– Просто не верится, Пинк, что тебе удалось повторить чисто случайное открытие Нелл и найти вход в склеп.
– В склеп? – переспросила я, беспокойно озираясь по сторонам.
– В стенах здесь много погребальных ниш, но они в основном пусты.
В основном?!
Мы говорили шепотом, но каменные стены, казалось, превращали в эхо любой вздох.
Свет от фонаря Квентина нервными всплесками разливался одновременно вперед и назад, так что я могла видеть странно искаженные лица моих спутников, чьи знакомые черты были поглощены зловещими тенями, а время от времени в поле моего зрения попадали и сводчатые очертания погребальных ниш.
Наконец мы достигли уровня, где был пусть и неровный, но все же хоть какой-то пол. Под ногами то и дело попадались комья земли, гравий или обломки камней, а может быть… кости.
Мне подумалось, что Нелл здесь наверняка то и дело вскрикивала от ужаса, но потом я решила, что почти мечтаю услышать ее крики, ведь это означало бы, что она жива и нашлась.
От мысли о том, что наши поиски могут вот-вот закончиться, мне захотелось поскорее взяться за бумагу и перо, но трость все же была полезнее – продвигаясь вперед, я держала ее перед собой по диагонали, чтобы вовремя обнаружить скрытые во тьме препятствия.
Наконец проход расширился до размеров комнаты.
Мы остановились, и Квентин крадучись обошел помещение по периметру, поднимая и опуская фонарь, чтобы оценить обстановку.
Естественно, мы тут же услышали вызывающий дрожь стук множества маленьких коготков по твердому полу, и в луче света промелькнули ускользающие во тьму голые хвосты крыс.
Фонарь выхватил из темноты на удивление обыденный предмет – грубый деревянный стол. Его наличие означало, что подземелье не безлюдно, и этот факт был пострашнее легиона крыс.
Квентин быстро прикрыл створки фонаря, так что остался лишь тонкий лучик.
– Будет лучше, если я пойду вперед на разведку, – прошептал Стенхоуп. – Неизвестно, кто может оказаться у нас на пути, и в каком количестве. Ирен, ты говорила, что туннели достаточно протяженные?
Она кивнула в ответ; лицо ее едва белело во мраке.
– Тогда мы останемся без света, – шепотом возразил Брэм.
– У меня есть спички, – сказала Ирен. – Но лучше пусть наш друг поскорее вернется с фонарем, целый и невредимый. Не уходи дольше чем на пять минут, Квентин, не то мы отправимся на поиски и поднимем шум.
Отважный разведчик кивнул и исчез в зловещей тишине; серпик света вскоре пропал из виду.
– Как же мы узнаем, что прошло пять минут? – спросила я у своих невидимых соратников осторожным шепотом.
– А главное, как узнает Стенхоуп? – раздался в ответ голос Брэма Стокера.
– Он привык обходиться без часов, как и я. Мне достаточно просто мысленно пробежать первую арию из «Золушки», чтобы знать точное время, – сообщила Ирен.
После этого мы все умолкли; слышалось только, как шуршат по полу крысиные хвосты. Примадонне было, конечно, очень удобно коротать время, вспоминая арии, да и Брэму Стокеру наверняка помогал его театральный опыт, а вот мне оставалось только собственное воображение, слишком живое, чтобы давать ему волю в темноте.
Прошло уже минут пятнадцать, как мне казалось, и тут я неожиданно услышала скрип прямо рядом с собой и в испуге отшатнулась, когда заслонка фонаря открылась в полуметре от моего лица.
– Все в порядке, – сказал Квентин по-прежнему шепотом. – Сейчас там никого нет.
– Сейчас? – быстро переспросила Ирен.
Он кивнул, и я заметила, что обычную невозмутимость англичанина смыл резкий свет фонаря или нечто иное. Теперь я различала выражение охотничьего азарта.
– Эти подземные ходы долгое время безраздельно принадлежали Крысиному королю, но недавно у него появились конкуренты, – продолжил наш разведчик. – Правда, может быть, это приметы твоей прошлой экспедиции, Ирен.
– Мы практически не оставили следов, – возразила она, краем глаза поглядывая, не промелькнут ли в отсветах на полу возвращающиеся подданные хвостатого монарха.
– Во всяком случае, о твоем посещении знали и другие люди, не так ли? – предположил Квентин, осторожно продвигаясь в глубь пещеры.
– Очень немногие: лишь двое отрицательных героев драмы да парочка их подручных, которых впоследствии схватили и заточили в темницах Пражского Града, глубоких, как вечность. И конечно, знала жертва.
– Что же может заставить молчать жертву?
– Нежелание носить ярлык пострадавшего, – коротко ответила Ирен, явно уклоняясь от подробностей.
– Я тоже сыграл небольшую роль в последнем акте, – напомнил Квентин, – но прекрасно понимаю твое стремление сохранить имена в тайне. Мне и самому часто приходится так поступать.
– Неужели меня лишат возможности услышать очередную потрясающую историю? – заныл Брэм Стокер, продвигаясь вслед за Стенхоупом. – Я ведь не могу выдумывать все сюжеты сам. Правдивые рассказы необходимы любому писателю.
– Не волнуйтесь, – успокоил его Квентин. – Сцена, которую мы вот-вот увидим, вдохновит вас на прозу не хуже творений Жюля Верна и Эдгара По.
– Или на грошовую бульварщину? – спросила я. Услышав молчание в ответ, я пояснила: – Так мы в Штатах называем низкопробные приключенческие романы, потому что они продаются за грош на бульварах.
– А представьте, сколько тогда получают несчастные писатели, – вставил мистер Стокер. – Да и сам я, вынужден признаться, зарабатываю пером не намного больше.
– Радуйтесь своему надежному положению в «Лицеуме» при Генри Ирвинге, – заметила Ирен.
– Не настолько оно надежное, как кажется со стороны, – проворчал Брэм. – Прилипалы великого актера все время метят на мое место и стараются втереться в доверие к Генри.
– Тогда, возможно, когда-нибудь вы станете зарабатывать частными расследованиями, раз вам нравится такая работа, – предположила примадонна.
В этот момент узкие стены раздались в стороны, и свет фонаря, сдерживаемый ими, разлился в глубину зала, куда мы вошли через каменную арку, достаточно широкую, чтобы впустить четверых человек одновременно.
Мы остановились, пораженные видом значительного пространства, которое совсем недавно служило пристанищем не только крысам.
В нос ударили запахи вина, мочи и еще чего-то кисло-сладкого или же подгнившего.
На полу мы увидели десятки свечных огарков, торчащих подобно грибам среди пятен затвердевшего воска, в котором, догорая, они сами утопили собственное пламя.
Тут и там валялись бутылки: несколько зеленых и высоких из-под вина, но в основном светлые пузатые сосуды из дешевой керамики, неизвестного происхождения и с неизвестным же содержимым.
Прогоревшие бревна в центре зала с виду напоминали руины небольшого собора. Другие, целые, были разложены по кругу – наподобие сидений, образующих своего рода арену. Куча поленьев лежала в паре метров от кострища.
Глядя на эту картину, можно было представить, какая толпа людей собиралась вокруг мощного пламени, которое легко превратило тяжелые бревна в почерневшие угли. Над кострищем все еще курился дым, наполняя помещение и выползая в туннели, ведущие наружу.
– Похоже, они разлили больше, чем выпили, – заметил Брэм, продвигаясь за Квентином по неровному полу. – Гляньте на пятна на стенах, на полу и на бревнах.
Ирен нагнулась и подобрала одну из керамических бутылей, бережно обняв ее ладонями, словно амфору одной из древних цивилизаций.
– А в этих тоже было красное вино? – спросил Брэм.
– Не думаю. – Ирен покачала узким горлышком перед собой и осторожно понюхала, будто оценивая редкие и дорогие парижские духи. – Красный Томагавк на выставке в Париже упоминал незнакомую ему «огненную воду». Это она. Квентин, приходилось ли тебе иметь дело с чем-то подобным?
Тот принял из рук моей наставницы пустую бутылку и вдохнул аромат:
– Действительно, алкоголь иногда впитывается в керамику. Но я слишком много времени провел в странах ислама, где спиртные напитки запрещены. Поэтому не могу сказать ничего конкретного.
– Брэм? – Ирен передала бутылку Стокеру.
Тот тоже потянул носом и покачал растрепанной головой:
– В путешествиях я обычно довольствуюсь местным пивом. А тут что-то покрепче.
– Если бы только Шерлок Холмс был здесь… – с сожалением произнесла Ирен. Она сковырнула ногтем остатки воска с горлышка бутылки, и крошки упали на пол.
– А что, – спросила я с вызовом, – мне не будет предложено оценить таинственный запах?
Ирен посмотрела на меня так, будто совершенно забыла о моем присутствии:
– Разумеется, Пинк, изволь.
Не снимая перчаток, я взяла в руки грубый сосуд. В отличие от остальных, я была уверена, что видела такие прежде, хоть и на другом континенте. Закрыв глаза и изо всех сил пытаясь отвлечься от зловония, наполнявшего зал, я поводила горлышком бутылки перед носом, глубоко втягивая воздух. Запах, который я почувствовала, был слабым, но оттого не менее резким.
