– Вы ужасно выглядите, – бесцеремонно сообщила она.
– Мы можем обсудить это в другой раз, – предложил он. – Медсестра говорит, что вам нужен покой.
– Нет, сейчас, – упрямилась Фрида. – Мэри Ортон?
Карлссон посмотрел в сторону, словно ожидал, что вместо него заговорит кто-то другой.
– Врач сказал, что она умерла на месте, – сообщил он. – Думаю, когда вы ее нашли, она уже какое-то время была мертва.
– Нет, – возразила Фрида. – Она была жива. Я помню ее глаза. Они двигались.
– Говорят, она потеряла много крови. Мне очень жаль.
Фрида почувствовала, как лицо обожгла слеза. Карлссон достал салфетку и аккуратно промокнул ее щеку.
– Мы ее подвели, – вздохнула Фрида. – Не оправдали доверия.
– Парамедикам и с вами хватило работы. Двум другим помочь было уже нельзя.
– Двум другим?
– Мэри Ортон и Бет Керси.
– Что?! – воскликнула Фрида, пытаясь подняться с подушек. – Что вы имеете в виду?
– Легче, легче, – сказал Карлссон, словно успокаивая ребенка. – Не волнуйтесь. У вас не будет никаких неприятностей.
– Каких еще таких неприятностей?
– Вам совершенно не о чем беспокоиться, – продолжал Карлссон. – Совсем наоборот. Вам, наверное, даже медаль дадут.
– Да о чем вы говорите? – растерялась Фрида. – Я ничего не помню.
– Совсем ничего?
Фрида покачала головой и попыталась сосредоточиться. Все происшедшее казалось таким размытым, таким далеким.
– Сначала меня ударили в спину, – сказала она. – Я даже не видела ее. По крайней мере, насколько помню. Но тут что-то не сходится. Была кровь, много крови, и я потеряла сознание. Я помню, как что-то услышала. Это все.
– Я постоянно с таким сталкиваюсь, – успокоил ее Карлссон. – Память к вам, возможно, полностью никогда не вернется. Но когда мы увидели место преступления, то легко смогли восстановить, что же произошло. Господи, кровь была повсюду! Простите, вам об этом лучше не слышать.
– Но что случилось?
– Мы можем обсудить это позже, Фрида.
– Нет, сейчас! – настаивала Фрида. – Расскажите мне.
– Ладно, ладно, – сдался Карлссон. – Насчет того, что случилось, у нас сомнений нет никаких. С вашей стороны это была чистейшая самозащита. После того как вам нанесли удар, вы, должно быть, попытались отобрать нож, хотя уже истекали кровью. Вы завладели ножом и ударили ее, защищаясь.
– Как?
– Что?
– Как я ее ударила?
– Она умерла от потери крови из рваной раны горла.
– Я перерезала ей горло?!
– Да. А потом забрали у нее ремень и перевязали себе ногу. Врачи говорят, что, не сделай вы этого, вы бы через несколько минут истекли кровью.
Фрида знаком показала, что хочет пить. Карлссон поднес стакан к ее губам. Глотать было больно.
– А теперь спать! – велел он. – Все будет хорошо.
– Ладно, – согласилась Фрида. Сейчас ей казалось, что во всем мире нет ничего более трудного, чем простой разговор. – Одна деталь.
Он наклонился к ней.
– Какая?
– Я этого не делала.
– Я же объяснил вам, – успокоил ее Карлссон. – У вас не будет никаких проблем. Это была чистая самозащита.
– Нет, – возразила Фрида. – Я этого не делала. Не могла сделать. Кроме того… – Фрида заставила себя подумать о нескольких секундах до того, как она упала в обморок. Она попыталась отделить их от всего, что случилось потом: от забытья, кошмаров, кусочков ожидания. – Я что-то слышала. Но я и так знаю. Это был он.
Карлссон сначала удивился, а потом разволновался.
– Что вы имеете в виду? Какой еще «он»?
– Вы знаете, о ком я.
– Не говорите этого, – прошипел Карлссон. – Даже не думайте.
Сэнди оставил машину возле западных ворот парка Уотерлоу. Во время резкого подъема на Свэйнз-лейн у Фриды возникло ощущение, что они взлетают и оставляют Лондон позади.
– Думаю, на этот раз парк открыт, – сказал Сэнди с натянутой улыбкой.
Выходя из машины, Фрида вздрогнула. Она все еще страдала от болей, особенно когда вставала.
– Тебе сил хватит? – заботливо спросил он.
Фрида ненавидела боль, процедуры, прием лекарств, бесконечные посещения больницы, но еще хуже были сочувствие, внимание, забота, выражение глаз, появлявшееся у людей, когда они видели ее, и то, как старательно они подбирали слова. Она медленно и скованно прошла через ворота. Слепящая желтизна нарциссов, покачивающихся на ветру…
– Вот теперь я верю, что пришла весна, – заметил Сэнди. – Наконец-то.
Фрида оперлась на его руку.
– Если ты не будешь рассказывать мне о весне и о том, как она символизирует возрождение и новую жизнь, я не стану говорить, что это самый жестокий месяц в году.
– Разве не апрель самый жестокий месяц?
– Март тоже довольно жесток.
– Ладно, – кивнул Сэнди. – Я буду молчать о том, какой сегодня красивый день, как распустились нарциссы и какое великолепное место в свое время выбрали для парка Уотерлоу – с панорамой Лондона. Мы могли бы сходить на ближайшее кладбище, если это больше соответствует твоему настроению.
– Ты меня знаешь, – возразила Фрида, – я люблю кладбища. Но сегодня хороший день для прогулки в парке. Я люблю этот парк. Я не знаю, как сэр Томас Уотерлоу заработал свое состояние. Наверное, украл его у кого-то или незаслуженно унаследовал. Но он дал Лондону этот парк, и я благодарна ему за это. И я благодарна тебе.
– Ну, благодарность – не совсем…
– Ш-ш… Я знаю, через что ты прошел, Сэнди, и чего ты не можешь мне сказать. В тебе слишком много от джентльмена, правда? Ты вернулся сюда, и мы снова встретились. И это было хорошо. Нет, это было прекрасно. Нам следовало использовать это время для того, чтобы думать о жизни, принимать решения, получать удовольствие друг от друга. Вместо этого тебе день за днем приходилось сидеть у больничной койки, глядя, как я пью куриный бульон через трубочку или писаю в суднó.
– И думая о том, что ты можешь умереть.
– И это тоже.
– Когда я думал, что ты умрешь…
– Я знаю.
Они потихоньку дошли до пруда. В парке было много людей, гулявших по тропинкам целыми семьями. Дети кормили уток, голубей, белок орехами и черствым хлебом.
– Ты только посмотри, – неожиданно сказал Сэнди.
Маленький мальчик бросал арахис большой крысе, которая вылезла на траву из-под куста рододендрона.
– Если собрался кормить голубей, – заметила Фрида, – то почему бы не покормить и крысу?
– Поднимемся выше? – предложил Сэнди. – Там прекрасный вид.
– Через минуту, – согласилась она.
– Я хотел приехать сюда по символическим причинам. Я не ожидал, что ты появишься на свадьбе. Я думал, что ты вычеркнула меня из своей жизни. Я был очень, очень счастлив, когда увидел тебя.
– Да, – сказала Фрида. – Да, я тоже была счастлива.
Ей казалось, что свадьба была очень давно.
Мимо них прошла утка, а за ней рядочек крошечных утят.
– В обычной ситуации я бы сказал, что это очень мило, – заметил Сэнди. – Но сейчас не буду. – Он повернулся и взял ее за плечи. – Фрида, я не знаю, как это сказать, но я понимаю, что для тебя это, бесспорно, было просто ужасно, и если тебе когда-нибудь захочется поговорить…
Фрида наморщила нос.
– Ты хочешь, чтобы я сказала, что получила психологическую травму?
– Любой бы ее получил.
– Я не знаю. Посмотрим. Но в данный момент я чувствую только грусть из-за случившегося с Мэри Ортон. Я закрываю глаза и вижу, как она смотрит на меня снизу вверх. Она смотрела на меня в последние мгновения своей жизни и, подозреваю, думала: «Но ты ведь говорила, что защитишь меня. Ты говорила, что все будет хорошо». Я не могу понять, что еще могла сделать. Я сообщила в полицию. Позвонила в службу неотложной помощи. Вошла в ее дом.
– Ты сделала все, что могла.
– У нее было два сына, но они бросили ее. Ее обманули, и она обратилась ко мне за помощью, а потом ее убили. Так или иначе, сыновья все-таки унаследовали ее деньги, так что, по крайней мере, хоть кто-то теперь счастлив.
– Неужели это говоришь ты, Фрида? Ты бы никогда не сказала ничего подобного своим пациентам.
– Если бы я говорила своим пациентам то, что говорю себе, большинство из них покончило бы с собой, едва успев выйти из моего кабинета.
– Ты совсем не это говоришь Джозефу, когда он обвиняет себя в смерти Мэри Ортон.
– Нет. – Выражение ее лица смягчилось. – Я говорю Джозефу, что он сделал то, что мог, а мне стоило к нему прислушаться.
– Значит, одно правило для всех, и совсем другое – для тебя?
– Да.
– Почему?
– А что тут непонятного?
– То, через что тебе довелось пройти, повлияло бы на любого человека. Но дело не в ранах от удара ножом, не в том, что ты чудом избежала смерти, верно? Когда ты говоришь о том, что с тобой случилось, а это происходит нечасто, ты вспоминаешь о Мэри Ортон, и Джанет Феррис, и даже Бет Керси, которая убила бы тебя… и, кстати, она действительно чуть тебя не убила. А ведь есть еще Алан Деккер и Кэти Райпон! Все те, кто умер. И мне приходит в голову, что ты чувствуешь – как бы точнее выразиться? – что ты испытываешь к ним слишком много чувств, ты принимаешь все слишком близко к сердцу. – Сэнди остановился и заглянул в ее вспыхнувшие глаза. – О чем ты думаешь?
