Доктор Рэтбоун пожал плечами, и она вышла из кабинета, чувствуя его пронизывающий взгляд где-то на середине спины.
Разговор немало ее встревожил. Что случилось? Что вызвало его подозрения? Уж не догадался ли он, что она – лазутчица, пробравшаяся в «Оливковую ветвь», чтобы выведать секреты организации? Его поведение, тон по-настоящему ее испугали. Когда доктор Рэтбоун предположил, что она пришла в «Оливковую ветвь» из-за Эдварда, Виктория возмутилась, но теперь, по зрелом размышлении, поняла, что это лучше, чем если бы он заподозрил в ней подручную Дэйкина. Из-за того, что она так позорно покраснела, Рэтбоун, наверное, решил, что все дело в Эдварде. Так что в итоге все обернулось к лучшему.
Тем не менее спать она легла с тяжелым чувством – страх давил сердце.
IНа следующее утро Виктория относительно просто, отделавшись минимумом объяснений, выбралась на прогулку. Порасспросив насчет Бейт-Мелек-Али, она уже знала, что это большое здание на берегу реки, неподалеку от Западного банка.
До сих пор у нее не было времени ознакомиться с окрестностями, и теперь, пройдя до конца узкую улочку и оказавшись на берегу Тигра, Виктория приятно удивилась. Повернув направо, она медленно пошла вдоль обрыва. Маршрут оказался довольно опасным – вода подмыла берег, а укреплением его никто не занимался. Один дом оказался так близко к воде, что человек, вышедший из него темной ночью и сделавший всего один лишний шаг по ступенькам, мог запросто упасть в реку. Посмотрев вниз, на воду, Виктория двинулась в обход. Потом на каком-то участке дорожка расширилась, появилась мостовая. Дома с правой стороны имели вид самодовольной замкнутости, надежно защищая тайны своих обитателей. Лишь кое-где главная дверь оставалась открытой, и Виктория, заглядывая внутрь, открывала для себя поразительные контрасты. В одном случае она увидела двор – со звенящим фонтаном, окруженным мягкими подушками и шезлонгами, устремленными вверх высокими пальмами и лежащим за ними садом, – напоминающий задник театральной сцены. Следующий, выглядевший снаружи почти так же, открывался на задворки с разбросанным мусором и темные проходы с играющими детьми, грязными и в лохмотьях. Потом дома кончились, потянулись пальмовые сады. Слева неровные ступеньки вели вниз, к воде, и лодочник-араб, сидевший в жалкой лодчонке, замахал руками и крикнул что-то, спрашивая, наверное, не нужно ли ей переправиться на другой берег. К этому времени, по ее прикидкам, Виктория находилась примерно напротив отеля «Тио», хотя различить архитектурные особенности зданий на другой стороне было нелегко, к тому же отели в большей или меньшей степени походили один на другой. Между тем дорога вела ее через пальмовую рощу к двум высоким зданиям с балконами. За ними виднелось примыкающее к реке и напоминающее дворец строение с садом и балюстрадой. Береговая дорожка проходила внутри того, что, по всей вероятности, и было Бейт-Мелек-Али, или Домом царя Али.
Пройдя дальше, Виктория оказалась в более грязной и запущенной части города. Реку закрывали густые пальмовые посадки, огражденные колючей проволокой. Справа тянулись обветшалые домишки за примитивными глинобитными стенами и крохотные лачуги, возле которых в пыли, рядом с кучами мусора и вьющимися над ними мухами играли дети. Вверх от реки шла дорога, и там стоял автомобиль старинного вида и определенно знавший лучшие времена. Рядом с автомобилем стоял Эдвард.
– Вот и хорошо, что пришла, – сказал он. – Садись.
– Куда поедем? – поинтересовалась Виктория, с восторгом забираясь в развалюху.
Водитель, похожий на ожившее вдруг садовое пугало, обернулся и довольно осклабился.
– В Вавилон, – сказал Эдвард. – В кои-то веки получили выходной.
Автомобиль дернулся для начала, а потом понесся, как сумасшедший, по неровной мостовой.
– В Вавилон! – воскликнула Виктория. – Как чу́дно это звучит… Правда в Вавилон?
Машина метнулась влево и покатилась дальше уже по другой мостовой, широкой и ровной.
– Да. Только не жди слишком многого. Вавилон сегодня – не совсем то, что когда-то.
Далеко ль до Вавилона?
Пять и пятьдесят,
Попаду ль туда к закату?
Поспеешь и назад…
– Поспеешь и назад, – замурлыкала под нос Виктория. – В детстве я так часто пела эту песенку. В ней есть что-то чарующее, волшебное. И вот теперь мы едем туда по-настоящему!
– И даже вернемся к закату. По крайней мере, должны. Вообще-то в этой стране лучше не зарекаться.
– Машина доверия не внушает, того и гляди развалится.
– Может, и развалится. С нею точно не все в порядке. Но иракцы молодцы: соберут, проволочкой свяжут, скажут свое волшебное «иншалла» – и, смотришь, покатила дальше.
– У них на все и всегда ответ один – «иншалла», да?
– Да. Переложил ответственность на Аллаха, а сам вроде ни при чем.
– И дорога тоже не самая хорошая, – выдохнула Виктория, в очередной раз подпрыгивая на сиденье. Широкая и вроде бы ровная, дорога не оправдала ожидания. Широкой она осталась, но теперь в ней появились выбоины.
– Дальше будет хуже! – прокричал в ответ Эдвард.
Так они ехали, подпрыгивая и подскакивая, но веселые и довольные. Вокруг тучами поднималась пыль. Посередине дороги, не обращая внимания на предупредительные взвизги клаксона, проносились большие, забитые арабами грузовики.
Они проезжали мимо огороженных садов, женщин с детьми на обочине, ишаков с грузом на спине, и каждая новая деталь становилась для Виктории частью волшебного приключения: поездки с Эдвардом в Вавилон.
Дорога заняла два часа, и к месту назначения они прибыли растрепанные и разбитые. Непритязательные руины, кучки глины и осколки битого кирпича поначалу разочаровали Викторию, ожидавшую увидеть колонны и арки вроде тех, что изображались на открытках с видами Баальбека. Но разочарование мало-помалу рассеивалось по мере того, как они, следуя за гидом, перелезали через горки обожженного кирпича. Его многословные пояснения Виктория слушала вполуха, но когда они направились по Дороге процессий к Воротам Иштар, с полустертыми рельефными изображениями невероятных животных на стенах, на нее вдруг снизошло ощущение величия прошлого, желание узнать что-нибудь об этом великом, гордом городе, лежащем теперь мертвым и покинутым.
Отдав должное древностям, они устроились возле Вавилонского льва – перекусить тем немногим, что прихватил с собой Эдвард. Гид, милостиво улыбнувшись, удалился, но прежде настоятельно порекомендовал молодым людям посетить музей.
– Это что, обязательно? – пробормотала разморенная жарой Виктория. – А по-моему, вещи, когда на них лепят ярлычки и помещают в ящики, становятся какими-то ненастоящими. Я однажды ходила в Британский музей, и это было ужасно скучно и утомительно для ног.
– Прошлое всегда навевает скуку, – сказал Эдвард. – Будущее куда как важнее.
– Дело не в скуке. – Виктория указала зажатым в пальцах сэндвичем в сторону невзрачных руин. – Здесь присутствует ощущение… да, величия. Помнишь стихотворение? «Когда был ты Царем Вавилона, а я – христианкой-рабыней…»[15] Может, мы и были ими. Ты и я.
– Думаю, к тому времени, когда появились христиане, царей вавилонских уже не было, – заметил Эдвард. – По-моему, Вавилон обезлюдел уже за пять или шесть столетий до новой эры. У нас частенько выступают разные археологи, читают лекции обо всем этом, но в моей голове даты не задерживаются. Кроме разве что самых важных, греческих да римских.
– Тебе хотелось бы быть Царем Вавилонским?
Эдвард глубоко вдохнул и выпятил грудь:
– Да, неплохо бы.
– Ну, тогда давай считать, что ты им был, а теперь – в новом воплощении.
– В те времена люди понимали, что такое быть царем! Потому и могли править миром и наводить порядок.
– Не уверена, что мне понравилось бы быть рабыней, – задумчиво сказала Виктория. – Христианской или какой-то другой.
– Мильтон был прав: «Лучше править в Аду, чем прислуживать на Небесах», – продекламировал Эдвард. – Мне его Сатана всегда нравился.
– А я до Мильтона так и не дошла, – виновато призналась Виктория. – Но зато я ходила в «Сэдлерс-Уэллс» на «Комус». Прекрасный балет, и Марго Фонтейн танцевала словно ледяной ангел.
– Если б ты была рабыней, я бы тебя освободил. Освободил и взял в свой гарем – вон туда. – Молодой человек неопределенно махнул в сторону какой-то кучки мусора.
В глазах Виктории вспыхнули огоньки.
– Кстати, о гареме… – начала она.
– Как у тебя с Катериной? – торопливо спросил Эдвард, уводя разговор от опасной темы.
– Как ты понял, что я подумала о Катерине?
– А ты о ней подумала? По правде говоря, Викки, я очень хочу, чтобы вы с Катериной подружились.