Вирджиния принесла поднос, на котором стояли бутылки, стаканы и тарелки с бутербродами. Поставив поднос на стол, она улыбнулась мне:
– Наливайте себе. Если хотите поесть – пожалуйста.
Я налил себе изрядную дозу виски, плеснул воды со льдом, а она села в кресло и принялась за бутерброды.
– Вы так выглядите, словно подрались с кем-то, – сказала она.
– Да, знаю. Поспорил тут с одним парнем. – Смутившись, я потрогал свой нос. Он все еще был немного отекшим и побаливал. – Выглядит хуже, чем есть на самом деле. – Я хлебнул виски. Оно пришлось к месту.
Девушка пила апельсиновый сок, и я понял, что на меня она глядит с некоторым смущением.
– Спасибо, что пожалели меня, – сказал я. – Я ужасно себя чувствовал. Знаете, как бывает. Я бродил один и сам от себя устал.
– Я думала, что в казино немало красивых девушек.
– Может, и так, да только они не в моем вкусе.
Она улыбнулась:
– А каков ваш вкус?
Не люблю я удары вполсилы – ни на ринге, ни вне его. И тут я постарался.
– Вы, например, – сказал я и поспешно прибавил: – Ради Бога, только не думайте, что пора звать на помощь. Вы спросили, я ответил, но, пока мы не сменили тему, хочу добавить, что я не из тех, кто заставляет девушек звать на помощь.
Она внимательно посмотрела на меня:
– Я в этом уверена. Иначе не стала бы вас приглашать.
Ну и хватит. По крайней мере, объяснились. Она начала говорить о своей работе. С ее слов я понял, что платят ей хорошо, она делала то, что ей более или менее нравилось, и часто ездила в разные места.
Я сидел на солнышке и слушал ее. Скотч успокоил мои нервы, а девушка – мои мысли. Я расслабился впервые после аварии.
– Но я что-то много говорю о себе, – сказала она через некоторое время. – А вы чем занимаетесь?
Я ждал этого вопроса и уже заготовил ответ.
– Страхованием. Я разъездной представитель «Питтсбург дженерал иншуранс».
– Вам нравится?
– Ничего. Как и вы, я много езжу.
– Должно быть, вам хорошо платят, если вы можете жить в казино.
Надо было сразу поставить все точки над «i».
– Я решил, что пару дней поживу как миллионер, и несколько лет копил деньги. Ну вот, а во вторник я переезжаю в город.
– Вам нравится быть миллионером?
– Нет ничего лучше.
– Вот кем бы не хотела быть!
– А я думаю, что у меня никогда не было столько денег, сколько мне надо, – сказал я, удивившись ее горячности. – Больше всего мне хочется заполучить много денег и тратить их как вздумается. Казино – как генеральная репетиция.
– Вы хотите сказать, по-настоящему большие деньги? – Она с интересом смотрела на меня.
– Вот именно.
– Как же вы их получите?
Это меня остановило. Я вдруг понял, что слишком много болтаю.
– Не знаю. Конечно, это все бред. Вдруг кто-нибудь умрет и оставит мне состояние? – Я не договорил, заметив, что девушка с любопытством смотрит на меня.
Пока я барахтался, подыскивая другую тему для беседы, она вспомнила, что сегодня по радио передают Пятую симфонию Бетховена.
– Дирижирует Тосканини, – сказала она. – Как вам?
– Давайте.
Я никогда не слышал Пятую симфонию Бетховена, я вообще никогда не слушал никаких симфоний и слабо себе представлял, что это такое. Но когда музыка заполнила залитую солнцем тишину, ее богатство и мощь заставили меня стиснуть поручни кресла. Когда музыка кончилась, Вирджиния подалась вперед, выключила радио и вопросительно посмотрела на меня:
– Ну как?
– Я никогда ничего подобного не слышал, – признался я. – Я всегда держался подальше от такой музыки. Я думал, она только для высоколобых интеллектуалов.
– Значит, вам понравилось?
– Не знаю. Она что-то сделала со мной. Звук, ритм и как этот парень выстроил композицию – да, это что-то.
– Еще хотите?
– А есть?
– У меня пластинки. Девятая симфония даже лучше. От хорала у вас волосы дыбом встанут.
– Тогда мне бы хотелось послушать.
Она поднялась:
– Пойдемте. У меня в бунгало музыкальный автомат.
Я вошел за ней в уютную, хорошо обставленную комнату, полную книг и акварелей, которые, как я решил, принадлежали Вирджинии.
У стены стоял громоздкий автомат, а рядом – шкафчик с пластинками.
– Это ваш домик? – спросил я, оглядываясь.
– Да, но я нечасто сюда приезжаю. У меня нет возможности. Когда я здесь не живу, то сдаю его подружке, которая пишет романы. Сейчас она в Нью-Йорке, но через пару недель приедет.
– А вы где будете?
– Где угодно. Возможно, даже в Китае.
Меня это расстроило.
– Но вы будете здесь эти две недели?
– Может, и три.
Она поставила в автомат две пластинки Бетховена.
Вирджиния села на кушетку подальше от автомата, а я – в кресло у большого открытого окна, откуда можно было видеть пляж.
Насчет хорала в Девятой симфонии она оказалась права. Волосы у меня действительно встали дыбом. Когда кончилась вторая пластинка, девушка поставила еще одну, с симфониями Мендельсона и Шуберта, сказав, что хочет, чтобы я почувствовал разницу в их технике.
Когда мы все прослушали, время близилось к семи, и до полуночи оставалось еще пять часов.
– Вы не возражаете, если мы пойдем куда-нибудь пообедаем? – спросил я. – Ничего эдакого. Мне не хочется идти переодеваться. Но вдруг у вас свидание или еще что?
Я ожидал, что она меня отправит, но нет.
– Вы у Рауля еще не были?
– Нет. А это где?
– О, вам обязательно нужно сходить к Раулю. Это на набережной. Поехали. Там здорово.
Мы поехали в ее «линкольне» с откидным верхом. Заведение Рауля оказалось маленьким греческим ресторанчиком, где в стены вделаны подсвеченные аквариумы, всюду висели позолоченные зеркала, а стулья обиты плюшем.
Нас обслуживал сам Рауль, толстый веселый грек. Он сказал, что знает, что нам может понравиться. Ничего не спрашивая, он поставил перед нами фасолевый суп, отбивные из черепахи, побеги молодой спаржи и пудинг с гуавой.
Мы ели и болтали. Не спрашивайте меня, о чем мы говорили. Я могу только сказать, что ни с кем мне не было так легко, и за весь обед мы ни на минуту не умолкали.
Потом мы перешли на веранду, выходившую к морю, и там выпили кофе с коньяком и снова говорили. Когда мы допили кофе, я называл ее Джинни, а она меня – Джонни. Мне казалось, что мы знаем друг друга сто лет.
Потом мы бродили по берегу и смотрели, как рыбацкие лодки уходят на ночной лов. Она рассказала мне, что в прошлый раз, когда была в Линкольн-Бич, ездила с рыбаками.
– Тебе тоже надо как-нибудь съездить, Джонни, – сказала она. – Вдали от берега вода ночью светится. Словно плывешь по морю огня. И рыба светится, и, когда ее вытягивают сетями, это просто чудесно. Поехали, Джонни, как-нибудь, а? Это здорово, тебе понравится.
– Конечно, – сказал я. – Обязательно. Может быть, мы… – Я запнулся, так как уличные часы неподалеку начали отбивать время. Я замер, отсчитывая удары, и каждый из них отдавался у меня под сердцем, словно его наносили боксерской перчаткой.
Десять… одиннадцать… двенадцать…
– Что случилось, Джонни? – спросила Джинни, посмотрев на меня.
– Ничего. Мне надо возвращаться. Я совсем забыл – у меня назначена важная встреча… – Больше я ничего не мог сказать, вдруг подумав, что последние восемь часов прожил как в опьянении.
– Я отвезу тебя. Это займет меньше десяти минут.
Мы сели в машину. Рот у меня пересох, и в горле першило, а сердце стучало, как паровой молот.
Вирджиния, наверное, догадалась, что у меня не все в порядке, но не стала задавать вопросов. Ехала она быстро. До ворот казино мы добрались за семь минут. Я знаю это, потому что не сводил глаз с часов на приборной панели.
Я вышел из машины. Коленки у меня дрожали. Райзнер, Делла, львиная яма стали так же реальны, как теплый ветер, дувший мне в холодное, мокрое лицо.
– Пока и спасибо, – произнес я хрипло. Я хотел добавить еще что-нибудь, назначить свидание, сказать ей, какой красивой я ее считаю, но слова застревали в горле.
– У тебя неприятности, Джонни? – обеспокоенно спросила она.
– Нет. Все в порядке. Я как-нибудь зайду к тебе.
Я оставил ее сидеть в машине, слегка встревоженную, а сам пошел к воротам казино.
Охранники открыли мне. Зеленоглазый удивленно на меня посмотрел и уже собрался что-то сказать, но я прошел мимо него и направился по длинной, залитой зеленым светом подъездной дорожке.
Я толкнул дверь домика и вошел. Радио тихо наигрывало джаз, все лампы были включены.
Делла, по-прежнему в голубом пеньюаре, лежала на тахте, подложив руки под голову, ее мрачное лицо застыло и ничего не выражало, как китайская маска.
Я перевел взгляд с нее на то место, где было тело, но его там не оказалось, и сердце у меня дрогнуло.
– Где он?
– Там. – Она указала на ванную. – Где ты был?
– Убивал время. А кто-нибудь…
– Я велела тебе держаться отсюда подальше, не так ли? – Она с трудом сдерживала ярость.
– Я так и сделал.
– Сюда три раза звонили, и Луис приходил, стучал в дверь. Это так ты всех увел отсюда?
