— Будьте добры.
— У нее бзик на тюльпанах. Она весь сад ими заполонила, составляет из них обалденные цветочные композиции и регулярно сажает новые. По моим прикидкам, их уже давно больше трех тысяч, а когда тюльпан сажаешь, его вообще не видно, листья отмирают, в земле остается только луковица Поэтому она и помечает, где какого цвета. Таких использованных ручек у нее около миллиона, ну, может, чуть поменьше, разных цветов. Она втыкает их в нужное место и все цвета помнит. Может забыть, как сорт называется, но не цвет. Желтый стержень означает желтый, белый — белый, а голубой может значить тоже белый, но другого типа, или вообще фиолетовый, оранжевый, розовый… Скорее всего что-нибудь из розовых, так как розовых ручек мало, а тюльпаны у нее разные, от бледно-розовых до почти черных. А кроме того, пятнистые, попугайные, двуцветные и черт знает еще какие. Она всё сажает и сажает новые, такое впечатление, что Голландия на нее одну работает. Выглядит это, конечно, потрясающе, я на фото видела. Алиция сказала, что убьет всякого, кто заставит ее уехать из дому во время цветения тюльпанов. Раз или два такое случалось, так она с трудом пережила, что не насладилась видом любимых тюльпанчиков, и заявила, что больше такого ни за что не допустит. Она делает снимки всей этой красоты, а когда тюльпаны отцветают, сидит, просматривает фотографии и млеет от счастья. Пиво будете?
В горле у меня пересохло, так как я очень торопилась выложить все поскорее, пока не вернулась Алиция. Зачем ей еще одна постоялица, кондрашкой хваченная? Я поднялась, достала из холодильника пиво, открыла и потянулась за сигаретами.
Юлия от пива отказалась, но мой рассказ выслушала с огромным вниманием, чтобы не сказать с жадным интересом.
— Говорила я ей, чтобы не шариковыми ручками, а чем-нибудь другим пользовалась, — продолжила я свою лекцию. — Ведь любой прямоходящий идио… То есть, я хотела сказать, — вежливый энтузиаст может набрести на такой ценный предмет, поднять и утащить в свое логово. Так ведь нет, ей ручки подавай, ничто другое не подходит. По большому счету она права, если заменить ручку на что-нибудь, столь же полезное, результат будет такой же, а в абы каких прутиках или палочках она сама запутается. Привязывать же всякие цветные ленточки у Алиции терпения не хватает, да я по собственному опыту знаю, что через несколько месяцев эти ленточки выцветают и толку от них ни на грош Ручки — лучший вариант.
— А вязальные спицы?
— Их всего четыре цвета. Есть еще детские погремушки — шарик на палочке… Тот же номер, что и с ручками, каждый поднимет и принесет хозяйке: «Смотри, Алиция, что я нашел! Наверное, кто-то потерял…» Думаю, в конце концов она кого-нибудь из этих таскателей прибьет пыльным мешком из- за угла. Может, кофе хотите?
— Кофе? С удовольствием. А если плакат повесить «Из сада ничего не приносить»?
Это же надо, Юлия со мной беседует! Не иначе, какая-то преграда лопнула?
Чайник забулькал, воды в нем было маловато, я достала одну из немногих оставшихся чистых чашек, все остальное необходимое для кофейной церемонии находилось на полке над столом, и выставила все это перед гостьей.
— Наливайте сами по своему вкусу. А что касается надписи на плакате, то этот номер не пройдет, так как на самом деле мы время от времени приносим из сада разные забытые там вещи. Похоже, единственный способ контроля за растительностью — это фотографии. К счастью, она умеет их делать, и всегда видно, где что торчит.
— О, кофе! — оживленно воскликнула Алиция, входя к нам с террасы. — Я бы тоже выпила. Еще одна чистая чашка найдется?
— Насколько я понимаю, следы минирования обнаружены? — произнесла я светским тоном и переключилась на посуду. — Из чистого имеются кастрюли и сковородки, но, возможно, пара чашек и отыщется. Воды тебе тоже хватит, а для остальных я еще вскипячу.
— Посадки благополучно найдены, — радостно сообщил вынырнувший из-за спины Алиции пан Вацлав. — Я все места запомнил! И понял свою ошибку, за что каюсь, приношу свои глубочайшие извинения и торжественно обещаю ничего больше…
— Если набредете на большой брильянт, можете мне принести, — милостиво разрешила я и включила вновь наполненный чайник.
Беседа с Юлией утратила все шансы на дальнейшее развитие, ибо пан Вацлав оседлал одновременно две темы: живописал жене в красках путешествие в джунгли и распространялся о своем личном отношении к брильянтам и прочим драгоценностям. Я внимательно наблюдала за Алицией, когда речь зашла о воплях счастья и радостных прыжках в ее исполнении при обнаружении дырки от ручки, ожидая хоть какой-то реакции с ее стороны. Но зря старалась, ничего мои наблюдения не дали, так как она словоизлияний Вацлава не слушала. Вот он, образец здоровой реакции здорового организма на бред этого сивого мерина. Все знают, что Алиция и вопли — вещи несовместные. Этот ненормальный вообще соображает, что он несет?
Меня снова охватило странное ощущение, что рушится наш с Алицией упорядоченный мир. Ведь раньше я из чувства солидарности в первых рядах соревнующихся полетела бы за ней в сад, чтобы участвовать в поисках заначенных клубней. И вдруг полное равнодушие. Что со мной творится? Или это тлетворное влияние Юлии? Нет, на Юлию здесь нет смысла катить бочонок. Скорее бы Мажена приехала, чтобы можно было с ней тщательно обсудить мои смутные подозрения, пока атмосфера массовой кретинизации окончательно не захватила и меня…
Слушать Алиция, конечно, не слушала, но едва заметные признаки звериного оскала у нее на лице уже начали проявляться…
* * *
Мы сидели на кухне вчетвером. Вдруг стукнула калитка. Голоса Эльжбеты и Олафа показались нам с Алицией слаще райских песен. Наконец-то они прибыли!
— Я говорю польск! Я говорю польск! — радостно закричал, едва нас завидев, Олаф.
— Говорит, говорит, не слушайте его, — с порога успокоила нас Эльжбета и, не оглядываясь, проследовала дальше.
Все было, как я и ожидала! Она по-прежнему была прекрасна, как утомленная Дева Мария, даже, пожалуй, еще больше похорошела. И характер остался прежний, плевать ей было на чемоданы, вошла с одной сумочкой через плечо, а с багажом предоставила возиться Олафу. Все вскочили, за исключением Юлии, которая поднялась с места очень медленно и замерла, держась за спинку стула.
Даже если Эльжбету и удивил наш восторженный прием, она этого не показала и проследовала дальше, так как Олаф с вещами с трудом помещался в прихожей. Пан Вацлав с самым учтивым видом, но одновременно с явным нетерпением дожидался минуты своего торжества. И этот момент наступил.
— Гости из Польши, супруги Буцкие… — начала было, как и полагается воспитанной хозяйке, представление ранее приехавших Алиция, однако на этом официальная часть церемонии благополучно закончилась.
Пан Буцкий рывком бросился к Эльжбете, жадно заключил в объятья и принялся горячо и бессистемно покрывать ее поцелуями. Конечно, учитывая исключительную красоту Эльжбеты, удивляться не приходится, особенно если сравнивать ее с кузиной Гретой. Эльжбета наверняка уже успела привыкнуть к странному поведению своих пациентов, но тут слегка опешила, так как в доме Алиции не ожидала засады. Максимум, что ей удалось, это упереться кулаками в грудь агрессору, и только. Оттолкнуть его она уже не могла, оставалось только увертываться по мере возможности. Очевидцем это бурной сцены и стал ввалившийся в салон Олаф.
— Хэй, котина! — взревел он страшным голосом.
Олаф бросил сумки, одна из которых жалобно звякнула, и развел эту сладкую парочку так энергично, что пан Вацлав отлетел к креслу, а поскольку росту он был высокого, то врезался с размаху задом в спинку, перевернулся вместе с креслом и застыл в оригинальной позе, то есть, как бы сидя, но вверх ногами. С Эльжбетой, несмотря на свое возмущение, Олаф обошелся бережнее и не вышвырнул на улицу, а просто отодвинул к двери, где она оперлась о косяк.
— Что это было? — спросила она без особого интереса и сочла необходимым пояснить слова мужа: — Олаф хоть и говорит по-польски, но часто путает слова.
Врать не буду, сохранить приличия нам удалось с большим трудом. Пан Вацлав принял вертикальное положение. Ошарашенный, смущенный, расстроенный, он пытался хоть как- то оправдаться, но выходило так нечленораздельно, что не только Олаф, но и коренные поляки толком ничего не поняли. Олаф окинул всех взглядом Юпитера, сверкнул глазом и, подскочив к Юлии, обнял ее и расцеловал в обе щеки не менее страстно и к тому же с явным вызовом. После чего мрачно уставился на потенциального противника.
Противник ответил на эту выходку горячего скандинавского парня элегантным поклоном, от чего оба обалдели окончательно.
— Он у меня темпераментный, — вздохнула Эльжбета. — С ним надо осторожно обращаться. Не успела тебя предупредить, впрочем, не знала, что это понадобится. Может, по хозяйству помочь? Мы привезли холодное пиво.
