– Что?
– Мы должны сохранить это место.
– Но как?
– Мы его восстановим.
– Здесь нужно как следует прибраться.
– И поставить новую дверь.
– И занавески совсем истрепались, – добавила я. – Я сделаю новые.
– Так ты в деле? – Он посмотрел на меня озорным взглядом.
Почему нет? Так я смогу скоротать часы, пока Китти проводит время с Лансом.
– В деле, – ответила я. – Но будет ли у нас время? И как мы будем сюда добираться?
– Пешком, – просто ответил он, – до базы меньше полумили по берегу. Иногда можно ускользнуть, и никто даже не заметит твоего отсутствия. Здесь есть тропинка к дороге, инструменты и древесину я, разумеется, привезу на джипе. Придется все как следует обдумать, но мы справимся.
Уэстри направился к двери, и слабая половица заскрипела и прогнулась под его ногой. Он опустился на колено и вытащил ее, открыв маленькую нишу.
– Вот, – сказал он, – это будет наш почтовый ящик. Я буду оставлять тебе письма, когда буду приходить сюда один, а ты можешь отвечать мне.
Мое сердце зашлось от восторга – бунгало, художник, спрятанные под половицами письма, и особенно – этот человек!
Уэстри завернул картину в мешковину и осторожно засунул ее под кровать.
– Еще одно условие.
– Какое?
– Мы никому не расскажем про это место.
Мне очень не хотелось скрывать столь великолепную находку от Китти, но я не могла представить ее в этом бунгало, которое уже стало для меня особенным, даже священным местом – всего лишь за несколько минут. Я прикоснулась к булавке Китти и почувствовала укол совести. Я не права, что хочу утаить это местечко для себя, особенно после того, как мы поклялись не держать друг от друга секретов.
– Что скажешь? – продолжал Уэстри.
Я кивнула.
– Честное слово, – пообещала я, пытаясь убедить себя, что Китти не нужно об этом знать, во всяком случае пока. – Я никому не скажу.
– Отлично. Тебя проводить?
– Да, – ответила я, – наверное, они решили, что я утонула.
– Или тебя съела акула, – засмеялся Уэстри.
Красота острова не ограничивалась бирюзовыми водами и изумрудными холмами. Это была только поверхностная красота. Истинная прелесть заключалась в историях. А они скрывались за каждым поворотом береговой линии.
– Уэстри такой милый, – сказала Китти, глядя мне в глаза, когда мы вернулись тем вечером в свою комнату.
– Нормальный, – безучастно ответила я, сняв шляпу и положив ее на верхнюю полку шкафа.
– Откуда он?
– Не знаю. Мы с ним много не разговаривали. Он любезно проводил меня.
Я почувствовала ухмылку Китти, даже не поднимая глаз, и поспешила сменить тему:
– Похоже, вы с Лансом неплохо поладили.
– Да, – согласилась Китти, откинувшись на спинку кровати, – он мне нравится. Очень. Только… – Она осеклась и покачала головой. – Мне, конечно, не важно, как он отзывается о полковнике Донехью, но тебе не кажется, что ему следовало бы проявлять побольше уважения к старшему по званию?
Я пожала плечами. Еще неясно, кто представляет для Китти большую опасность: самонадеянный солдат или его властный начальник.
– Ну, – продолжила Китти, – думаю, это мелочи. У Ланса столько положительных качеств.
Ага. Бравада. Интрижки с местными девушками. Самовлюбленность.
– Да, – признала я, – очень много.
– Анна, – немного смущенно начала Китти, – я не успела тебе рассказать. Тем вечером, на танцах, полковник Донехью…
Мы испуганно подняли взгляд, услышав громкий, настойчивый стук в дверь.
– Да, – ответила я, повернув ручку.
Снаружи стояла запыхавшаяся Лиз.
– Мэри, – сказала она, – в лазарете. Скорее.
Мы поспешили за Лиз по ступенькам, вышли из казармы и быстро пошли по тропинке. Лазарет находился недалеко, но мы ворвались туда, тяжело дыша.
Сестра Гильдебрандт склонилась над койкой Мэри вместе с доктором Ливингстоном, врачом среднего возраста, с редеющей шевелюрой и в очках. Мэри была неестественно бледна. Глаза закрыты, но, судя по неглубокому покачиванию груди, она все еще дышала.
– Господи, – прошептала я, – что с ней?
Доктор взял шприц и ввел Мэри в руку прозрачную жидкость. Она даже не вздрогнула, когда игла проткнула ей кожу.
– Одна из девушек нашла ее в комнате, – сказала сестра Гильдебрандт, – она лежала без сознания возле кровати. Она пробыла там минимум шестнадцать часов. Малярия. Должно быть, заразилась в первый же день.
– Малярия, – повторила я. Слово звучало экзотично, но болезнь была прямо здесь, перед нами, и пыталась забрать жизнь замечательной девушки, с которой мы только познакомились. Она приехала на острова с намерением начать свою жизнь сначала, а вовсе не умирать.
– У нее лихорадка, – сказал доктор Линвингстон, – боюсь, ослаблено сердце. Единственное, что нам остается – ждать.
Мои руки дрожали.
– Но она же справится, вытянет. Она должна вытянуть.
Доктор Ливингстон отвел взгляд.
Я подумала о Мэри, бедняжке Мэри. Высокая, даже слишком. Неровные зубы. Разбитое сердце. Жених бросил ее, она осталась одна. Нет, я не позволю ей умереть в одиночестве.
– Китти, ты не могла бы сбегать в казармы, принести мне очки и что-нибудь почитать? Хоть чертов «Военный вестник», что угодно.
Китти кивнула.
– Будем дежурить. Можно поставить койку с ней рядом? – спросила я у сестры Гильдебрандт.
Та согласно кивнула.
* * *
Китти вернулась с двумя журналами, тремя книгами – двумя от Лиз и одной от Стеллы – экземпляром «Военного вестника» и на всякий случай учебником медсестер.
– Отлично, – сказала я, изучая книгу с потрепанным корешком, – будем читать по очереди. Пока она не придет в себя, или…
Китти взяла меня за руку.
– Анна, ты не сможешь спасти ее, если она…
– Я не позволю ей умереть в одиночестве, – сказала я, смахивая слезу, – никто не заслуживает такой участи.
Китти внимательно посмотрела на меня.
Я положила книгу и взяла журнал «Вог» с фотографией Риты Хейворт на обложке. Перевернула первую страницу и начала читать рекламное объявление: «Почему бы не позаботиться о прекрасной фигуре к весне? Если вы хотите недорого одеваться и с шиком носить стандартные размеры, начните избавляться от набранных за зиму килограммов прямо сейчас. Благодаря ночным «Байл Бинс»[4] вы сможете худеть во сне, безопасно и постепенно…»
Я читала четыре часа, каждую страницу, до последнего слова, пока не потемнело в глазах. После меня за дело взялась Китти. Когда солнце село, она включила маленькую лампу на столике возле койки и вновь передала мне эстафету. Ее голос охрип.
Мы прочли почти все, когда окна лазарета осветили первые утренние лучи, и ресницы Мэри задрожали.
Она медленно подняла веки, потом опустила снова, и мы с волнением замерли на несколько минут, пока она не пошевелила рукой, потом ногами, потом снова заморгала, открыла глаза и посмотрела на меня.
– Где я? – слабым голосом спросила Мэри.
– В лазарете, – ответила я, заправляя ей за ухо прядь соломенных волос. – Милая, тебя подкосила малярия, – продолжила я, сдерживая слезы, – но теперь все будет в порядке.
Мэри оглянулась вокруг, посмотрела на Китти, потом вновь на меня.
– Мне снился такой странный сон. Я пыталась идти к яркому свету и постоянно слышала голос. Он звал меня обратно.
– Ты повернула обратно?
– Я не хотела. Я хотела идти дальше, но с каждым шагом голос все сильнее манил меня.
– Ну и хорошо, – сказала я и поднесла к ее губам стакан воды, а потом спрятала холодные руки под одеяло. – Дорогая, у нас полно времени, чтобы об этом поговорить, но сейчас тебе нужно отдохнуть.
* * *
Наша забота о Мэри не воодушевила сестру Гильдебрандт на похвалу за профессиональное мастерство, но она освободила нас от работы на день, и мы с радостью воспользовались возможностью отдохнуть.
Я проспала до полудня и проснулась от того, что в столовой звонили на ланч. Желудок урчал от голода, но утомление пересиливало: вылезать из кровати совсем не хотелось.
– Китти? – позвала я. – Ты проснулась?
Я повернула тяжелую голову, ожидая увидеть, что она крепко спит, но вместо этого обнаружила аккуратно натянутое покрывало и две взбитые подушки в изголовье.
Где она? Я села, потянулась и заметила на туалетном столике записку:
«Анна,
Не хотела тебя будить. Я ушла в 10 кататься на лодке с Лансом. Вернусь ближе к вечеру.
С любовью,
Китти».
Кататься на лодке с Лансом. Разумеется, это совершенно нормально, но мне стало как-то не по себе. Нам дали выходной всего несколько часов назад, когда же она успела договориться с Лансом? Я вспомнила про бунгало и поняла, что нашу маленькую спальню уже переполняли секреты.
Прозвучал еще один звонок на ланч – второй и последний. Если быстро одеться и побежать, еще можно успеть. Но я увидела на тумбочке блестящее красное яблоко и придумала кое-что получше.
