлинное досье Сергея тебе. Это означало, что мой приговор подписан. Она предложила мне исчезнуть из Москвы в кратчайший срок. Но я уверен, ведьма знала, что я не понесусь в Шереметьево, спасая свою шкуру. В моей характеристике Лара написала: чистоплотен, тщеславен, самолюбив, запрограммирован на самоуничтожение.
Думаю, она ошиблась совсем немного. У меня оставался лишь один выход я должен был уйти из твоей жизни, не убивая нашей любви. Знаешь, что я написал в первом варианте прощального письма к тебе? — «Обманутый, затравленный, обессиленный, я ухожу победителем Никому — ни самым хитрым, ни самым сильным, ни самым жестоким, не удалось уничтожить моей любви.
Я оставляю тебе малую толику своего чувства — возвышенного, нежного, прекрасного — словно тихая музыка в соседнем саду. Пусть оно озарит твою жизнь светлым, далеким воспоминанием…»
Я сжег написанное — ведь было ясно: я должен освободить тебя, стерев в памяти все, связанное со мной. Ведь в забвении — твоя свобода.
Увы, я безбожник. Уверен, что Создатель — порождение нашего сознания сознания детей, нуждающихся в покровителе и защитнике. Он существует для везунчиков и любимцев судьбы. Для потерянных, хворых, страдающих — его нет. Вот и все.
Заполучив тебя, я стал благодарным, сильным, жаждущим веры. Мне хотелось стать достойным сыном щедрого ко мне Отца. Но меня обманули и я осмеял веру и был готов уничтожить свою оскверненную жизнь…
Но, знаешь, в последние дни, мне начинает казаться, что кто-то опять благосклонно улыбается мне с небес. И даже заговорщицки подмигивает: «Ну, как? Теперь тебе хоть что-то ясно, парень?» Это бывает, когда в доме пахнет пирожками, которые так любит печь Соня, И ещё ей нравится рассказывать про свою необыкновенную мать: «Еще бы, ведь её зовут Слава!»
Да святится имя твое. Юл.»
Я уснула, роняя слезы на подсунутое под щеку письмо. Мне снилось, что некто сильный и нежный, освободив от нарядных шелков, осторожно укутал меня теплым одеялом и озабоченно коснулся губами лба.
— Ты разве не спал?! — Удивленно рассматривала я вечерний костюм Сергея, больше похожий сейчас на одеяние бомжа. В окно светило утреннее солнце, заставляя щуриться его посветлевшие до желтизны глаза.
Он сбросил пиджак и застегнул распахнутый ворот рубахи:
— Так я больше похож на посла, чем на бродягу? Отлично. Посол прибыл с сообщением. Получена радиограмма из Монте-Карло от госпожи Тайцевой: «Необходимо отыграться. Не ждите. Надеюсь, у мужа хватит денег, чтобы продержаться у рулетки сорок восемь часов». Второе — в связи с этим, наш капитан получил распоряжение доставить пассажиров «Эстрельи» к пустынному пляжу. Ведь мне так и не удалось порыбачить.
— Ну, где же здесь рыба? А самый маленький «заброшенный пряж» стоит в этих краях, наверно, миллион долларов!
— Мы же не станем его покупать — просто одолжим на один день. Свет не без добрых людей. И наш кэп таких знает. Пойду готовить снасти. Тебе тоже пора собираться — высадка на берег через полчаса.
Сергей ушел и я заметила, что листки письма, оставленные под моей щекой, покоятся на столе под прессом зеркальца. Белое платье висело в шкафу, а на тумбочке ждал меня стакан свежего апельсинового сока. Удивительный сервис на этой яхте.
…Крохотная бухточка между круто спускающихся к морю отрогов выглядела заманчиво. Яхта бросила якорь метрах в ста от берега, на воду спустили резиновую лодку. Прежде, чем спрыгнуть в нее, Сергей показал мне на вершину холма, где в зелени огромных деревьев виднелась черепичная крыша.
— В доме живут родственники капитана. Они старики и пляжем не пользуются. Это место сегодня принадлежит нам. А вот под теми камнями, уверен, засели крупные морские окуни.
Подхватив меня на руки, Сергей усадил меня в лодку и взялся за весла. Вода под днищем была абсолютно прозрачной, так что, склонив к ней лицо, можно было разглядеть в темном контуре собственной тени камни, раковины, снующие среди водорослей косяки крошечной серебряной рыбешки.
Мы вытащили на берег зонт, корзину с вещами и коробку с провизией. После этого Сергей отсалютовал капитану и яхта снялась с якоря.
— Я отпустил их до вечера. Коку надо пополнить холодильники, а морячкам, я думаю, погулять. Они тоже с удовольствием отдохнут от нас.
— Мне присутствие команды не показалось навязчивым. Они чрезвычайно деликатны и заботливы. Умеют честно зарабатывать деньги.
— А мы предпочитаем «дикий» отдых. И вот такую кругленькую гальку. Ну, прямо как на Кавказе! — Сергей, надув мне кресло-матрац, улегся на полотенце. — Я прихватил тебе книгу из библиотеки. «Остров сокровищ» на английском языке.
— Спасибо, как раз то, что надо. Пойду для начала окунусь. — Я медленно вошла в прохладную воду, наслаждаясь её нежным, щекочущим прикосновением, и поплыла вслед за удаляющейся «Эстрельей», упруго, тихо, без брызг и всплесков.
Наверно, я плыла долго, не оглядываясь и ни о чем не думая, прислушиваясь к ощущениям, которые, почему-то, надо было запомнить скользящую упругость воды, оглаживающей тело, её запах, переливчатый цвет, превращающийся в плотную синеву там, в дали… За моей спиной послышалось фырканье и встревоженный голос, задыхаясь, спросил:
— Эй, ты что, решила догнать «Звезду»?
Лицо Сергея не могло не вызвать смеха — покрасневшие, выпученные глаза испуганно блестели среди мокрых, прилипших к лицу волос, рот фыркал, надувая щеки… А берег, оказывается, был довольно далеко…
Я хохотала над его испугом, посмеивалась над обидой, когда широкими взмахами рук он стал быстро удаляться к берегу. И ещё продолжала хихикать, выбираясь на горячую гальку. Сергей лежал на животе и даже не поднял голову. Я брызнула ему на спину, приложила к лопаткам холодные, мокрые ладони. Он стойко перенес пытку, изображая спящего. Я села рядом, перебирая гладкие камушки. И вспомнила давнишний ноябрьский день. Такие же камушки и холодное, пустынное море. Но внезапно, после долгих дождей появившееся солнце превратило осенний пляж в летний. Мы совсем недавно отыграли свадьбу и уже целую неделю усиленно выполняли программу «медового месяца» старались стать настоящими супругами и любовниками. А это значит — говорили и занимались любовью.
Переполненная радостью этих дней и теплом проглянувшего солнца, я ринулась в холодные волны. Вытащивший меня на берег Сергей точно так же дулся, лежа лицом вниз на холодной гальке…
— Пойми же, я испугался за тебя! — Он сел и быстро коснулся моей щеки тыльной стороной ладони. — Прошу тебя, не делай так никогда, Слава.
— А потом мы поцеловались. — Напомнила я. — Там, в Крыму… Ты сказал мне то же самое и мы поцеловались…
— Это было очень давно. — Сказал Сергей, устремив жестокий взгляд к горизонту.
— И много воды утекло. — Добавила я. — Но я всегда знала, что ты лучше всех. Это — объективная реальность, а не комплимент. С этим ничего нельзя поделать.
— Как и с тем, что ты любишь другого. — Сергей бросил в воду плоский камешек, проскакавший три раз. — Юлий живет у Питчемов. Конечно, он не настолько юн, чтобы эти сердобольные супруги его усыновили, но он с удовольствием работает на их ферме и даже дает уроки русского в Софкиной школе…
— Ах, вот как! Он написал про пирожки, которые печет Соня, и я подумала, что это бред. Не знаю чей — его или мой… Значит, Питчемы…
— Да, у них там все отлично сложилось. Соня даже присылала видеокассету, где она с подругой и два парня катаются на лошадях. Один из них, конечно, Вартанов… Знаешь, это очень красивое зрелище. Вернемся на яхту и ты посмотришь сама.
— Не буду… Когда я неслась в Молчановку, думая, что Аркадий или Ртищевы могут расправиться с тобой, я молила лишь об одном — чтобы ты остался жив… Я и теперь больше всего на свете хочу этого. И ещё одно… Послушай, тебе не очень противно поцеловать меня?
Сергей с минуту не двигался, словно не расслышал моих слов. Потом повернулся и заглянул мне в глаза. Секунда — и мне стало ясно все — здорово все-таки хорошо знать друг друга. Я положила руки ему на плечи и закрыла глаза, ожидая чуда. И оно произошло — это был самый волнующий поцелуй в нашей совместной жизни. Мы вернули свою любовь — то, что считали самым ценным жизненным достоянием.
Может, старички — родственники капитана, и наблюдали в большие бинокли за играми парочки на их пляже, — нам было не до них. Не было ничего на свете, что могло бы помешать нашим телам соединиться, потому что именно это было написано у нас на роду.
— Я так люблю тебя, Слава. И ничего не смог сделать, чтобы изменить это… Так бывает. Просто, я однолюб.
— Прости, милый, что испытывала тебя на прочность, мучила… — Я только теперь увидела, что это не солнце выбелило его «бандитские патлы». В волосах склонившегося надо мной Сергея блестела седина. — Прости…
