«Нет. Харе. Прррррекращай. Правда харе», – ответила я и, перестав хихикать, отключила сотовый. Надоели его игры в шизанутую ищейку, он ведь даже не спросил, нужны ли мне эти поиски.
Сплетня о внезапном интересе, который проявил ко мне Красавец Джек Оуэнс, разнеслась по школе с ураганной скоростью. С классного часа я пошла на биологию, потом в лабораторию, и везде качки и наркоши, красотки из группы поддержки и ботаны махали мне, улыбались, кричали «привет!». Только я не дура и отлично понимала, что не проснулась супердивой, охмурившей Джека, или оторвой, покорившей хулиганов, или моего среднего балла в 3,5 вдруг хватило, чтобы впечатлить умников-отличников. Примерно так же получилось с десятиклассницей из средней школы Мосс-Пойнта. Когда бедняжку задавил пьяный водитель, у всех, кто хоть раз с ней общался (и у тех, кто не общался ни разу, тоже!), вдруг появились «теплые воспоминания». Все сбивались в кружок и проникновенными голосами рассказывали, как «однажды угощали ее колой», словно та девочка их жутко интересовала. Сегодня всех интересовала я.
По дороге в класс для самостоятельных занятий я резко затормозила: из класса тренера Ричардсона выскочила Брайони Хатчинс, моя экс-подруга. Меня она даже не заметила, хоть и застыла буквально в паре шагов, поправляя блузку, – зачем скрывать шикарный фюзеляж, пусть все любуются.
– Встретимся на пятом уроке, – пропела Брайони. Тренер Ричардсон, кобель жуткий, ставил Брайони пятерки по ОБЖ просто за то, что та давала ему пушить свой третий номер. Увидев, что чуть не сшибла меня, Брайони прервала свое «зачетное блядство», расплылась в улыбке: – Мози, привет! Как дела?
Я пожала плечами и посмотрела сквозь нее.
– Ну, сбросишь мессагу, – прочирикала Брайони и отвернулась.
Страшно захотелось поделиться новостью с Роджером, хоть это и подразумевало новые бредни о его поисковой Миссии, которая ни фига Невыполнима. Увы, мой чертов мобильник ловит только у пожарной двери, такие толстые здесь стены. Окон мало, поэтому все вокруг покрасили в блеклорозовый. Роджер называет этот оттенок «рассвет над психушкой», потому что он якобы поднимает настроение.
Не сделав и двух шагов, я увидела Роджера, да-да, Роджера собственной персоной. Он стоял футах в десяти, у библиотеки. Его не пропустишь, спасибо белоснежной форменной рубашке с эмблемой школы Кэлвери. Роджер озирался по сторонам, высматривая в толпе меня.
Я уже подняла руку, чтобы помахать, когда Роджера заметил девятиклассник по имени Чарли, который ходит в церковь Кэлвери. «Гей-Рей Гейвуд – весь тут!» – проорал он, запрокинув голову. Кличку, наверное, услышали даже в космосе, а Роджер в конце коридора и подавно – весь залился краской, до корней волос.
По-настоящему Роджера зовут Реймонд Нотвуд. Невысокий, бледный, он знает кучу заумных слов, а на физкультуре мучается, поэтому в Кэлвери его прозвали Геем-Реем, что хрень полная, потому что последний настоящий гей в Кэлвери был звездой бейсбола, а по выходным охотился на оленей. Скандал разразился жуткий, и сейчас звезда бейсбола учится в Пэскагуле. Разумеется, правильным парням из Кэлвери не нравится, что звездный бейсболист оказался геем: уж слишком он на них похож. Инициалы Гея-Рея Гейвуда – ГРГ, только беднягу дразнят совершенно напрасно, поэтому я в знак протеста произношу инициалы наоборот, РГР, почти Роджер.
Роджер насупился и шагнул к Чарли, явно думая о драке, но тот лизнул кончики пальцев и влепил ему смачный фофан. Получилось звучно – я через весь коридор услышала.
Роджер разозлился бы, узнав, что я видела тот фофан, словно от этого стало бы еще больнее. Поэтому я спряталась, шмыгнув в класс тренера Ричардсона, и зажала глаза руками.
– Мози? – услышала я и обернулась. Тренер Ричардсон смотрел на меня с другого конца класса, смотрел не как на пустое место. Вряд ли он прежде называл мое имя, разве что во время переклички, и не удостаивал даже пренебрежительным взглядом, которым потчевал плоскогрудых. А сейчас он – о чудо! – улыбался и сверкал белоснежными зубами.
– Я… э-э-э… у меня сейчас не безопасная жизнедеятельность, – неизвестно зачем пролепетала я, ведь тренер Ричардсон прекрасно знал, кто ходит на его предмет. Мимо меня в класс уже проталкивались другие ученики.
– Я хотел спросить, как дела у твоей мамы.
Интересно. Прежде вопросы он мне не задавал, по крайней мере личные, стопроцентно не задавал. Он ведь муж Клэр Ричардсон, для него Слоукэмы не существуют.
Я промолчала, и он добавил:
– Мы все очень переживаем за нее с тех пор, как узнали про инсульт.
Я подошла к его столу, потому что орать через весь класс о Лизином здоровье совершенно не хотелось, особенно при других учениках, которые рассаживались по местам.
– Все хорошо, спасибо, – проговорила я.
Тренер Ричардсон одобрительно кивнул, словно мы о чем-то беседовали и он рассчитывал на продолжение. Суперстранно. Он ведь и Лизу учил ОБЖ. В ту пору это были уроки вождения плюс домоводство минус лекции о безопасном сексе. Лизу учили многие мои учителя, поскольку все они работали в школе Перл-ривер лет по сто и доказывали гипотезу Роджера о том, что из Иммиты можно выбраться лишь на тот свет. Во время первой в этом учебном году переклички я поймала уйму косых взглядов. Тренер Ричардсон, прочитав мое имя, сделал паузу, впился в меня холодными, как у ящерицы, глазами и больше такой чести не удостаивал. Теперь фамилию Слоукэм он произносит скороговоркой и, не дождавшись моего «Здесь», переходит к следующей.
Что же, у него дел невпроворот: нужно просканировать уйму блузок, нужно каждый день придумывать новый повод потискаться с танцовщицами из группы поддержки. А сколько времени уходит на игру в Мистера Суперкруть и шуточки со школьными спортсменами (они пусть с уродками развлекаются)! Школьницей моя мама дружила с его дочерью, разумеется, до того, как забеременела и все полетело к черту. В ту пору Лиза наверняка купалась во внимании тренера Ричардсона. Думаю, она нравилась ему не меньше Брайони.
Класс заполнился, почти все ученики расселись по местам. Джейни Пестри с подругой Деб устроились в хвосте первого ряда. Краем глаза я видела, что они на меня пялятся.
– Привет, Мози! – поздоровалась Деб, поддев Джейни локтем. Можно подумать, мы каждый день разговариваем.
Я снисходительно кивнула.
Деб снова поддела Джейни локтем, словно на что-то подбивая. Джейни приторно улыбнулась, обнажив острые зубки:
– Мы слышали про кости на твоем дворе. Что говорят копы? Это убийство?
– Девочки, перестаньте! – осадил их тренер Ричардсон, а сам подался вперед, и в его глазах мелькнул самый настоящий голод. Мелькнул и исчез, но я заметила. Интересовала его вовсе не Лиза, а новости из первых рук.
Тем временем все расселись по местам, и, оглядевшись, я поняла, что голоден не только тренер Ричардсон. Новостей ждал абсолютно каждый, каждый смотрел на меня, как на пирог, и претендовал на кусочек.
Мой взгляд упал на стол Тренера, утопающий в хламе. Рядом со стопкой буклетов о здоровом образе жизни стояли скоросшиватели и коллекция фигурок-башкотрясов в футбольных шлемах, в самом центре стола красовалась фоторамка-книжка. Пятьсот миллионов лет назад будущий тренер Ричардсон поймал невероятный пас, который принес победу команде его колледжа. Теперь газетная статья с фотографией украшала его стол. На фотке Ричардсон, совсем мальчик, напоминал Зефирного человечка – пузо так и выпирало из «ливайсов», – но хорохорился. По-моему, получилось жалко. Это все равно что мне лет в сорок прикрепить побуревший листок с тестом по алгебре к холодильнику и ежедневно любоваться пятеркой с плюсом.
Я смотрела на фотографию, ученики и Тренер – на меня. Неожиданно возникло странное ощущение дежа-вю, словно пятнадцать лет назад, когда рамка-книжка еще не была пыльной, на этом самом месте стояла моя мама, играла вьющейся прядкой и хлопала ресницами, выпрашивая у Тренера машину с работающим кондиционером, чтобы практиковаться в вождении. Чувствовалось, что в этом классе юная Лиза была королевой, а теперь, оказавшись на ее месте, королевой стала я. Почетный титул словно достался мне по наследству.
Я сделала непроницаемо-таинственное лицо, вспомнила лейтенанта Кейна из «Места преступления Майами» и ответила в его стиле:
– Информация о расследовании огласке не подлежит. – Я эффектно перебросила волосы через плечо. Тут бы темные очки с глаз сорвать, впрочем, для этих зрителей сгодилось и так. В классе уже зашептались, все гадали, что мне известно, но я не собиралась делать никому, особенно Тренеру, ни единого намека.
Тренер чуть подался ко мне. Теперь он был близко, слишком близко, я чувствовала мятный запах его дыхания. Понизив голос до слышного лишь мне шепота, он задал новый вопрос.
Только что я знала наверняка? Да если бы и знала что-то, с какой стати мне откровенничать? Что хорошего мне сделал тренер Ричардсон?
