– Кстати, еще один момент, – сказала Виктория. – Помните, я говорила, что видела сэра Руперта Крофтона Ли в то утро на балконе в «Тио» и мне показалось, что с ним что-то не так?
– Да, помню.
– Вы ведь прежде с ним лично знакомы не были?
– До того не встречался, нет.
– Я так и подумала. Потому что… Видите ли, это был не сэр Руперт Крофтон Ли.
За этим коротким вступлением последовало еще одно бурное повествование, начавшееся с фурункула на шее сэра Руперта.
– Так вот как они все это проделали, – сказал задумчиво Дэйкин. – А я никак понять не мог, почему Кармайкл допустил такую небрежность, почему позволил, чтобы его убили… Значит, он благополучно добрался до Крофтона Ли, и тот заколол его, но он сумел вырваться и добрался до вашей комнаты, где и упал. Сжимая мертвой хваткой шарф.
– Думаете, меня потому и похитили, что я собиралась рассказать вам? Но никто ничего не знал. Никто, кроме Эдварда.
– Скорее всего, они решили как можно быстрее вывести вас из игры. Вы слишком глубоко проникли в то, что происходит в «Оливковой ветви».
– Доктор Рэтбоун предупреждал меня. Даже не столько предупреждал, сколько угрожал. Думаю, он догадался, что я не та, за кого себя выдаю.
– Рэтбоун не дурак, – сухо заметил Дэйкин.
– Хорошо, что не нужно туда возвращаться. Я ведь только притворялась храброй, а на самом деле мне было ужасно страшно. Но если я не пойду в «Оливковую ветвь», то как же увижусь с Эдвардом?
Дэйкин улыбнулся:
– Если Магомет не идет к горе, то гора должна идти к Магомету. Напишите ему записку. Сообщите, что вы в «Тио», и попросите привезти ваши вещи в отель. Я собираюсь быть сегодня у доктора Рэтбоуна по поводу одного клубного мероприятия и незаметно передам записку его секретарю, так что ваша противница, Катерина, ее не перехватит. Вы же возвращайтесь в «Тио» и оставайтесь там. И, Виктория…
– Да?
– Если попадете в переделку – любого рода, – думайте в первую очередь о себе. За вами присмотрят по возможности, но враг опасен, а вы, к несчастью, слишком много знаете. Как только ваш багаж доставят в отель, считайте, что ваши обязательства предо мною исчерпаны. Запомните это.
– Я отправлюсь в «Тио» прямо сейчас, – сказала Виктория. – Только куплю по пути пудру, помаду и косметический крем. В конце концов…
– В конце концов, – вставил мистер Дэйкин, – барышня не может встретить своего кавалера не во всеоружии.
– Это не было бы так важно в случае с Ричардом Бейкером, хотя и ему было бы полезно знать, что я могу выглядеть прилично, если только постараюсь, – сказала Виктория. – Но с Эдвардом…
Тщательно уложив блондинистые волосы, попудрив носик и подкрасив губы, Виктория расположилась на балконе «Тио» – снова в роли современной Джульетты, ждущей своего Ромео.
И Ромео явился – в положенный срок. Оглядываясь по сторонам, он шел по лужайке.
– Эдвард! – окликнула его Виктория.
Молодой человек задрал голову:
– А, вот ты где!
– Поднимайся сюда.
– Иду.
Через секунду он был уже на балконе.
– Здесь спокойнее, – сказала Виктория. – А потом спустимся, и Маркус даст нам что-нибудь выпить.
Эдвард растерянно уставился на нее:
– Послушай, ты ведь сделала что-то с волосами?
Виктория раздраженно вздохнула:
– Если кто-то скажет что-то по поводу моих волос, ей-богу, тресну по башке.
– А мне больше нравилось, как было раньше, – изрек Эдвард.
– Вот так Катерине и скажи!
– Катерине? А она тут при чем?
– При том. Это же ты посоветовал мне подружиться с ней. Я подружилась. И ты, надо думать, не представляешь, чего мне это стоило!
– Где ты пропадала все это время? Я уже забеспокоился.
– Забеспокоился? Неужели? И где же я, по-твоему, была?
– Ну, Катерина передала мне твое сообщение. Ты сказала ей, что срочно уезжаешь в Мосул, что у тебя важные и хорошие новости и что в свое время ты со мной свяжешься.
– И ты поверил? – едва ли не с жалостью спросила Виктория.
– Я подумал, ты вышла на какой-то след, а Катерине, естественно, много сказать не могла.
– А тебе не приходило в голову, что Катерина врет, а меня треснули по голове?
– Что? – вытаращился Эдвард.
– Что усыпили хлороформом и держат под замком?
Эдвард встревоженно огляделся.
– Господи, что ты такое говоришь! Я и представить не мог… Послушай, не нравится мне здесь разговаривать. Может, пойдем в твою комнату?
– Хорошо. Ты мой багаж привез?
– Да, оставил внизу, у швейцара.
– Потому что, когда целых две недели не имеешь возможности переодеться…
– Виктория, что происходит? Так… У меня здесь машина. Давай поедем в Девоншир. Ты ведь там не бывала?
– В Девоншир? – удивилась Виктория.
– Ох, извини. Есть такое местечко под Багдадом. В это время года там очень мило. Ну же, соглашайся. Мы с тобой целую вечность не были вместе.
– Да, с самого Вавилона. Но что скажет доктор Рэтбоун? Что подумают в «Оливковой ветви»?
– К черту доктора Рэтбоуна! Этот старый дурень у меня уже поперек горла стоит.
Они сбежали по ступенькам к тому месту, где стоял автомобиль Эдварда. Сначала ехали по широкой, обсаженной деревьями улице, пролегавшей через город в южном направлении. Потом Эдвард свернул, и дальше они катили уже по петляющему, кочковатому проселку через пальмовые рощи, по мостикам над ирригационными каналами. Деревья, в основном абрикосовые и миндальные, только начинали цвести. Молодые люди как будто перенеслись в сказку. За рощей, совсем близко, нес свои воды Тигр.
Они вышли из машины и неторопливо зашагали между цветущими деревьями.
– Какая прелесть! – Виктория вдохнула всей грудью. – Как в Англии весной.
Воздух был теплый и мягкий. Прогулявшись, они сели на упавшее дерево. Над головой тихо покачивались ветви с розовыми цветками.
– А теперь, дорогая, – сказал Эдвард, – расскажи мне, что с тобой случилось. Я ужасно измучился.
– Правда? – Она мечтательно улыбнулась.
А потом начала рассказ. Как вместе с Катериной отправилась помыть волосы. Как ее усыпили хлороформом. Как очнулась разбитая, с больной головой. Как сбежала и совершенно случайно наткнулась на Ричарда Бейкера. Как назвалась Викторией Понсфут Джонс и целую неделю играла роль приехавшей из Англии студентки-археолога.
В этом месте Эдвард расхохотался.
– Ты – чудо, Виктория! Такая выдумщица – заслушаешься…
– Знаю, – вздохнула Виктория. – С дядьями – да, присочинила. И с доктором Понсфутом Джонсом, и, еще раньше, с епископом…
И тут она вдруг вспомнила, о чем собиралась спросить Эдварда в Басре, когда миссис Клейтон отвлекла ее приглашением на коктейли.
– Хотела спросить: как ты узнал о епископе?
Она почувствовала, как напряглась его рука.
– Как? Да ты же сама мне сказала, неужели не помнишь? – поспешно, слишком поспешно сказал Эдвард.
Виктория посмотрела на него. Удивительно, думала она потом, как одна глупая детская обмолвка могла вызвать такие последствия.
Своим вопросом Виктория застала Эдварда врасплох. Подготовленного заранее ответа не было, и лицо его оказалось вдруг беззащитным, как будто с него упала маска.
Она смотрела на Эдварда, и, словно в калейдоскопе, узор вдруг сдвинулся, смешался, сложился в другую картину – и ей открылась правда. Хотя на самом деле все случилось, может быть, и не совсем вдруг. Вопрос этот – как Эдвард узнал о епископе – сидел у нее в подсознании, не давая покоя, понемногу, медленно подвигая ее к единственному, неминуемому выводу: Эдвард узнал о епископе Лэнгоу не от нее, а от кого-то другого. То есть от мистера или миссис Клипп. Но встретиться с Эдвардом после ее прибытия в Багдад Клиппы не могли, потому что он был тогда в Басре. Следовательно, Эдвард узнал все раньше, до своего отъезда из Англии. Он знал, что Виктория едет в Ирак с ними, а значит, чудесное совпадение никаким совпадением не было. Все было спланировано заранее.
Глядя в открытое, беззащитное лицо Эдварда, Виктория вдруг поняла, что имел в виду Кармайкл, когда назвал Люцифера. Она поняла, что он увидел в конце длинного коридора консульства: то же самое юное, прекрасное лицо, на которое она смотрела сейчас.
Как пал ты с небес, о Люцифер, сын зари?
Не доктор Рэтбоун – Эдвард! Эдвард, играющий незаметную роль секретаря, но в действительности все контролирующий, планирующий, направляющий и использующий доктора Рэтбоуна как прикрытие. И ведь тот предупреждал ее – уходи, пока еще не поздно…
Она смотрела в это прекрасное лицо зла, и в какой-то момент вся ее глупая, слепая, детская, по сути, любовь растворилась. Девушка вдруг поняла, что ее чувства к нему никогда и не были любовью. Что-то подобное она испытывала чуть раньше к Хамфри Богарту, а еще раньше – к герцогу Эдинбургскому. Она пленялась блеском. И Эдвард никогда ее не любил, а всего лишь расчетливо использовал свое обаяние. В тот день он легко, без всяких усилий, пустил это оружие в ход, забросил крючок, и она тут же клюнула. Как последняя дурочка.
