Отойдя от монолита, Линь заглянул в остальные три комнаты, не такие огромные, как их подземные аналоги в Сиане, но все равно просторные, заполненные сокровищами из гробницы.
К нему приблизился Пау.
– Некоторые из этих бронзовых сосудов наполнены жидкостью. Вскрыв печать одного из них, я вдохнул божественный аромат амброзии. Находящаяся внутри жидкость была проверена на содержание спирта, сахара, жиров – это оказалось что-то вроде рома с добавлением сливочного масла более чем двухтысячелетней выдержки.
В любое другое время эти слова произвели бы на Линя впечатление, однако сейчас он старался придумать, как избежать гибели при катастрофе вертолета.
– Вот эти бронзовые светильники, – сказал Тан. – Вон там, они такие же?
Линь уже обратил на них внимание. Выстроившиеся вдоль стен на подставках, на полках и на полу. Голова дракона на теле тигра, с крыльями феникса. Всего около сотни. Такие же в точности, как тот, полученный в музее.
– Они такие же, как и светильник из Антверпена, – подтвердил Пау. – Все наполнены нефтью, извлеченной из-под земли в Ганьсу больше двух тысяч лет назад. Один я забрал с собой на память в Бельгию.
– Мне нужен образец нефти, – сказал Тан.
– Боюсь, гробница императора заражена.
Малоун и Витт рассказали ему о том, что произошло под землей после его бегства. О пожаре и дыме. Линь передал их слова Пау.
– Будем надеяться, – сказал тот, – ущерб получился минимальный. От минерального масла, которое я разлил поверх ртути, особого вреда не будет. Но вот ртуть – это другое дело. На то, чтобы ее пары́ выветрились, потребуется время.
– Это не имеет значения, – сказал Тан.
– В отличие от вас, – обратился Линь к Пау, – ему нет никакого дела до нашего прошлого.
– Недостаток, который он исправит. Мы это еще обсудим.
– Нам много что нужно обсудить, – дал ясно понять Тан. – Вопросы, о которых вы не сочли нужным упомянуть.
Пау повернулся к нему лицом.
– Как, например, то, почему я расправился с убийцами, которых ты направил ко мне домой?
– И это тоже.
– Мы поговорим. Но знай, что я ни перед кем не отчитываюсь.
– Опять спектакль? – усмехнулся Линь. – Вы ссоритесь?
– Нет, товарищ министр, – возразил Пау. – Эти разногласия настоящие.
* * *Пальцы Кассиопеи слабели, от ледяной воды по суставам разливалась боль. В третий раз за последние два дня смерть казалась неминуемой. Кассиопея сомневалась, что ей удастся остаться в живых, спускаясь по течению и дальше, поскольку рано или поздно бурлящий поток должен был оборваться водопадом. Ей в лицо ударила бурая пена, и она зажмурилась, спасая глаза.
Что-то крепко схватило ее за правую руку и оторвало от камня.
Открыв глаза, Кассиопея увидела над собой Виктора. Он стоял, с трудом удерживая равновесие на валуне, и держал ее за руку. Кассиопея протянула ему вторую руку, и он выдернул ее из воды.
Спас ей жизнь.
В который уже раз.
– Я полагала, больше ты меня спасать не будешь, – пробормотала Кассиопея, стараясь отдышаться.
– У меня не было выбора – или я тебя спасу, или меня пристрелит Малоун.
Кассиопею охватила безудержная дрожь. Виктор присел рядом на корточки и снял с себя куртку. Обернув Кассиопею теплым флисом, он прижал ее к себе.
Та не сопротивлялась.
У нее просто не было сил.
Дрожь не прекращалась.
От холода у Кассиопеи стучали зубы, она тщетно пыталась совладать со своими нервами.
Виктор крепко прижимал ее к груди.
– Я попытался отвлечь на себя внимание солдат до тех пор, пока вы с Малоуном не переправились бы через мост, но вертолет явился для меня неожиданностью. Он прилетел быстро, судя по всему, зная, что вам предстоит иметь дело с мостом. Тан предусмотрел все возможности.
– Где Коттон? – наконец вымолвила Кассиопея. Ей хотелось верить, что снаряды автоматических пушек не нашли его.
– Я сказал ему уходить. После того, как он решил не убивать меня. Вертолет охотился и за мной, но достать меня здесь, на дне ущелья, не смог. Поэтому он улетел.
Посмотрев ему в глаза, Кассиопея увидела в них озабоченность и гнев.
– Как тебе удалось меня найти?
– Я увидел тебя болтающейся на обрывках моста, и это дало мне какое-то время. Однако на самом деле я ожидал найти лишь груду переломанных костей.
– Я думала то же самое.
Ей постепенно удалось совладать с собой. Дрожь утихала. Оглянувшись, Кассиопея поняла, как пришлось рисковать Виктору, пробираясь к ней по торчащим над водой камням. Один неверный шаг – и его унесло бы течением.
– Спасибо, Виктор.
– Я не мог допустить, чтобы ты утонула.
Высвободившись из его объятий, Кассиопея поднялась на ноги, но куртку оставила. С нее ручьями лилась вода. Руки посинели от холода. В столь ранний час солнечный свет еще не мог проникнуть в этот вертикальный колодец, окружающий ее. Но она знала, что где-то там, наверху, ее ждет тепло.
– Мы должны попасть в этот монастырь.
Виктор указал на противоположный берег.
– Там тропа, ведущая наверх. К этому времени Малоун уже должен был добраться до монастыря.
– Когда все закончится, вы с ним заклю́чите мир.
– Сомневаюсь, что это когда-либо произойдет.
– Коттон иногда прислушивается к голосу разума.
– Только не в том, где замешана ты, – угрюмо пробормотал Виктор.
– Ну а ты?
Он указал на самый безопасный путь по валунам до берега.
– Подниматься наверх добрых двадцать минут. Нам нужно поторопиться.
Кассиопея схватила его за руку.
– Я задала тебе вопрос.
– Там, в поселке, Малоун был прав, – сказал Виктор. – Я безжалостно убил пилота только для того, чтобы завоевать твое доверие. – Он помолчал. – Как не перестает повторять Малоун, я «величина случайная». Другими словами, никто. Ты задала вопрос: а что я?.. Кому какое дело, черт побери!
– Стефани есть до тебя дело. Она направила тебя за Соколовым.
– А Иван приказал мне убить Тана. Однако вот я здесь, спасаю тебе жизнь. В который уже раз.
Не найдя что сказать, Кассиопея молча разжала руку.
И Виктор перескочил на соседний валун.
Малоун осторожно приблизился к монастырю. Сразу за поворотом тропы показалась пурпурно-красная зубчатая стена, мощное укрепление с одними-единственными воротами.
Коттон остановился перед входом, выложенным золотисто-желтой плиткой. Над массивными красными лакированными дверями висела табличка с иероглифами:
Эти иероглифы Малоун видел на шелковой карте в особняке Пау Веня и на фотографии карты в кабинете председателя Госсовета Китая.
Афан.
Название дворца Цинь Ши-хуанди. И также символ Храма поддержания гармонии.
Ворота были открыты, словно приглашая его внутрь, и Малоун шагнул на мощенную камнем дорожку, по которой могли бы идти в ряд сразу шестеро. Другие, еще более красивые ворота привели его во внутренний двор, окруженный пестрыми зданиями с колоннами перед входом. Ухоженные деревья, подстриженные кусты и журчание воды в рукотворном ручейке создавали ощущение умиротворенности.
Однако Коттон понял, что на самом деле спокойствием здесь и не пахнет.
Впереди он увидел статую божества с множеством рук и несколькими лицами. В дальнем конце наверху трех узких террас были распахнутые двери, по бокам которых двумя часовыми стояли слоновые бивни. Помещение за дверями было ярко освещено.
По-прежнему вокруг не было ни души.
Малоун держал пистолет наготове, положив палец на спусковой крючок. У него гулко колотилось сердце, от разреженного воздуха кружилась голова.
Вдруг послышался звук.
Смех.
Детский.
И голос, говорящий по-русски.
Окинув взглядом двор, Малоун определил, откуда доносились эти звуки. Справа от него, открытое окно на втором этаже.
Соколов и его сын?
Нужно это выяснить.
* * *Кассиопея поднималась по петляющей зигзагом тропе, туда, куда попали бы они с Коттоном, если бы им позволили переправиться через реку. Опору для рук предоставляли деревья, вцепившиеся в землю своими узловатыми корнями.
Физическая нагрузка помогла Кассиопее согреться. Виктор карабкался первым, время от времени оглядываясь назад и проверяя, как она. Там, в реке, он крепко прижимал ее к груди. Слишком крепко. Кассиопея ощутила его чувства, поняла, что он к ней неравнодушен, но, подобно Коттону и ей самой, Виктор держал внутри себя гораздо больше, чем выпускал наружу. Похоже, ему не давала покоя смерть китайского летчика. Очень странно. Такие люди, как Виктор, редко анализируют свои действия и выражают сожаление. Работа есть работа, и к черту приличия. По крайней мере, именно таким всегда было отношение Виктора к подобным вещам. Кассиопея верила ему в том, что касалось Соколова. Стефани хочет заполучить русского ученого живым и невредимым. Однако Иван – это уже другое дело. Ему нужно, чтобы Соколов молчал.
