– Ломик не вошел на базу сам, – сказала Саммер. – Кто-то из двадцати восьми человек его принес. Это очевидно. Ломик не мог попасть на базу другим способом.
Я ничего не ответил.
– Хотите пообедать? – спросила Саммер.
– Когда я голоден, мне лучше думается, – ответил я.
– У нас кончились идеи для обдумывания.
Я кивнул. Собрал все двадцать восемь медицинских карт в аккуратную стопку. Сверху положил исходный список Саммер, содержавший тридцать три имени. Тридцать три минус Карбон, поскольку он не мог сам принести ломик и покончить жизнь самоубийством с его помощью. И минус патологоанатом, поскольку он не был убедительным подозреваемым, к тому же он был низким, и ему не хватало умения обращаться с ломиком. Минус Вассель и Кумер, а также их водитель Маршалл, у которых имелись превосходные алиби. Вассель и Кумер объедались в нашем клубе, а Маршалл так и не появился.
– Почему там не было Маршалла? – спросил я.
– Я все время об этом думаю, – встрепенулась Саммер. – Получается, что Вассель и Кумер что-то от него скрывали.
– Они лишь ужинали, ничего больше.
– Но ведь Маршалл почти наверняка был с ними на похоронах Крамера. Значит, они сказали ему, что поедут сюда без него. Иными словами, приказали выйти из машины и отправиться домой.
Я представил себе длинную колонну черных правительственных седанов на Арлингтонском национальном кладбище, под свинцовым январским небом. Представил саму церемонию, складывание флага, ружейный салют. А потом – медленную процессию людей, возвращающихся к своим машинам: они идут с непокрытыми головами, пряча подбородки в воротники, потому что холодно и, возможно, идет снег. Я представил себе Маршалла, придерживающего заднюю дверь сначала для Васселя, потом для Кумера. Вероятно, он отвез их на стоянку перед Пентагоном и вылез из машины, молча наблюдая, как Кумер перебирается на водительское сиденье.
– Нам следует с ним поговорить, – сказал я. – Выяснить, что именно они ему сказали. Какую причину привели. Должно быть, возникла некоторая неловкость. Любимчик не мог не почувствовать себя обделенным.
Я поднял трубку и поговорил с моим сержантом. Попросил ее найти телефон майора Маршалла, штабного офицера 12-го корпуса, откомандированного в Пентагон. Она обещала, что сообщит мне номер, как только его найдет. Мы с Саммер сидели и молча ждали. Я смотрел на висящую на стене карту. Пожалуй, стоит вытащить булавку из Колумбии. Она искажает общую картину. Брубейкера убили в другом месте. Севернее, южнее, восточнее или западнее.
– Вы собираетесь звонить Уилларду? – спросила у меня Саммер.
– Наверное, – ответил я. – Скорее всего, завтра.
– А не сегодня до полуночи?
– Я не доставлю ему такого удовольствия.
– Это рискованно.
– Я защищен, – сказал я.
– Никакая защита не продержится вечно.
– Не имеет значения. Скоро за мной придут ребята из «Дельты». И тогда все остальное будет иметь лишь академический интерес.
– Позвоните Уилларду сегодня вечером, – сказала Саммер. – Таков мой совет.
Я посмотрел на нее.
– Совет друга, – продолжала она. – Самовольная отлучка – это серьезное дело. Зачем вам лишние неприятности?
– Ладно, – не стал возражать я.
– Тогда позвоните ему сейчас, зачем откладывать?
– Ладно.
Я потянулся к телефону, но в этот момент в кабинет заглянула мой сержант. Она сказала, что майор Маршалл больше не служит на территории Соединенных Штатов. Его пребывание здесь закончилось, Маршалла отозвали в Германию. Он улетел с базы Эндрюс утром пятого января.
– По чьему приказу? – спросил я.
– Генерала Васселя, – ответила сержант.
– Хорошо, – сказал я.
Она закрыла дверь.
– Пятого января, – повторила Саммер.
– Наутро после смерти Карбона и Брубейкера, – задумчиво проговорил я.
– Он что-то знает.
– Но его нет в Штатах.
– А зачем еще было его так поспешно прятать?
– Это совпадение.
– Вы не любите совпадений.
Я кивнул.
– Верно. Давайте слетаем в Германию.
Учитывая, что Уиллард ни за что на свете не согласился бы санкционировать мою зарубежную поездку, я зашел в кабинет начальника военной полиции и взял со стола стопку командировочных бланков. Я принес их к себе в кабинет и подписал собственным именем, а на месте командира сделал весьма похожую подделку подписи Леона Гарбера.
– Мы нарушаем закон, – заметила Саммер.
– Это наша битва на Курской дуге, – ответил я. – Мы не можем сейчас остановиться.
Она явно колебалась.
– Ваш выбор, – сказал я. – Я не буду на вас давить.
Она промолчала.
– Документы вернутся сюда не раньше чем через месяц, – добавил я. – К этому моменту здесь не будет либо Уилларда, либо нас. Нам нечего терять.
– Хорошо, – сказала она.
– Тогда идите собирайте вещи, – сказал я. – На три дня.
Она ушла, а я попросил своего сержанта выяснить, кто будет исполнять обязанности командира военной полиции в мое отсутствие. Она вскоре вернулась и назвала имя – это была женщина-капитан, которую я видел в офицерском клубе, та, со сломанной рукой. Я написал ей записку с объяснениями. Ей предстояло принять на себя командование на ближайшие три дня. Потом я взял трубку и позвонил Джо.
– Я отправляюсь в Германию, – сообщил я.
– Хорошо, – сказал он. – Приятного тебе полета.
– Я не могу побывать в Германии и не заехать на обратном пути в Париж. Ну, ты понимаешь, при нынешних обстоятельствах.
Он ответил после некоторых колебаний:
– Верно, ты должен заехать.
– У меня нет выбора, – сказал я. – Однако я не хочу, чтобы она подумала, что я беспокоюсь о ней больше, чем ты. Это было бы неправильно. Поэтому ты тоже должен приехать.
– Когда?
– Закажи билет на самолет, который вылетает в Париж через два дня вечером. Я встречу тебя в аэропорту Шарля де Голля. И мы навестим ее вместе.
Саммер уже ждала меня на тротуаре возле моего домика. Мы отнесли наши сумки в «Шевроле». Мы оба надели полевую форму, поскольку решили, что будет лучше всего воспользоваться самолетом, вылетающим с базы Эндрюс. На гражданский рейс мы уже опоздали, и нам не хотелось ждать всю ночь. Мы сели в машину и направились к воротам. Нас записали в журнал. Естественно, за рулем сидела Саммер. Она сразу же поставила ногу на газ, и мы помчались вперед. Наша машина ехала на десять миль в час быстрее, чем все остальные автомобили, движущиеся в том же направлении.
Я сидел и смотрел на дорогу. Следил за обочинами, торговыми центрами и движением. Мы проехали на север тридцать миль и миновали мотель, где нашли тело Крамера. Через «клеверную» развязку выбрались на автостраду I-95 и помчались на север. Проскочили мимо стоянки для отдыха. Миновали то место, где был брошен портфель Крамера. Я закрыл глаза.
Мне удалось проспать всю дорогу до базы Эндрюс. Мы приехали туда гораздо позже полуночи. Припарковавшись на стоянке с ограниченным доступом, мы обменяли подорожные на два места в транспортном самолете «С-130», вылетавшем во Франкфурт в три часа утра. Мы уселись на обитых винилом скамьях в зале ожидания, освещенном лампами дневного света. Здесь было полно самых разных людей. Военные постоянно куда-то перемещаются. В любое время дня и ночи кто-то куда-то вылетает. Никто не разговаривал. Здесь всегда молчат. Все сидят и ждут, усталые и мрачные.
За тридцать минут до вылета к нам подошел один из членов команды транспортного самолета, отвечающий за погрузку. Мы вышли на летное поле и направились к трапу самолета. В центральном отсеке бо́льшую часть места занимали грузовые поддоны. Мы устроились на откидных сиденьях, спиной к фюзеляжу. Честно говоря, я бы предпочел лететь первым классом в «Эр Франс». На транспортных самолетах нет стюардесс, и здесь нельзя заказать кофе.
Мы поднялись в воздух с небольшим опозданием и взяли курс на запад, по ветру. Затем сделали медленный полный разворот над округом Колумбия и полетели на восток. Я ощущал движение. Иллюминаторов не было, но я знал, что мы находимся над Вашингтоном. Где-то внизу спал Джо.
Когда мы поднялись на большую высоту, фюзеляж стал очень холодным, и потому мы все наклонились вперед, опираясь локтями о колени. Шум не позволял разговаривать. Я смотрел на поддон с боеприпасами для танков до тех пор, пока не заснул. Конечно, мне было неудобно, но в армии быстро овладеваешь искусством спать в любом месте. Я просыпался не менее десяти раз, но бо́льшую часть полета мне удалось продремать. Рев двигателей и низкое давление навевали сон. Я сумел неплохо отдохнуть – можно считать, что процентов на шестьдесят я находился в постели.
Мы провели в воздухе восемь часов, после чего самолет начал снижаться. Здесь не было системы внутренней связи, и пилот не сделал бодрящего сообщения. Лишь двигатели зашумели иначе, и я ощутил боль в ушах. Люди вокруг поднимались со своих мест и потягивались. Саммер повернулась спиной к алюминиевому контейнеру и стала тереться об него, словно кошка. Она прекрасно выглядела. Короткие волосы сохранили прическу, глаза блестели. Она была полна решимости, хотя понимала, что ее ждет либо провал, либо успех.
