Пулей слетел Кулапудов с болезненно скрипнувшей кровати, принюхиваясь к воздуху и пытаясь определить направление доносящейся убийственной вони. Ненароком задетый Утконесов отлетел в правый дальний угол, моментально проснувшись.
– Я в канализации? – на всякий случай полюбопытствовал Антон, но никто ему не ответил.
Веньку как на крыльях несло вдоль по коридору, подгоняемого неодолимым желанием врезать тому, кто эту пытку придумал. Доносящиеся возмущенные голоса подтверждали, что курс парень взял правильный.
Густые желтоватые пары, облаком вываливающиеся из кухни, тоже что-то обозначали.
Ворвавшись на всех парах в общаковскую комнату, Кулапудов озадаченно притормозил, стараясь высмотреть хоть что-то в густых клубах.
Получалось не очень. Со временем стали различаться ребята-однокурсники, грозно окружившие черную с хоботом и в плавках фигуру.
– Что случилось? – тревожно спросил Венька, пытаясь изобразить из собственной ладони ватно-марлевую повязку, отчего голос прогудел глухо и едва слышно.
– Вот, – с благородным негодованием сказал Дирол, подтолкнув под спину фигуру в плавках.
Качнув хоботом противогаза, Ганга сделал пару шагов и виновато остановился перед Кулапудовым, машинально почесывая набухшие волдыри под мышкой. За прошедшую ночь они еще увеличились и стали чесаться.
Появилась температура. Болезнь прогрессировала с головокружительной быстротой. Отчасти поэтому Федор решил не откладывать в долгий ящик приготовление лекарства и начать уваривать два литра до одного стакана – точно по рецепту Кулапудова – прямо сейчас. Заодно и любопытных глаз меньше будет. И все бы прошло гладко, без задоринки, если бы не странная способность аммиака обладать несусветной вонью, при нагревании увеличивающейся до невообразимых размеров. Сам-то он вышел из положения довольно просто, красуясь теперь перед друзьями в казенном противогазе, но вот остальным повезло меньше.
Из двух литров едкой жидкости оставалось только полтора, когда странно неулыбчивый Дирол вырос перед стеклами противогаза.
Ганга попробовал улыбнуться, но Санек этого не оценил, возможно, потому что просто не увидел. Дальше – хуже. На кухню стали стекаться не только друзья-однокурсники, с которыми еще можно было как-то договориться, но и парни с других курсов и факультетов. Обстановка накалялась прямо пропорционально нарастанию въедливого запаха. Единственное, что до сих пор сдерживало разъяренную толпу от рукоприкладства, – это внушительные размеры нарушителя окружающей среды. Даже парни со старших курсов угрожать угрожали, но осторожно. Ганга же виновато переводил взгляд от одного к другому и растерянно лепетал:
– Рецепт такой, ребят. Понимать надо.
То же самое он произнес взбешенному от недосыпа Кулапудову.
Венька скрипнул зубами, но сдержался, отчасти потому, что сам посоветовал на свою голову рецептик, отчасти по той же причине, по которой все сдерживали себя, – габариты больного. Однако оставлять все как есть Кулапудов не собирался. Отличаясь практичным здравым умом, парень принял единственно правильное решение и, стянув противогаз с Федора, надел его на себя.
Ганга закашлялся.
– Федя, твоя болезнь осложнение дала. Ты теперь у нас больной на голову. Сколько времени?
– Без пяти четыре.
Венька застонал, но благодаря противогазу стон прозвучал, как рев раненого зверя, отчего не только Ганга, но и все вокруг вздрогнули, ожидая худшего.
– Прекращай немедленно это дело. Додумался, когда варить. Завтра все уйдут на занятия, тогда доделаешь свое пойло, – прогудел голос из противогаза.
– Так как же...
– Ничего, один раз пропустишь. Мы скажем, плохо себя чувствуешь.
Тяжело вздохнув, Федор отключил газовую горелку. Опять придется откладывать желанное выздоровление на неопределенно далекий срок.
– А сейчас, – добавил Кулапудов, – вручаю тебе это полотенце и даю ответственное задание: открыть все форточки и разгонять полотенцем ядовитое химическое вещество. – Венька буквально воткнул полотенце в безвольные Федины руки и повернулся в сторону спальни. – Всем спать. Отбой.
– Что-то случилось? – появился в дверях окончательно проснувшийся Утконесов. Он успел окончательно убедиться в том, что находится не в канализации и тем более не в камере пыток для беззащитных кроликов.
– Случилось то, что мы все идем спать, – ответил Кулапудов.
На том и порешили.
* * *
Утро встречено было без энтузиазма. Невыспавшийся состав учащихся Высшей школы милиции неодобрительно прореагировал на душераздирающий звонок, Мочилов, как всегда с утра, был не в духе, поскольку похмелье – оно не тетка, понимать надо. Довольно-таки мягкий и справедливый человек, по утрам капитан становился «аки зверь рыкучий», мучимый головной болью и дискомфортом в желудке. Курсантов же одолевал недосып. Окончательно же настроение испортила безобидная утренняя зарядка, при помощи больного воображения Садюкина ставшая зверской пыткой для бедных курсантов.
Тренер Садюкин в это утро был в ударе. Случай с «мертвым» телом вдохновил его не на шутку. Наверное, поэтому первым упражнением, которое он приказал делать, были прыжки через «козла». Ох уж этот «козел»!.. Ребята не избегали бы его так рьяно, даже если бы он был настоящим.
Казалось бы, какую опасность может таить в себе обыкновенный снаряд совершенно непримечательного внешнего вида? Курсанты милицейской академии прекрасно знали какую. В момент совершения прыжка, когда тот или иной учащийся, разогнавшись, отталкивался от пружинного трамплина и его туловище взлетало в воздух, «козел» бессовестно строил козни. Совершенно необъяснимо, каким образом, он слегка перемещался вперед и оказывался в конечном итоге в том месте, куда прыгун планировал спикировать. Курсанты уже давно не сомневались, что снаряд был назван «козлом» неспроста.
Радостно потирая руки в предвкушении успеха, Садюкин объявил первое упражнение. Каждый курсант должен был разогнаться и, набрав потенциал на пружинном тенте, лежащем рядом с «козлом», вспрыгнуть на снаряд обеими ногами, а затем встать в полный рост.
Это издевательство было придумано Садюкиным импровизированно только что, и он был чрезвычайно доволен собой.
Первым в строю стоял курсант Зубоскалин, парень хоть и худосочный, но довольно высокий, лишь в малом – в пятнадцати сантиметрах – уступавший заболевшему Ганге. Отличавшийся высокой сообразительностью Дирол по части физической подготовки несколько проигрывал своим товарищам, отчего вспорхнуть на вредное «животное» не имел никакой возможности. Но даже если бы это и получилось, Санек вряд ли смог бы устоять на скользкой кожаной поверхности. Кстати, в этом состояло очередное издевательство Садюкина: он внимательно следил за состоянием «козла» и всегда тщательно полировал его специальным составом.
Укрощение «козла» курсантом Зубоскалиным прошло в обстановке всеобщей нервозности. Разбежавшись во всю прыть, он подпрыгнул на тенте и с нечеловеческим вскриком: «И-и-и-эх!» – опустился на пол. Стоит ли говорить, что коварный «козел» на этот раз был неподвижен и вместо того, чтобы эффектно выпрямиться на нем во весь могучий рост, Дирол оказался метра на полтора впереди снаряда.
Одна из наиболее зловредных черт тренера Садюкина состояла в том, что он не отпускал курсанта до тех пор, пока тот не выполнял требуемое как следует. Можно было лишь посочувствовать Саньку, продолжавшему сидеть на полу с самым несчастным видом. Он уже сумел прикинуть перспективы, которые сулило ему взаимодействие с непредсказуемым «козлом», и содрогался от нехорошего предчувствия. Ну не мог курсант Санек Зубоскалин выполнить упражнение в надлежащем виде! Что же ему, из-за этого из академии уходить? Весь остальной отряд с печальными лицами сочувствовал своему товарищу.
Казалось бы, Дирол неизбежно должен был впасть в отчаяние, вступая в неравный поединок с коварным «козлом», но не тут-то было. Курсант, плотно сжав зубы, раз за разом пытался совладать со ставшим ненавистным «животным», все больше убеждая себя в мысли, что месть его будет страшна.
Вся получасовая утренняя зарядка прошла под эгидой театра одного актера, которым был Санек Зубоскалин. Зрители пасмурно на него смотрели, желая помочь, но не зная как. Преодолевая в сотый раз сложное препятствие, Дирол услышал спасительный гонг, зовущий к завтраку.
Довольный результатами своей придумки, Садюкин отпустил подопечных и трусцой, тщательно следя за пульсом и правильным дыханием, направился в столовую. Измочаленный же Дирол и совершенно не взбодрившиеся сокурсники поплелись умываться, намереваясь хотя бы так согнать с лица сонливость.
Пешкодралов по деревенской привычке шумно фыркал и плескался, заливая пол вокруг себя метра на два крупными прозрачными каплями.
