Анника посмотрела на него и спросила:
– Итак, что же случилось?
Трое мужчин вновь переглянулись, женщина громко всхлипнула.
– Нашего товарища по партии жестоко избили в его собственном доме, – произнес партийный секретарь с нотками неуверенности в голосе.
– Ага, – кивнула Анника, – так, значит. Но что еще? Как все произошло? Выкарабкается ли он? И какие повреждения получил? Что вы можете сказать такое, о чем нам еще неизвестно?
Опять воцарилась тишина, но всего на несколько секунд, затем откашлялся Берт Тингстрём.
– У него руки и ноги вывернуты из суставов, – сообщил он. – Они жестоко избили его.
Анника почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Руки и ноги вывернуты из суставов? Что за странная история?
– Ваше мнение по поводу мотива этого избиения? Может он быть политическим? – поинтересовалась Анника.
Мужчины переглянулись в очередной раз.
– Вполне возможно, – сказал Клас Борстхаммар. – В наше время хватает настроенных на насилие левых экстремистов, кто-то из них определенно мог решиться на нападение. Как тот в Тусоне, в Аризоне, выстреливший члену конгресса в голову…
– Ты имеешь в виду человека, стрелявшего в Габриэль Гиффордс? – спросила Анника. – Но его вряд ли можно причислить к левым.
– Или здесь имелись финансовые мотивы, – предположил Ханс Улофссон. – Успешный бизнесмен вроде Ингемара всегда рискует подвергнуться самым жестким формам давления, криминалитет в нашей стране порой переходит все границы.
– Не было ли в его политической деятельности за последние годы чего-то настолько спорного, что могло спровоцировать подобное нападение? – продолжила задавать вопросы Анника.
– По-твоему, молодежь на Утёйе чем-то насолила Брейвику? – поинтересовался Берт Тингстрём.
Анника опустила глаза на свой блокнот:
– Не случилось ли чего-нибудь в его фирме за последнее время? Способного повлечь за собой избиение?
Все посмотрели на Берта Тингстрёма.
– Ну, я не знаю точно, сколько осталось до ее расширения, – сказал он, – мне известно только, что он говорил о нем…
Женщина смотрела на свое колено, она пока не произнесла ни слова. Аннике стало любопытно, почему она сидела здесь, если ей нечего добавить.
Анника посмотрела на часы.
– Я благодарю вас за уделенное нам время, – сказала она и потянулась за своим магнитофоном.
– Можем мы попросить тебя об одном одолжении? – спросил Ханс Улофссон.
Анника остановила руку на полпути. Трое мужчин впились в нее взглядами.
– Семь лет назад вы поступили с Ингемаром крайне непорядочно, – объснил Улофссон. – Он был абсолютно невиновен, а вы, средства массовой информации, разрушили его политическую карьеру. Подумай об этом, когда сядешь писать о нем сейчас. Будь честной.
Теперь они обращались к ней. Ведь это Ева обманом заставила Адама согрешить. И пусть именно он откусил от яблока, вся вина лежала на ней. Анника посмотрела Улофссону прямо в глаза.
– Я следую закону, – сказала она. – И никогда не занимаюсь поиском источников. Поэтому не знаю, откуда те данные пришли к нам в газету.
Она могла, конечно, ошибаться, но ей показалось, что у ее визави порозовели щеки.
Потом она взяла свои блокнот и ручку, обменялась рукопожатием со всеми и поблагодарила их, после чего покинула конференц-зал с Вальтером на прицепе.
* * *
Они запрыгнули в автобус перед Дворянским собранием. Вальтер остался стоять рядом с детской коляской, в то время как Анника протиснулась к свободному месту в самом конце автобуса и оттуда, выловив из кармана свой мобильник, попыталась связаться с прокурором Дианой Розенберг из Наки. (Звонить по работе из такси у нее сейчас и мысли не возникло бы, поскольку прежде ей случалось читать ссылки на свои телефонные разговоры в газетах и на скандальных сайтах. Однако с автобусами никогда не возникало аналогичных проблем.)
Прокурор ответила на четвертом сигнале, не отличалась словоохотливостью и явно нервничала. Она не могла комментировать повреждения жертвы, единственно подтвердила, что они тяжелые, а относительно супруги Лерберга сказала, что, по ее данным, ту еще не уведомили о случившемся. Поэтому она и молила всех об определенной сдержанности с информацией, которую они собирались опубликовать.
– Правда ли, что у него руки и ноги вывернуты из суставов? – спросила Анника и скосилась на пассажиров вокруг себя. Никто не обращал на нее внимания, но она старалась говорить как можно тише.
Прокурор помолчала немного.
– Не могу ничего подтвердить, – сказала она наконец.
– Что говорит жена? – спросила Анника, держа свой диктофон перед мобильником.
– Мы пока не смогли связаться с ней, – ответила Диана Розенберг.
– Нет? И где же она?
Прокурор не ответила. Анника заподозрила неладное.
– Вы не знаете, где его жена, она исчезла… Может, преступник забрал ее с собой? Есть уже требование о выкупе?
Парень, занимавший соседнее сиденье, с интересом посмотрел на нее.
– Нет, насколько мне известно, – ответила прокурор.
Мобильник завибрировал у нее в руке, ей звонили по другой линии. Она бросила взгляд на дисплей. Томас, ее бывший муж. Прокурор отключилась, и Анника поменяла собеседника.
– Привет, Томас, – сказала она. – Как дела?
После возвращения из Сомали, где побывал в плену у террористов, он все еще находился не в лучшей форме. Чувство вины напомнило ей о себе неприятным ощущением в животе. Похитители отрезали ему кисть левой руки, а когда он выписался из больницы, она ушла от него и сошлась с его шефом.
– У меня ужасные боли, – сказал Томас, – и навалилась масса работы. Ты можешь забрать детей на неделю?
Она закрыла глаза и стиснула зубы на мгновение.
– Ты же знаешь, что могу, но они очень расстроятся. Особенно Калле.
– Я не думаю…
– Томас, мы уже обсуждали это раньше…
– Так ты можешь или нет?
Она сглотнула комок в горле:
– Конечно, само собой. Но тогда они пробудут у меня всю эту неделю и следующую.
Они закончили разговор прежде, чем Анника успела сказать какую-нибудь глупость.
Руководство новостей спорта и развлечений собралось в комнате Шюмана на свою обычную шестичасовую встречу (сегодня она начиналась в пять, но ее в силу привычки по-прежнему называли «шестичасовой»), и в редакции на время воцарились тишина и покой.
Вальтер следовал за Анникой, как преданный пес.
– Берит на задании в Норвегии, – сказала Анника, – ты можешь занять ее место.
– Я думал, у вас нет определенных мест, – сказал Вальтер и подозрительно посмотрел на предложенные ему стол и стул.
– У нас нет, но это не касается Берит. Ты уже получил собственный пароль и доступ пользователя?
Парень поставил рюкзак на письменный стол и опробовал стул, опустившись на него.
– Угу…
– Хорошо. Позвони в министерство юстиции и спроси, как они расценивают происшедшее с Ингемаром Лербергом. Сошлись на новое исследование по поводу угроз в отношении политиков, таких всегда хватает. Они не скажут тебе ничего, но приведут статистику из такого же исследования, и выжми из них комментарий. Называй Лерберга то топовым политиком, то политиком государственного масштаба. Наша главная редакция видела в нем нового лидера христианских демократов когда-то, сто лет назад. Постарайся уложиться в тысячу восемьсот знаков, включая пробелы.
Парень стащил с себя куртку, почесал голову, вытащил ноутбук из рюкзака и подсоединился к Сети. Он, похоже, быстро соображал.
Анника приготовила свой компьютер, тоже вошла в Сеть и напечатала короткий обзорный текст о политической деятельности Ингемара Лерберга. Она описала его интересы и взгляды с этой точки зрения как можно честнее, чтобы ее не смогли привлечь к суду за клевету, а также добавила, что в последние годы он, главным образом, сосредоточил внимание на семье и собственной фирме, а также на местной политике в Наке. Для интернет-радио она приготовила сюжет на одну минуту и десять секунд с цитатами его партийного руководства.
Потом еще немного поразмышляла по поводу оказавшихся в ее распоряжении довольно странных данных. Какую пользу она могла извлечь из информации о том, что у него руки и ноги вывернуты из суставов, вдобавок полученную от такого не слишком надежного источника, как Берт Тингстрём? И где находилась Нора, жена пострадавшего?
Анника позвонила пресс-атташе полиции Наки, а потом его коллеге в Государственную криминальную полицию. Оба ответили сразу и общались на должном профессиональном уровне, но ни один из них не подтвердил сведений о каких-либо странностях или специфических травмах. Впрочем, примерно такого она и ожидала. Немного поколебавшись, она набрала номер комиссара К., теперь шефа КРС Государственной криминальной полиции.
– Анника, – усмехнулся он, – ты разочаровываешь меня, я ждал твоего звонка еще утром.
