Я кивнул. Потом снял трубку и напугал патологоанатома, предложив встретиться у него в морге.
Я доехал на нашем «Шевроле» до его офиса, поскольку не хотел, чтобы меня увидели с ломиком в руках. Припарковавшись у входа в морг, я стал ждать. Патологоанатом появился через пять минут – он шагал со стороны офицерского клуба. Наверное, я помешал ему закончить десерт. Или – еще того хуже – он не доел основное блюдо. Я выбрался из машины, прихватив с заднего сиденья ломик. Патологоанатом скользнул по нему взглядом и повел меня внутрь. Похоже, он понял, чего я хочу. Он открыл свой кабинет, включил свет и сразу выдвинул ящик письменного стола. Оттуда он достал ломик, которым убили Карбона. Положил его на письменный стол. Я пристроил рядом взятый взаймы новенький экземпляр. Он были совершенно идентичны.
– А что, существует много видов ломиков? – поинтересовался патологоанатом.
– Гораздо больше, чем можно подумать, – ответил я. – Мне довелось выслушать целую лекцию на эту тему.
– Эти два выглядят совершенно одинаковыми.
– Так и есть. Две горошины из одного стручка. Можете не сомневаться. Они сделаны на заказ. Уникальные предметы.
– Вы были знакомы с Карбоном?
– Очень поверхностно, – ответил я.
– Как он держался?
– В каком смысле?
– Он сутулился?
Я вспомнил тускло освещенный бар, потом яркий свет на парковке и покачал головой.
– Он не был достаточно высоким, чтобы сутулиться, – сказал я. – Карбон был жилистым крепким парнем с прямой спиной. Из тех, что стоят на передней части стопы, а не на пятках. Настоящий атлет.
– Хорошо.
– Почему?
– Удар был направлен по нисходящей. Не рубящий удар сверху вниз, а горизонтальный замах с последующим резким снижением. Рост Карбона составлял семьдесят дюймов. Рана находилась на расстоянии шестидесяти пяти дюймов от земли, если считать, что он не сутулился. Но удар нанесен сверху. Значит, убийца был высоким.
– Вы это уже говорили прежде, – напомнил я.
– Нет, действительно высоким, – сказал он. – Я провел небольшое исследование. Все зарисовал. Убийца должен быть рослым, примерно шесть футов и четыре или даже пять дюймов.
– Как я, – сказал я.
– И таким же массивным, как вы. Очень непросто так сильно проломить череп.
Я вновь представил место преступления: небольшие холмики, поросшие сухой травой, кое-где валяются ветки деревьев, но в остальном земля плоская. Так что один человек не мог оказаться стоящим выше другого. Местность не давала такой возможности.
– Шесть футов и четыре или пять дюймов, – сказал я. – Вы готовы стоять до конца?
– В суде?
– Это был несчастный случай, – сказал я. – Мы не собираемся обращаться в суд. Разговор идет между нами. Будут ли напрасной тратой времени поиски человека, имеющего рост менее шести футов и четырех дюймов?
Патологоанатом несколько раз вздохнул.
– Шесть и три дюйма, чтобы наверняка, – сказал он. – Нужно учесть возможные погрешности измерений. Я готов утверждать, что его рост был не менее шести футов и трех дюймов. Можете быть в этом уверены.
– Хорошо, – сказал я.
Он проводил меня до двери, выключил свет и запер свой кабинет.
Когда я вернулся, Саммер сидела за моим столом. Она уже закончила сортировать подозреваемых по признакам пола. Это не заняло много времени. Списки личного состава были алфавитными и четкими, как почти все бумаги в армии.
– Тридцать три подозреваемых мужского пола, – подытожила Саммер. – Двадцать три – рядовые и сержанты, десять – офицеры.
– Кто они?
– Всего понемногу. Для «Дельты» и рейнджеров увольнительные были полностью отменены, но у них были вечерние пропуска. Очевидно, Карбон и сам первого января покидал территорию базы.
– Мы можем его вычеркнуть.
– Хорошо, у нас остается тридцать два человека, – сказала она. – Один из них – патологоанатом.
– И его следует вычеркнуть.
– Тогда тридцать один. Вассель и Кумер также в списке. Они заехали на базу первого числа и уехали в тот же день. А потом явились четвертого января в семь часов.
– Вычеркните их, – велел я. – Они ужинали в столовой. Ели рыбу и мясо.
– Двадцать девять, – сказала Саммер. – Двадцать два рядовых и сержантов и семь офицеров.
– Отлично. А теперь сходите в штаб и принесите их медицинские карты.
– Зачем?
– Чтобы узнать рост.
– Я не смогу это сделать в отношении водителя, который привез Васселя и Кумера первого января. Майор Маршалл у нас не числится. Там нет его медицинской карты.
– Его не было здесь в ночь смерти Карбона, – сказал я. – Вычеркивайте его.
– Двадцать восемь, – отметила Саммер.
– Значит, нам нужно двадцать восемь медицинских карт.
Саммер протянула мне листок бумаги. Я взял его. Именно на нем я написал число 973. Число подозреваемых в начале расследования.
– Мы продвигаемся вперед, – сказала она.
Я кивнул. Она улыбнулась, встала и направилась к двери. Я занял освободившееся место за письменным столом. Стул еще хранил тепло ее тела. Некоторое время я наслаждался этим ощущением, пока оно не исчезло. Потом я взял телефон и попросил моего сержанта связать меня с интендантом. У нее ушло несколько минут на то, чтобы его найти. Судя по всему, она вытащила его из столовой. Получалось, что я уже второму человеку испортил обед. Впрочем, я и сам еще ничего не ел.
– Да, сэр, – сказал интендант.
Я уловил в его голосе некоторое раздражение.
– У меня есть к вам вопрос, шеф, – сказал я. – И только вы знаете на него ответ.
– И что же это?
– Средний рост и средний вес мужчины, солдата американской армии.
Он ничего не ответил, но я почувствовал, что его раздражение исчезает. Армия покупает миллионы комплектов военной формы в год, ботинок – в два раза больше, и все это входит в фиксированный бюджет, так что я не сомневался, что он знает все с точностью до полудюйма и полуунции. Он не мог позволить себе не знать.
– Никаких проблем, – заговорил интендант. – Мужское население Америки в возрасте от двадцати до пятидесяти имеет средний рост пять футов и девять с половиной дюймов, а вес – сто семьдесят восемь фунтов. Из-за того, что в армии слишком много латиноамериканцев, средний рост уменьшается на целый дюйм и составляет пять футов восемь с половиной дюймов. А из-за суровой подготовки, которую проходят наши солдаты, средний вес увеличивается на три фунта и составляет сто восемьдесят один фунт, поскольку мышцы тяжелее жира.
– Это цифры нынешнего года?
– Нет, прошлогодние, – ответил он. – Нынешний год только начался.
– А в каких пределах меняется рост?
– Что вас интересует?
– Сколько парней имеют рост шесть футов и три дюйма или выше?
– Один из десяти, – сразу ответил он. – В армии в целом таких людей около девяноста тысяч. Целый стадион. На базе нашего масштаба таких парней около ста двадцати человек. Половина «Боинга».
– Ладно, шеф, большое спасибо, – сказал я и повесил трубку.
Один из десяти. Саммер вернется с двадцатью восемью медицинскими картами. Девять из десяти будут слишком маленькими, чтобы нас интересовать. Значит, из двадцати восьми подозреваемых, если нам повезет, останется только два. Три, если удача от нас отвернется. Два или три, а ведь начинали мы с девятисот семидесяти трех. Я улыбнулся. «Мир несовершенен, Уиллард», – подумал я.
Мир несовершенен, это точно, но неприятности случились у нас, а не у Уилларда. Средние значения сыграли с нами злую шутку, и, когда Саммер вернулась с медицинскими картами, выяснилось, что все оставшиеся двадцать восемь человек невысокие. Самым высоким оказался парень в шесть футов и один дюйм, но он был совсем худым и весил всего сто шестьдесят фунтов, к тому же он носил воротничок католического священника.
Когда я был ребенком, мы целый месяц прожили в бунгало, расположенном за пределами базы. В нем не было обеденного стола. Моя мать вызвала людей, и стол нам доставили. Его привезли в плоской коробке. Я попытался помочь матери его собрать. Все части были на месте. Имелась ламинированная столешница, четыре хромированные ножки и четыре больших стальных болта. Однако способа собрать все детали вместе не существовало. Никаких шансов. Некая необъяснимая конструкция. Ничего не удавалось никуда вставить. Мы оба стояли на коленях и пытались что-нибудь придумать. Потом сидели на полу по-турецки, а вокруг танцевали пылинки и бегали тараканы. Гладкий хром холодил руки. Края столешницы в тех местах, где заканчивался ламинат, были шершавыми. Мы не могли соединить их вместе. Пришел Джо и тоже потерпел поражение. Потом ничего не получилось у моего отца. В течение месяца мы ели на кухне. Мы все еще пытались собрать стол, когда пришло время уезжать. Сейчас у меня появилось ощущение, что я продолжаю возиться с тем столом. Ничего не сходилось. Поначалу все выглядело хорошо, а потом возникали трудности, и мы всякий раз терпели поражение.
