Так и сгинул бы дом, если бы три года назад не приспособил его какой-то предприимчивый человек под трудовой лагерь. Жили там подростки и работали в колхозе, который к тому времени умер еще в Забелине не окончательно. А вот прошлой весной…
Как-то незаметно занял кто-то дом и амбар прихватил. Огородили весь бывший помещичий парк колючей проволокой. Дороги мимо поместья и раньше не было, так что посторонним там делать нечего. Рассказывали местные, что по первости полезли было ребята через проволоку посмотреть, что там интересного, но переловили их обитатели поместья поодиночке и здорово накостыляли. Что, собственно, там в лагере происходит, ребята и не выяснили, потому что до самого дома не дошли, охоту у них отбили. Местные хоть народ и любопытный, но не настойчивый. Нет в них такого настроя, чтобы все до конца выяснить. Живут люди, беспокойства от них никакого, а что свою шпану немного приструнили, так спасибо им за это огромное. А кому надо, тот знает, кто там живет и зачем.
– Сюда, Надя, полезай. Не бойся, не подломится. – Тетя Шура выглядывала с чердака и манила Надежду, с опаской пробовавшую ногой перекладину подозрительной, явно рассохшейся лестницы.
– Выдержит ли? – с сомнением протянула Надежда.
– Меня выдержала, так уж тебя точно выдержит.
Тетя Шура говорила вполголоса, чуть ли не переходя на шепот. Тайный характер предстоящего наблюдения обязывал ее даже в собственной бане разговаривать шепотом. Поднявшись по стремянке, Надежда оказалась даже не на чердаке, а на подобии чердака: когда тетя Шура закончила постройку своей знаменитой бани, плотник просто сложил на потолочные балки неиспользованные доски, да так они там и остались. На доски тетя Шура набросала сена, поверх постелила несколько половиков, старое одеяло, пару поношенных ватников – и получился великолепный наблюдательный пункт, откуда она могла в свое удовольствие и не без удобств наблюдать за ненавистными соседями, подогревая и без того люто кипевшую в сердце злобу.
Надежда примостилась рядом с тетей Шурой у самого чердачного оконца и взяла предложенный бинокль. Бинокль был отличный, армейский, такой Надежда раньше держала в руках всего раз в жизни. Тетя Шура ни в чем себе не отказывала, если дело касалось главной страсти ее жизни – ненависти к соседям.
– Смотри, Надежда, собрались уже антихристы, скоро начнут свою срамотищу!
Надежда поднесла бинокль к глазам и навела его на соседский дом.
«Замок», снизу закрытый от любопытных глаз глухим забором, отсюда, с чердака тети-Шуриной баньки, был виден как на ладони, а мощный бинокль так приблизил его, что Надежда наверняка могла бы читать газету на столе у соседей.
Во дворе стояло несколько дорогих иномарок, сами гости собрались в огромной комнате первого этажа. Присмотревшись, Надежда поняла, что эта комната ей напоминает церковь, потому что были расставлены скамьи, а перед ними на возвышении находился алтарь.
– Так у них там что, церковь? – шепотом спросила она тетю Шуру.
– Как же, церковь! – Тетя Шура даже плюнула от омерзения. – Такая там церковь, что глаза бы мои не глядели! Срам один!
«Однако сама смотришь регулярно, – ехидно подумала Надежда. – Вон какой наблюдательный пункт оборудовала».
Обитатели и гости «замка» расселись на скамьях. Перед алтарем появились две фигуры в черных балахонах – мужчина и женщина. Мужчина – высокий, худой и смуглый, с длинными черными волосами и небольшой острой бородкой – поднялся на возвышение перед алтарем и начал говорить. Слов Надежда не понимала, но, судя по мимике и жестам, это было что-то вроде проповеди.
– Секта, что ли, какая? – недоуменно оглянулась Надежда на тетю Шуру.
Та прижала палец к губам, мол, жди, гляди, что дальше будет. Надежда перевела бинокль чуть в сторону от «замка», и в поле ее зрения попал домик Алексея. Очень интересно!
Позади дома, на пятачке вытоптанной травы между сараем и забором, Алексей, полагая, что его никто не видит, занимался странной гимнастикой. Он делал замедленные плавные движения, высоко и мощно вскидывал ноги, застывал на несколько секунд в самых немыслимых позах, потом высоко подпрыгивал… Во всех его движениях чувствовалась сила и грация дикого зверя. Вот он высоко подпрыгнул и приземлился на продольный шпагат, затем без видимого усилия вскочил со шпагата на ноги и снова продолжил свой удивительный ночной танец. Он был по пояс обнажен, и в свете полной луны его мускулистый торс шелковисто блестел, мышцы перекатывались под кожей… Однако все же он был непропорционально худ. Тем не менее Надежда поймала себя на том, что любуется гибкой мужской фигурой. Она тотчас же устыдилась этого: солидная замужняя женщина подсматривает ночью за человеком, тайком занимающимся карате.
В городе Надеждин муж и кот очень любили смотреть по видику фильмы с Джеки Чаном, Надежда тоже иногда присоединялась. Так что теперь без труда определила, чем занимается Алексей.
«Да он мастер! Хотя, когда он колол дрова, сразу было видно, что человек непростой».
Она вспомнила рассказы Анны Ивановны, как они нашли весной Алексея больного и голодного.
«Тут что-то не так. Чтобы какая-нибудь женщина просто так выгнала из дому такого мужчину?»
Тут Надежда почувствовала весьма ощутимый толчок в бок.
– Куда ты смотришь? – обижалась тетя Шура.
– Да вот сосед… Часто он так?
– Бывает, – равнодушно ответила тетя Шура.
Все, что не касалось ненавистных соседей, ее не интересовало. В «замке» таинственное богослужение шло полным ходом. Его участники постепенно входили в транс. Они раскачивались и хлопали руками в едином ритме со своим черноволосым предводителем. Слов опять было не разобрать, но по характеру движений Надежда поняла, что все повторяют одни и те же слова – что-то вроде общей молитвы. Женщина в черном, стоящая перед алтарем, опустилась перед предводителем на колени. Рядом появился еще один человек. Он держал в руках что-то белое и живое. Надежда вздрогнула, ей показалось, что это ребенок, но потом она разглядела белую курчавую шерсть ягненка.
Женщина в черном склонила голову, предводитель подошел к ней и прикоснулся к плечу. Черный балахон упал на пол, Надежда увидела белизну обнаженного тела. Ягненка подняли повыше, и главный – как его там назвать, жрец, что ли, – взмахнул большим острым ножом.
Надежду передернуло. На белую кожу женщины полилась алая кровь ягненка. Жрец высоко поднял обе руки и произнес несколько слов. И тут же находившиеся в зале вскочили со своих мест и хором повторили его слова. Теперь они кричали настолько громко, что Надежда расслышала: «Приди, наш Господин!»
То, что началось в зале после этого, Надежда совершенно не собиралась наблюдать. Она навела бинокль на распятье в алтаре и окончательно убедилась в своем предположении. Распятье было перевернуто, так что Христос оказался вниз головой.
– Тетя Шура, это же сатанисты!
– Ну а я тебе что говорила? А полиция не верит…
Надежда тем временем снова перевела бинокль на Алексея, который продолжал свою удивительную ночную тренировку. Он раз за разом высоко над головой поднимал огромный камень, потом опять проделал серию прыжков, а потом… Он подошел к куче ненужных кирпичей, подбросил один, взмахнул рукой, и кирпич разлетелся в воздухе на две половинки. Несколько раз повторив этот трюк, Алексей проделал то же самое левой рукой, затем он разрубил кирпич ударом ноги.
«Однако кирпич хоть нынче и дорог, но для такого дела не жалко!» – в полном восторге подумала Надежда.
Тетя Шура, обидевшись, что Надежда не смотрит, отобрала у нее бинокль и жадным глазом приникла к окулярам. Надежда тихонько сползла с чердака и побрела домой, раздумывая, что такой человек, как Алексей, может делать в их захолустье.
На сотом километре Киевского шоссе остановился черный «Мерседес». Ухоженный, хотя и немного обрюзгший мужчина за рулем посмотрел на часы. До назначенной встречи оставалось двадцать минут. Его капризное, надменное лицо недовольно скривилось. Ехать в такую даль из-за короткого разговора! Впрочем, никаким линиям связи нельзя доверять на сто процентов, как бы хорошо они ни были защищены, а дело серьезное, очень серьезное. Мужчина в «Мерседесе» вынул из бардачка свежий номер «Коммерсанта» и углубился в чтение статьи, глубоко анализировавшей динамику цен фондового рынка.
Точно в назначенное время рядом с «Мерседесом» съехала на обочину невзрачная «Нива». Притом что машина выглядела неказисто, по тому, как она плавно и мощно трогалась с места и тормозила, по тому, как она слушалась руля, опытный водитель сразу понял бы, что под капотом «Нивы» прячется надежный мотор от того же «Мерседеса» или от «Фольксвагена».
Мужчина сложил газету и открыл правую дверцу. Из «Нивы» с некоторым трудом выбрался человек, габаритами и пластикой напоминавший медведя. Огромный, мощный, одетый в полувоенный комбинезон, он производил впечатление несокрушимой, грубой и грозной силы. Когда он тяжело опустился на сиденье «Мерседеса», машина ощутимо просела на правое колесо. Водитель зябко поежился: этот человек всегда внушал ему некоторое весьма оправданное чувство страха.
