«Описание Джеймса, данное Крэбтри, – говорилось в докладной, – малоконкретное, но во многом совпадает с описанием Харпера. Похоже, он редко виделся со своим работодателем. В его обязанности входило убираться в комнатах и готовить завтрак – Джеймс обедал и ужинал вне дома. По словам К., он был нетребовательным человеком, присутствия женщин в доме не терпел. Отказался от услуг приходящей уборщицы. К. был моряком и справлялся с любой работой. Обычно он приходил в семь тридцать утра и грел воду для бритья, которую оставлял у двери спальни. Джеймс всегда запирал ее на замок. К. никогда не входил туда, пока Джеймс не встанет и не оденется».
На этом месте Маллет перестал писать и подчеркнул жирной чертой две последние фразы.
«Джеймс завтракал в восемь тридцать и обычно выходил из дома в девять – полдесятого. Он всегда ходил с небольшим портфелем или чемоданом (см. показания Роуча). К. заканчивал работу утром и виделся с ним только на следующее утро. Иногда Джеймс говорил, что не придет домой вечером, и утром К. обнаруживал, что комната пуста. Он не может точно сказать, как часто такое случалось, но предполагает, что могло быть два или три раза в неделю. Он твердо убежден, что его работа не была обременительной. Джеймс никогда не разбрасывал свои вещи. К нему никто не приходил, насколько К. знает, и он не смог узнать Баллантайна на предъявленной ему фотографии».
На этом докладная заканчивалась, но беседа продолжалась. Кое-что еще произошло между инспектором и Крэбтри, что не было отражено в докладной, но запечатлелось в цепкой памяти Маллета.
Когда Крэбтри подошел к концу своего рассказа, преподнесенного с подкупающей откровенностью, инспектор сказал:
– Остались две вещи, которые я хотел бы уточнить. Где вы останавливались в Спелсборо в пятницу ночью?
Крэбтри покачал головой, и в его глазах появилось недоверие.
– Этого я не могу сказать, – произнес он. – Там есть одна вдовушка, ясно? И я не хочу, чтобы моя старуха услышала об этом.
– Вы понимаете, – настаивал Маллет, – для вас это может быть важно, чтобы доказать, где вы были в пятницу ночью.
Крэбтри насупился.
– Я этого не скажу, и все тут, – проворчал он.
Маллет не стал упорствовать.
– И последний вопрос. Как вы получили эту работу у Джеймса?
Крэбтри ответил достаточно охотно, хотя от его дружелюбия не осталось и следа.
– Мистер Харпер спросил, не хочу ли я взяться за нее, и я согласился.
– Это не тот ли мистер Харпер из «Инглвуд, Браун и компания»?
– Он самый.
– Так вы его знаете?
– Знаю его? – переспросил Крэбтри. – Конечно, знаю. Не я ли учил его, как управлять яликом, когда был жив его отец? До того, как он потерял все деньги?
– Он потерял деньги, когда лопнул банк? – наугад спросил Маллет.
– Точно – «Фэншоу банк». Все тогда пошло прахом – дом, лошади, даже яхта. Вот трагедия-то была, начальник, – продолжил он. Глаза его потускнели от воспоминаний. – Гоночная красавица яхточка, каких я никогда не видел. Ее купил парень с Клайда[15], он ее и загубил. Спилил мачты, поднял фальшборт, теперь это обычный прогулочный семейный баркас. Плакать хочется.
– Вы слышали, чтобы молодой мистер Харпер когда-нибудь упоминал имя Баллантайна? – неожиданно спросил Маллет.
Крэбтри, погруженный в воспоминания, вздрогнул и вернулся к реальности.
– Этого?… – воскликнул он. – Кажется…
Но потом, словно спохватившись, по-детски неумело попытался схитрить:
– Как, вы говорите, его зовут, сэр? Баллантайн? Сроду не слышал, чтобы он упоминал это имя.
И для большей выразительности, делая ударение на каждом слове, повторил:
– Нет, сэр! Не упоминал! Никогда!
Глава 11
Маллет чувствует себя лучше
Среда, 18 ноября
Покончив с долго откладывавшимся обедом и запив его пинтой горького пива, Маллет почувствовал себя лучше. Слава богу, размышлял он, попыхивая сигаретой, что у него хорошее пищеварение. Никакой детектив, если судить по его опыту, не справлялся бы с работой, будь он не в ладах с желудком. Люди больше всего гордятся качествами, за которые должны быть благодарны природе, а не собственным стараниям, но Маллет был доволен собой, совершая непродолжительную послеобеденную прогулку в Сент-Джеймском парке. Для Лондона это был идеальный ноябрьский день. Над деревьями с облетевшей листвой раскинулось ясное светло-синее небо; дул бодрящий, но нехолодный ветерок. Маллет прохаживался по дорожкам, глубоко вдыхая зимний воздух и наслаждаясь отличным самочувствием. Но когда тебя мучает некий вопрос первостепенной важности, он будет напоминать о себе везде и всюду, и любой аспект, каким бы далеким от него ни был, в результате работы сознания снова возникнет в той или иной связи с тем, что ты считаешь для себя главным. Маллет вдруг остановился, повернулся на каблуках и рассеянно посмотрел на озеро.
– Ага, пищеварение! – обратился он не обращавшим на него внимания пеликанам. – Что сказал Харпер? Полный, с худым лицом, словно у него плохое пищеварение? Что-то в этом роде. Но Крэбтри утверждал, что Джеймс нетребовательный человек. Стряпал Крэбтри, как я думаю, на скорую руку, а он ел охотно. Странно.
Некоторое время Маллет постоял в нерешительности. Потом, бросив окурок в жирного голубя у своих ног, пробормотал:
– Ну что же, затея рискованная, но попробовать стоит.
Он вышел из парка и направился к ближайшей станции подземки.
Мистер Бенджамин Браун, единственный пайщик компании «Инглвуд, Браун и К°», был решительно недоволен, когда в тот день Льюис внезапно вошел в его кабинет и сказал, что инспектор Маллет хочет немедленно его видеть. Недовольство было вызвано не тем, что визит отрывал от какого-то важного дела, ибо он бездействовал. Его отвлекали от более личного и важного, чем любая работа: после ленча он решил по привычке немного вздремнуть и рассчитывал, если удастся, протянуть так до послеполуденного чая. Еще больше его возмутило, что Льюис изволил ввалиться не постучав, в неподходящий момент и застать своего босса храпящим в кресле. Но самой вопиющей была торжествующая усмешка на лице молодого человека, который лицемерно прошептал: «Извините за беспокойство, сэр». В этот момент судьба Льюиса была решена. Он был незаменимым сотрудником, но отныне в компании «Инглвуд, Браун и К°» ему не место.
Разбуженный столь грубым способом, мистер Браун с трудом поднялся на ноги.
– Попроси его минутку подождать, – произнес он.
– Он говорит, что у него мало времени, – ответил Льюис, радуясь замешательству патрона. – Он хотел бы видеть вас немедленно.
– Скажи, чтобы подождал, – повторил Браун. – Я не могу встретить его в таком виде, правда?
Он нацепил засаленный фрак, который скинул, прежде чем заснуть, подбежал к зеркалу в углу кабинета, поправил съехавший набок черный галстук, провел щеткой для волос по почти лысой голове, пригладил длинные черные усы и наконец уселся за стол.
– Пусть заходит, – сказал он Льюису, подвинув к себе какие-то бумаги.
Маллет окинул взглядом кабинет – пыльные папки, пустой лоток для корреспонденции, потертое кресло. «Непохоже, чтобы здесь кипела работа», – подумал он.
– Добрый день, – уныло поздоровался Браун, подавив зевок. – Полагаю, по делу о Дейлсфорд-Гарденс? Можем ли мы чем-то вам помочь?
– Надеюсь, да, – ответил Маллет. – Извините, что побеспокоил вас…
– Совсем нет, совсем нет, – заверил его Браун, для большей убедительности махнув рукой. – Честно говоря, мы сегодня очень заняты, но всегда готовы способствовать делу правосудия.
– Вообще-то, – произнес инспектор, – я пришел сюда с надеждой увидеть мистера Харпера, но мне сказали, что его нет.
Браун грустно покачал головой.
– Боюсь, этот молодой человек легкомысленно относится к своим обязанностям, – заметил он. – Я отпустил его сегодня, чтобы он мог присутствовать на коронерском дознании, а также мистера Льюиса, – что для меня очень неудобно, поскольку, как вы видите, штат у нас небольшой, но, естественно, требования закона необходимо выполнять, – и он не вернулся. Просто не вышел на работу. Это обидно, инспектор. Очень обидно. – Он тяжело вздохнул и подергал себя за длинные кончики усов.
– Расскажите мне о мистере Харпере, – настоятельно попросил Маллет. – Он давно у вас?
– Лет пять, – ответил Браун. – Между нами, сэр, он самый скверный молодой человек. Самый скверный. Его взял на работу покойный мистер Инглвуд, потому что, как я понимаю, был дружен с его отцом. И только из уважения к памяти мистера Инглвуда я оставил его. Мистер Инглвуд был настоящим джентльменом, – продолжил агент по аренде жилья, скорбно качая головой. – Он умел общаться с клиентами из высших кругов общества, если вы понимаете, о чем я говорю, и его уход стал для фирмы большой потерей.
Он уткнулся глазами в письменный стол, размышляя над утратой клиентов из высших кругов, пока Маллет не вернул его к действительности словами:
