У себя в кабинете Кузьмич долго искал затерявшийся в грудах вещей мобильник, а тот все звонил и звонил. Кузьмич наконец отыскал телефон под персидским ковриком семнадцатого века, который принес ему недавно вор по кличке Сверчок, ограбивший квартиру вдовы профессора-востоковеда.
– Хм, – раздалось на том конце, и Кузьмич сразу же понял, кто с ним собирается разговаривать.
Ноги его подкосились, в горле отчего-то пересохло, он присел на стул и приготовился к неприятному разговору. Звонил, несомненно, Зарудный.
– Я недоволен, – начал он без всякого предисловия, – вы гарантировали, что с вашим человеком все пройдет как по маслу, что с ним не может быть никаких накладок.
– Я был уверен, – пробормотал Кузьмич, – он просто вынужден был согласиться на мое… на ваше предложение… ему ничего больше не оставалось.
– И тем не менее он отказался, – констатировал Зарудный. – Таким образом, вы допустили утечку информации.
– И ваши люди тоже, – буркнул Кузьмич, сообразив, что Маркизу удалось уйти живым от погони.
– Да, он оказался весьма проворным. И голова у него отлично соображает, а главное – быстро!
– Я же говорил, – осмелился вставить Кузьмич.
– Конечно, его устранение – это вопрос времени, – спокойно продолжил Зарудный, – но дело в том, что, во-первых, времени очень мало, а во-вторых – может просочиться информация об этом деле, а такое недопустимо. Так что ты, Кузьмич, очень меня подвел.
В голосе Зарудного появились человеческие нотки, и от этого Кузьмич еще больше испугался.
– Отчего вообще ты остановил свой выбор на этом… Маркизе? – спросил Зарудный.
– Вы сказали, что вам нужен ловкий, сообразительный человек, мыслящий не совсем традиционно, – вздохнул Кузьмич. – Сами знаете, что сейчас происходит в городе. Все бандитские группировки заняты друг другом. Потому что эти… золотолицые, как их называют, в масках и с мечами, рубят ихнюю братию в капусту почем зря.
– Слышал, – усмехнулся Зарудный, – дело доходит до абсурда. Братки сидят по домам и шепотом пересказывают друг другу леденящие душу подробности. Мистики в этом деле наворочено – жуткое дело! В церковь стали бегать…
– А отрубленных голов так и не нашли, – подхватил Кузьмич, – сами посудите, можно ли к ним сейчас обратиться для серьезного дела? А Маркиз – сам по себе человек, всегда один работает… ну, берет иногда напарников, когда нужно. И тут как раз такое совпадение случилось, что колье он взял…
Кузьмич просто физически ощутил, как на том конце Зарудный озверел.
– Мне не нравятся совпадения! – прорычал он.
– Что делать, – по-стариковски вздохнул Кузьмич, – уж не обессудьте, но больше я вам никого предложить не могу.
– Значит, все-таки Маркиз… – протянул Зарудный. – Ну ладно, найдем, как его заставить… К вечеру я человека за колье к вам пришлю.
Надежда Николаевна проводила тетю Васю до отдела искусства Древнего Востока и оставила там. Она решила, что заслужила немного времени для спокойной прогулки по Эрмитажу. Все было на месте, все такое привычное, с детства знакомые экспонаты. Надежда в который раз возблагодарила бога, что ей повезло родиться в большом городе, да не где-нибудь, а в Санкт-Петербурге, где есть такой замечательный музей, как Эрмитаж. Она зашла в зал, где стояли знаменитые часы-павлин, и полюбовалась из окна на очаровательный висячий сад. На уровне второго этажа была насыпана земля, и росли там цветы и настоящие деревья. Из других окон виднелась Нева, обычно свинцово-серая, но сегодня в ней отражалось синее осеннее небо.
Надежда постояла немного у окна, вздыхая и скучая о муже. Отчего они никогда не ходят вместе в Эрмитаж? Ему вечно некогда, он все время работает. Конечно, сейчас жизнь такая, что без работы не проживешь, но вот она, Надежда, вроде бы и работает не так много, а времени у нее вечно не хватает. Так что надо еще спасибо тете Васе сказать – вытащила ее, Надежду, в Эрмитаж.
Надежда вспомнила про тетю Васю, охнула и заторопилась на третий этаж, где в зале с ассирийскими экспонатами они с теткой договорились встретиться.
– Надя! – окликнула ее тетя Вася в зале испанского искусства.
Надежда с ходу пролетела ползала, притормозила у двух апостолов Эль Греко, которые укоризненно поглядели на нее со стены, и обернулась.
Тетя Вася сидела на бархатном диванчике и выглядела не то чтобы присмиревшей, но какой-то тихой. Не было грозного огня в ее глазах, пенсне не сидело на носу, а тихо висело на шнурочке, и она совсем была не похожа на Станиславского. Надежда поняла, что тетка очень устала. Утомленная, очень старая женщина…
– Тетя Вася, вы как здесь? Решили свои проблемы?
– А нет никаких проблем пока, – улыбнулась тетка, – выставка приедет через два дня, хотела я походить по Эрмитажу, вспомнить былое, да вот, что-то утомилась…
– Может, вам плохо? – забеспокоилась Надежда.
– Пойдем-ка мы на воздух, – сказала тетя Вася, – а сперва хорошо бы где-нибудь чайку выпить.
Они устроились тут же, в кафе на первом этаже. Тетя Вася медленно прихлебывала чай и невидяще смотрела прямо перед собой, потом тихо заговорила:
– Я жила на Васильевском острове, преподавала в университете, писала книгу об ассирийской космогонии классического периода, казалось бы – какое отношение ассирийская космогония имеет к политике? Но один бездарный доцент, от чьей теории я не оставила камня на камне в своей работе, написал на меня донос. Якобы я в своих исследованиях сошла с рельсов классового подхода, отклонилась от марксистских научных методов… короче, я еще очень легко отделалась, мне дали всего пять лет. Видимо, сказалось то, что Ассирия вряд ли засылала к нам своих шпионов.
Там, на Севере, – это была такая нецелесообразная работа! Мы, четыре женщины с высшим образованием и научными степенями, заготавливали лес. Нас охранял боец, очень симпатичный молодой человек, явно деревенский. Я понимаю, это было необходимо, а вдруг мы – действительно враги народа? Но этому бойцу было холодно, он грелся около костра, и в этом костре сжигал все то, что мы за смену успевали заготовить. Это было так глупо! Вполне можно было использовать нас на каких-то более полезных работах. Например, Востроградская, доктор технических наук, умела очень хорошо готовить. Но я отвлеклась.
Тетя Вася неодобрительно поглядела на шумных китайцев, обосновавшихся за двумя соседними столиками.
– После освобождения я отправилась на место проживания, которое назначили мне по суду…
– В ссылку? – уточнила Надежда.
– На место проживания, – твердо возразила тетя Вася, – в Нукус. Надо сказать, там собрались совершенно замечательные люди – ученые, искусствоведы. Такого художественного музея, как в Нукусе, нет во многих крупнейших городах страны. А сколько там замечательных археологических древностей!
– И ассирийских? – осторожно поинтересовалась Надежда.
– И ассирийских, – не моргнув глазом, подтвердила тетя Вася. – Конечно, жизнь там довольно трудная, – продолжила она, – особенно тяжело было в первые годы… Но интеллигентного человека не должны пугать мелкие бытовые неудобства вроде скорпионов в сортире…
– Вроде чего?! – в ужасе переспросила Надежда.
– Ничего особенного, – презрительно фыркнула тетя Вася, – скорпионы в сортире – совершенно обычная вещь. Сортир у меня во дворе…
– Что, и сейчас?!
Тетя Вася не удостоила племянницу ответом и продолжила:
– А скорпионы – вполне обычный элемент тамошней фауны. Как и сколопендры, фаланги, тарантулы… Вот каракурт – это похуже, его укус смертелен, а скорпион – такая мелочь.
Надежда вздрогнула, представив себе скорпиона в своем чистеньком, облицованном голубым кафелем туалете.
Словно прочитав ее мысли, тетя Вася поправила пенсне, взглянула на Надежду так, как Станиславский, должно быть, смотрел на Немировича-Данченко, когда они ссорились по вопросу о том, с чего начинается театр – с вешалки или с буфета, и провозгласила:
– Вы все здесь невероятно избалованы! Теплый ватерклозет развращает! Привыкнув к нему, человек скатывается в болото мелкобуржуазной изнеженности! – Выпив чашку крепкого горячего чая, она оживилась и принялась за старое.
Надежда, оставшись в этом вопросе при своем особом мнении, решила сменить тему.
– Тетя Вася, но вас же должны были вскоре реабилитировать… Или это называется как-то по-другому… Ну, после смерти Сталина?
– Вскоре?! – с пафосом повторила тетка. – Конечно, если пять лет – это вскоре! Я приехала в Нукус в пятьдесят втором году, а мое дело пересмотрели только в пятьдесят седьмом. Видимо, это дело было очень незначительное. До него долго не доходили руки.
– В пятьдесят седьмом? – переспросила Надежда. – Но почему же вы тогда не вернулись?
– Ха! – Тетка гордо закинула голову, и пенсне свалилось с ее носа, закачавшись на шелковой ленточке. – Я связалась с университетом. И поинтересовалась судьбой того доцента, чей донос послужил причиной моего ареста. Он был уже профессором и заведующим кафедрой. Как ты считаешь, могла я вернуться? Я предпочла остаться в Нукусе. Тем более что уже привыкла к тамошней жизни, а главное – наткнулась на интереснейшую научную тему.
