Очень заблуждаются те, кто думает, что работа в офисе — это тепло, уютно, ля-ля-ля и печеньки.
Настоящая работа в офисе — это боль, кровь, кишки на паркете и невидимые миру слезы в два раунда с перерывом на обед. В перерыве — антагонизм столовского борща полуфабрикатной котлете и мысли о тщете всего сущего. Потом опять кровь, боль, кишки, пытки степлером и дыроколом, массовые убийства мыслью и словом на расстоянии по корпоративному тарифу сотовой связи, подковерное дзюдо, закулисное сумо и кулуарное строительство ноевого ковчега из макулатуры с параллельным оформлением лицензии на отстрел непарных тварей, которым не светит попасть на борт.
Настоящая работа в офисе — это как Бойцовский Клуб. И я не буду о ней рассказывать, потому что первое правило Бойцовского Клуба — не говорить о Бойцовском Клубе.
К счастью, у меня сейчас работа беспривязная. В конторе я появляюсь нерегулярно и не задерживаюсь надолго, а потому исключена из бурной офисной жизни и наблюдаю ее с отстраненным интересом посетителя террариума, надежно отгороженного от участников процессов прочным стеклом.
К тому же на этот раз я подгадала с приходом аккурат к обеденному перерыву, когда наш серпентарий пустеет. В просторном общем зале, насквозь просматривающемся из стеклянного кабинета шефа, задержалась только бухгалтерша Луиза — одна из многочисленных армянских родственниц Рюриковича.
У Луизы медальный профиль, стать солидной римской матроны и усы молодого гусара, которые она для маскировки обесцвечивает перикисью. Коллеги сплетничают, что бравая бухгалтерша страдает от дефицита мужского внимания и использует любую возможность поправить баланс. Судя по тому, что я застала Луизу воркующей с кем-то по скайпу, это не напраслина.
Мое появление коллегу не обрадовало. Она замолчала и резко подалась к монитору, закрывая от меня картинку на экране своей могучей грудью.
Судя по тому, что собеседник Луизы тоже умолк на полуслове, камера монитора передала ему изображение заградительного бюста в лучшем виде.
— Привет, я на минуточку, пришла отчитаться, — скороговоркой сообщила я коллеге, змейкой скользнув между столами в дальний уголок большой комнаты.
Этот тупиковый закоулок между стеллажом с дерматиновыми папками и платяным шкафом выделен в общее пользование таким приходящим сотрудникам, как я. В закуточке для низкорейтинговых персон сумрачно и пахнет пылью, но есть компьютер с принтером и сканером: в обязанности каждого курьера входит подготовка и архивирование отчетной документации.
Мне нужно было сделать скан расписки, которую я взяла у Александра, присвоить файлу название, содержащее дату выполнения заказа, и поместить его в папку со своим именем. В другой раз я бы так и сделала, но сегодня у меня был иной план.
Все компьютеры в офисе соединены в сеть, и при наличии определенных знаний и сверхнормативной наглости можно влезть в любой из них, даже в навороченный «Макинтош», украшающий стол в аквариуме шефа.
Правда, сотрудники хихикают, что шеф использует свой модный комп преимущественно как игровую приставку, и я давно уже убедилась, что ничего интересного в глубинах памяти этого чуда техники нет. Есть небольшая коллекция вполне ортодоксального порно, игры, фильмы, фотографии и всего одна папка с файлами какой-то иной тематики. Она так и называется: «Разное».
Рюриковича очень впечатлило «пысьмо» той дамы — бывшей возлюбленной Александра. Зная сентиментальность шефа, я была почти уверена, что он скопировал этот шедевр эпистолярного жанра, чтобы на досуге и под настроение читать его и перечитывать.
Я не ошиблась: скан-копия «пысьма» предсказуемо нашлась в папке-хламосборнике «Разное». Я распечатала ее в своем закутке, свернула вчетверо и спрятала в карман.
Тут очень кстати засобиралась на выход любвеобильная бухгалтерша. Я заверила ее в том, что не брошу офис открытым, обязательно дождусь возвращения с обеда кого-нибудь из сотрудников, и она удалилась, высоко держа голову, чтобы сохранять в расправленном состоянии складчатый подбородок.
Я сразу же залезла в бухгалтерский компьютер, открыла папочку с исчерпывающей информацией по моему последнему вояжу и скопировала для себя оформленный бланк заказа на доставку корреспонденции.
ФИО и паспортных данных заказчика там не было, зато был адрес по прописке: город Сочи, улица Раздольная, 8 — достаточно, чтобы найти горделивую стерву и испортить ей настроение рассказом о ларнакской трагедии.
— Герой О’Генри учил нас ничего не брать у людей просто так, всегда давать им что-нибудь взамен, — напомнил мой эрудированный внутренний голос.
— Достойный принцип, — согласилась я.
И в качестве благодарности и компенсации за стибренную у бухгалтерши информацию положила на стол Луизы привезенную с Кипра расписку Александра.
Я знаю, бухгалтеры питают маниакальную страсть к оригиналам отчетных документов. Луиза и скан сама с удовольствием сделает.
Затем я честно дождалась появления парочки подкрепившихся офисных кумушек и ускользнула прежде, чем они выплеснули на меня порцию свежевыработанного яда.
— Осталось найти Рюриковича, выжать из него деньги за Кипр — и сегодняшняя программа-минимум будет выполнена, — довольно заметил внутренний голос.
Программа-максимум включала встречу с дамой, написавшей роковое «пысьмо», но я не могла отправиться к ней до получения денег. Судя по адресу, мадам жила в элитном загородном поселке, брезгующем сливаться в экстазе с общегородскими коммуникациями. Трамваи, троллейбусы и автобусы туда не ходили, а для поездок на такси я еще финансово не созрела.
Безрадостно пересчитывая мелочь в кошельке, я спустилась на первый этаж — в кафе, где в это время по будним дням столуется Рюрикович.
В хачапурной у дяди Ашота было многолюдно, с порога открывался вид на множество голов, низко, как в молитве, склонившихся над тарелками.
Хачапури — это вам не суши с роллами! Хачапури надо есть горячими, чтобы масло текло по рукам, а сыр тянулся мягкой бахромой и не поскрипывал на зубах, потому что, если сыр пищит — значит, он остыл. Поедание свежайших хачапури сродни глубокой медитации: человек, который правильно ест правильные хачапури, временно умирает для окружающего мира.
Кухня у дяди Ашота исключительно национальная, поэтому едоки большей частью брюнетистые, и высмотреть среди истовых хачапуропоклонников черноволосого Рюриковича от двери у меня не получилось.
Я прошла к откидному барьеру, отделяющему зал от кухни, и поверх плеча подавальщицы громко позвала:
— Дядя Ашот, барев цес!
Это вежливое приветствие, аналог «здравствуйте». Я знаю несколько слов по-армянски — когда живешь в Сочи и работаешь у человека по имени Рубен Юрикович, это бывает очень полезно.
— О, барев, ахчик! — Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышел дядя Ашот.
Он добрый дядька. Называет меня девочкой и норовит подкормить, искренне считая слишком худой и потому некрасивой.
— Кушать пришла?
— Нет, я дома поем, — отговорилась я, постаравшись сглотнуть слюну не слишком громко.
Не очень-то это у меня получилось, раз дядя Ашот тут же махнул полотенцем подавальщице, и она поставила передо мной тарелку с хачапури.
— Да я…
— Не болтай. Ешь!
Я перестала сопротивляться искушению и вгрызлась в обжигающую лепешку, урча, как медвежонок, — в хачапурной у дяди Ашота великосветские манеры не в чести. Здешнюю публику больше шокировало бы требование подать начищенные столовые приборы и крахмальную салфетку.
— А фэф фуф? — Я не забыла, что пришла в кафе в поисках шефа.
— Подуй, да, горячо! — не понял меня дядя Ашот.
Еще бы! Мало что так разительно меняет дикцию, как расплавленный сыр во рту.
Я дожевала хачапури и снова спросила:
— А шеф тут?
— Рубенчик? Нет его.
Я огорчилась:
— И не будет?
— Вай, кто скажет — будет, не будет? Когда эти люди его отпустят, тогда и будет, да! — рассудил дядя Ашот и вручил мне полный стакан. — Теперь пей, да!
Фирменный горячий напиток из мяты, чабреца и зверобоя с добавлением корицы, гвоздики, имбиря и сахара у дяди Ашота готовят только зимой, и это отличное средство борьбы с простудными заболеваниями, так что я не стала отказываться от вполне уместной профилактики. Но между глотками поинтересовалась:
— Какие люди, откуда отпустят?
— Вай, ты не знаешь? У вас сегодня проверка была.
— Налоговая? — предположила я, хорошо зная слабые места родной конторы.
— Не налоговая, сан… Сис…
Дядя Ашот явно запамятовал трудное слово.
— Землетрясение знаешь, да? Вот такая проверка!
— На сейсмоустойчивость? — догадалась я. — Надо же, наш дом тоже сегодня проверяют. Надеюсь, это не значит, что ожидается мощный катаклизм…
