А взглянуть на его жизнь Ксенофобии ужасно хотелось!
И вот наконец представился такой подходящий случай…
Она приоткрыла дверь пошире, заглянула внутрь и негромко проговорила:
– Владимир Васильевич! У вас дверь не закрыта!
Может быть, она и не рискнула бы пойти дальше, но неугомонный Макс решил все за нее. Он резко рванулся вперед, вырвав поводок из рук хозяйки и умчался в глубину соседской квартиры. Тут уж Ксенофобии Никитичне ничего не оставалось, как последовать за своим любимцем на запретную территорию.
Квартира Цыплакова ей ужасно не понравилась.
Ксенофобия любила натертый воском паркет, чешские обои в крупных цветах, бархатные портьеры – а тут были плитка, ровные, безо всякого рисунка стены, металл и стекло…
Однако вдоволь наглядеться ей не удалось.
Откуда-то из глубины до нее снова донесся заунывный вой Максюши.
Ксенофобия Никитична прибавила шагу…
И оказалась на кухне.
Цыплаков полусидел в некрасивом металлическом кресле. У ног его жутко завывал несчастный Макс. На голове у соседа был прозрачный полиэтиленовый пакет.
В первый момент Ксенофобия Никитична вообразила, что сосед так глупо шутит. От него она могла ждать чего угодно и даже не слишком удивилась такому мрачному юмору, но вскоре она осознала ужасную истину.
Помог ей все тот же Максюша.
Увидев, что хозяйка пришла вслед за ним, а значит – поддержка ему обеспечена, он прекратил выть, подскочил к ненавистному соседу и куснул его за ногу в клетчатом тапочке.
Цыплаков не пошевелился.
И только тогда Ксенофобия Никитична поняла, что он мертв. Потому что зубки у ее обожаемого Максюши были чрезвычайно острые, и кусался он болезненно.
Осознав непреложный факт, Ксенофобия здорово перепугалась.
Ведь она не часто находила трупы соседей. Кроме того, ей вовсе не улыбалось попасть в подозреваемые. А тут еще следы Максиных зубов на ноге покойника…
Но тут она вспомнила омерзительную женщину кавказского вида, встреченную возле дверей соседа… наглая, отвратительная особа! Чего стоит одно только ее малиновое пальто! Недаром Максюша сразу же невзлюбил ее! Собака прекрасно разбирается в людях, ее не обманешь фальшивыми улыбками! А еще эта женщина с угрожающим видом говорила про какую-то статью… вот, вот кто действительно метит в подозреваемые! Вот о ком нужно немедленно сообщить в компетентные органы!
Ксенофобия Никитична ловко ухватила поводок и поволокла Макса прочь из ужасной квартиры.
Попав к себе домой и заперев дверь на все замки и запоры, она почувствовала себя гораздо лучше. Только убедившись, что и она, и ее мопс находятся в безопасности, Ксенофобия набрала телефон милиции и негромким заговорщицким голосом сообщила:
– Приезжайте немедленно! Убийство! Совершено лицом женского пола и кавказской национальности! В малиновом пальто!
***
В отличие от своей деловой и энергичной подруги, Катерина Дронова проснулась в этот день чрезвычайно поздно. Впрочем, она просыпалась так же поздно и вчера, и позавчера, и третьего дня… она была человеком творческого труда и пребывала в непоколебимом убеждении, что творческим натурам ни к чему подниматься ни свет ни заря. Самыми любимыми у нее были вечерние часы, и именно их она обычно уделяла работе.
Правда, когда дома был ее любимый муж, ученый с мировым именем профессор Кряквин, она вставала значительно раньше, чтобы накормить мужа завтраком и проводить на работу. Но это случалось не слишком часто, потому что профессор изучал африканские племена и большую часть времени проводил в дальних походах и экспедициях. После особенно долгой экспедиции Катя поставила вопрос ребром и настояла на том, чтобы муж прекратил столь дальние поездки. И это ей удалось: профессор перестал ездить в Африку, но по-прежнему время от времени улетал в разные европейские и прочие университеты – читать лекции или выступать с докладами.
И сейчас он тоже находился в отлучке, а Катя, пользуясь этим, отсыпалась в свое удовольствие.
Она блаженно потянулась, перевернулась на бок и представила, как сейчас славненько позавтракает. ..
Перед ее мысленным взором предстала огромная чашка дымящегося кофе со сливками, и громадный бутерброд, который она непременно соорудит, уложив в несколько рядов ломти ветчины и куски свежего сыра. Конечно, было бы совсем хорошо, если бы эту чашку кофе и этот бутерброд кто-нибудь сделал за нее и принес прямо в постель, но нужно быть реалистом и не ждать от жизни слишком многого. В конце концов, она может встать, приготовить себе завтрак и снова уютненько забраться в постель.
С этой мыслью она перевернулась на другой бок…
И охнула.
Бок болел. Он был здорово ушиблен.
И тут Катерина разом вспомнила кучу неприятных вещей. Она вспомнила, как на нее напали двое отвратительных типов… вспомнила, как упала на асфальт… тогда-то она и ушибла бок! Она вспомнила, как ей на помощь пришел могучий Леонтий Хвощ… Впрочем, это было уже не столь неприятно.
Короче, она вспомнила вчерашний вечер.
Вспомнила выставку Хвоща и его единомышленников, завершившее мероприятие потребление истинного искусства, собственное заточение в туалете и множество других столь же неприятных вещей.
В частности, вспомнила, что те двое уродов отобрали у нее чужой чемоданчик. Причем не тот чемоданчик, который она взяла у Жанниного знакомого…
Тут она вспомнила: Жанна утверждала, что знать не знает того человека. И что она ей вовсе не звонила.
А почему, интересно, Жанна вообще не пришла на вчерашнюю выставку? Неужели у нее, как всегда, нашлись какие-то более важные дела? Подруга называется!
Катерина охнула и, потирая ушибленный бок, поднялась с тоскливо застонавшей кровати.
«Наверное, девчонки все же правы! – подумала она, разглядывая себя в зеркале и мучаясь сознанием собственной никчемности. – Я постоянно попадаю в какие-то дурацкие истории, и все потому, что у меня недостаточно силы воли! Она у меня, конечно, есть, эта сила, но какая-то слабая… вот Ирина, например, если ей нужно закончить очередной роман – она забывает все на свете… ей тогда лучше не звонить… да и бесполезно звонить, потому что она отключает все телефоны… или Жанка – она умеет сосредоточиться, взять себя в руки, отложить все второстепенные дела… наверное, и вчера она не пришла на выставку, потому что была занята чем-нибудь более важным… и это, наверное, правильно, работа должна стоять на первом месте, но хоть позвонить-то могла…»
Катя снова тяжело вздохнула и решила, что немедленно, сегодня же возьмет себя в руки и начнет работать. Ведь, в конце концов, она – художник, творческая натура, значит – творчество должно стоять у нее на первом месте… она должна творить и днем и ночью…
И тут Катя замерла, как почуявшая дичь охотничья собака.
Ночью! Сегодня ночью ей приснился сон совершенно потрясающей красоты!
Ей приснилось, что она смотрит с высоты птичьего полета на чудесную долину среди гор, покрытую полями, рощами и виноградниками. Среди этих полей и виноградников извивалась дорога, по сторонам усаженная кипарисами. Это было так красиво, что хотелось плакать. И самое удивительное, что эта долина, этот чудесный вид был не что иное, как сшитое из разноцветных лоскутков панно!
Катя вспомнила многочисленные примеры того, как творческим людям гениальные идеи приходили во сне.
Великому химику Менделееву во сне пришла идея периодической системы элементов. Другой знаменитый химик, Кекуле, увидел во сне формулу бензойного кольца. Английскому поэту Кольриджу приснилась целая поэма. И вот теперь она, Катерина Дронова, встала в один ряд с такими замечательными людьми! Ей явилась во сне идея произведения, и теперь нужно только претворить эту идею в жизнь!
В голове у нее зашевелились творческие мысли. Мысли шевелились так интенсивно, что Катины рыжие волосы поднялись дыбом.
Работать, работать и работать!
Катерина торопливо и без всякого наслаждения позавтракала всего лишь простой яичницей и одним бутербродом с маслом и разбросала на рабочем столе оставшиеся от предыдущего панно цветные лоскутки.
Их было мало, а самое главное – для приснившегося панно ей был необходим материал нежно-зеленого цвета, а ничего похожего в ее запасах не оказалось.
И тут она вспомнила, что накануне видела в руках у дворничихи Зины какой-то поношенный плащ (или пальто) из ткани как раз такого цвета, какой нужен для воплощения ее творческих замыслов.
Дом, где жила Катерина в квартире своего мужа профессора Кряквина, был построен больше ста лет назад. И остались в нем еще такие жильцы, чьи семьи жили тут с незапамятных времен. В таких квартирах есть места, куда много лет не ступала нога человека, и чуланы и антресоли разбираются только в том случае, когда квартира меняет хозяев, и новые жильцы делают капитальный ремонт. Тот, кто не боится вековой пыли, может найти в нетронутых завалах разрозненный комплект журнала «Нива» за одна тысяча девятьсот тринадцатый год, китайскую ширму с вышитыми когда-то на истлевшем шелке сказочными цветами и птицами, подушки от дивана, который давно уже сгинул на помойке, источенную жучком палисандровую шкатулку, расшитый бисером кисет, начисто проеденные молью фетровые шляпы с перьями и искусственными цветами и многое другое.
