В общем, он привык, что для женщин его окружавших – он царек. Это было комфортно и дарило захватывающее чувство власти.
Он вспомнил, что предыдущую ночь не спал. Вернее спал, но мало, урывками. Таньки устроили ему многоголосую бабью истерику, и он выгнал их из квартиры. Потом одна Танька вернулась, начала плести что-то о том, что совсем не знала его и в результате как-то косвенно обозвала козлом.
В результате, яйца, которые он при наличии трех любящих баб пытался пожарить сам, сгорели. Он ушел на работу голодный и злой.
По дороге в метро он обнаружил, что пуговица на плаще висит на одной нитке.
Имея трех баб, он ходит голодный, оборванный и необласканный.
Нужно позвонить маме. Или бабушке. Хотя бабушка уже очень старенькая и совсем ничего не слышит. На любое его обращение она всегда отвечает одно и то же: «Возьми в буфете конфетки. Я для тебя купила». Наверное, она думает, что ему по-прежнему восемь лет.
Он яростно дернул пуговицу, обрывая упрямую нитку. Пуговица выскользнула из пальцев, поскакала по мокрому асфальту и остановила свое движение у мусорного бачка.
Глеб остановился, думая, поднять ее, или нет. Если наклониться, у прохожих создастся впечатление, что он поднимает что-то выпавшее из урны, если нет – вторую такую пуговицу вряд ли найдешь.
Глеб не стал поднимать пуговицу.
У входа в метро он не смог закрыть зонт. Что-то заело в капризном механизме, и зонт не захотел складываться, повинуясь одному нажатию кнопки. Глеб истерично нажимал эту кнопку, тряс зонт, перегородив дорогу потоку пассажиров, потом выругался и отбросил зонт в сторону, туда, где стоял газетный киоск. Ветер немедленно подхватил такую шикарную добычу и поволок зонт по улице, швыряя его под ноги прохожим.
Если бы рядом была жена, она бы взяла у него этот зонт, повозилась бы с ним своими тонкими нежными пальчиками, и зонт непременно закрылся бы.
Если бы рядом была Сычева, она бы шваркнула этот зонт о ближайший фонарный столб и он тоже обязательно бы закрылся.
Если бы рядом были мама и бабушка, они в один голос запели бы, что он ни в коем случае не должен расстраиваться, что они немедленно, сейчас же, отнесут этот зонт в мастерскую, а пока он должен воспользоваться их стареньким, неавтоматическим зонтиком.
Если бы рядом была Татьяна...
Шагнув на эскалатор, он подумал, что понятия не имеет, что сделала бы она. Наверное, сказала бы, что любит его и мокрого, без зонта, с оторванной пуговицей.
На выходе из «Пушкинской» у него зазвонил телефон. Номер на дисплее не высветился, и Глеб решил не отвечать. Но телефон все звонил, звонил и звонил, делал короткий перерыв и снова звонил с истеричной настойчивостью.
Глеб вышел из подземного перехода на улицу и сразу попал под ливень. Голодный, невыспавшийся, с оторванной пуговицей, мокрый – и это при наличии трех любящих баб?..
Впереди шла девушка с прозрачным зонтом-куполом. Он ускорился, поднырнул под зонтик.
– Спасете утопающего? – заглянул он в глаза девушке. Она оказалась хорошенькая – темноглазая, с нежной розовой кожей, тонким профилем и соблазнительными губами, едва тронутыми вишневой помадой.
– Спасение утопающих, дело рук самих... – улыбнулась девушка и подняла зонт повыше, чтобы длинный Глеб комфортнее разместился под ним. – У вас телефон звонит, – подсказала она.
– День начался отвратительно, – пожаловался Глеб девушке. – Яйца сгорели, пуговица оторвалась, зонт сломался, да еще трезвонит кто-то неопознанный! – Он нажал сброс и телефон заткнулся.
– Вы хотите сказать, что не женаты?
– Именно это я и хочу сказать.
Телефон опять запиликал.
– Ответьте на звонок, или отключите мобильный, – приказала девушка. – Невозможно знакомиться.
– Слушаю! – рявкнул Глеб в трубку.
– Афанасьев? – раздался мужской незнакомый казенный голос.
– Да! – Сердце у Глеба упало. Такие голоса не сообщают ничего хорошего.
– Это ваш сосед звонит снизу.
– Фу-у-у, – облегченно выдохнул Глеб.
– Ты мне не фукай! У меня вода с потолка хлещет, причем, кипяток!
– Как кипяток?
– Так! И на звонок никто не открывает дверь! Если через пять минут...
– Чертов денек, – буркнул Глеб, выныривая из-под зонта и правой рукой тормозя такси. Он видел, как вслед ему разочарованно смотрит девушка.
Жаль, не успел познакомиться.
Скорчив скорбную мину, он помахал ей рукой.
Сосед был крутым парнем, с крутой квартирой, обставленной антикварной мебелью. Выкладывать круглую сумму за какой-нибудь драный шкаф, который вышел из моды пару столетий назад, Глебу совсем не хотелось. До планерки еще сорок минут, он успеет вернуться домой и приехать обратно. В крайнем случае, чуть-чуть опоздает. Интересно, куда подевалась Татьяна.
Такси попало в жуткую пробку. Глеб отругал себя десять раз, что поддался порыву и прыгнул в тачку, а не вернулся в метро.
Он выпрыгнул за квартал от дома и помчался бегом. Когда забежал в подъезд, позвонила Татьяна. И начала: люблю – не люблю, взяла на поезд билет, прощай навсегда...
Он даже не успел ей сказать, что она оставила в его квартире включенную горячую воду, как она нажала отбой. Фу-ты, ну-ты, нежные мы какие!
Он был уже на втором этаже и начал было набирать ее номер, чтобы сообщить ей в какие расходы она его ввергла своим внезапным отъездом, своей рассеянностью, своей...
Сзади раздались быстрые шаги, потом скачки через ступеньки, потом дыхание в спину. Он затылком, спиной, ощутил опасность, но не успел обернуться.
Голова разорвалась от страшной боли, в глазах вспыхнули красные молнии, и... больше он ничего не помнил.
Глеб еще раз пощупал деревянные стены.
Значит, на голове у него не варенье, а кровь.
Значит, он не топил никакого соседа, а кто-то выманил его телефонным звонком, чтобы ударить по голове и засунуть в эту просторную, вполне комфортабельную могилу.
Зачем?!
Вроде бы он никому не переходил дорогу.
Он даже с бабами предпочитал дело иметь только с незамужними.
Думать и анализировать было гораздо труднее, чем вспоминать. Эх, набить бы сейчас трубку, покурить, вдохнуть крепкий дурманящий дым, глядишь, появилось бы какое-нибудь решение.
Он закрыл глаза, хотя делать это было необязательно, темнее от этого не стало.
Интересно, почему он совсем не испытывает страха? Интересно, почему не болит голова? Может, это и есть загробная жизнь?
В этот момент раздался звук поворачиваемого в замке ключа.
Сердце даже не дрогнуло.
Отлично! Сейчас он узнает все.
* * *
Тане приснилось, что Глеб вернулся.
Он поднялся по лестнице, вставил в замок ключ и стал его поворачивать.
Что-то не получалось, ключ заедал, замок не поддавался.
– Я сейчас, – прошептала Таня во сне, – я сейчас встану и помогу тебе открыть дверь!
– Ни в коем случае! – заорал Глеб. – Ни в коем случае не делай этого!
От этого крика она проснулась.
В замке действительно кто-то поворачивал ключ.
Она вскочила и бросилась к двери.
– Сейчас, Глеб! Сейчас я открою! – закричала она и остановилась как вкопанная.
«Ни в коем случае не делай этого!»
– Кто? – Она на цыпочках подошла к двери. Глазка в ней не было.
– Лукьяновы тут живут? – после небольшой паузы спросил хриплый мужской голос.
– Вы ошиблись, – ответила Таня, чувствуя, как мелкой дрожью начинают трястись коленки.
Она пошла было в комнату, но вернулась и задвинула на двери щеколду, которой никогда не пользовалась.
«Просто пьяный какой-то перепутал двери, – сказала она себе, чтобы успокоиться. – Что в этом такого?»
Да, что такого?
Просто никто никогда до этой ночи, именно тогда, когда она спит в квартире одна, не путал двери. Она нырнула под одеяло и постаралась заснуть. Но сон не шел, перед глазами который раз завертелись события прошедшего дня: школа, Кузнецов у доски, звонок Сычевой, брызги крови на стене и полу, хамоватый мент, съевший яичницу, перевернутое ведро, мерзкий красавчик в белом плаще, грязные розы, боулинг-клуб, трое парней, про которых Сычева рискнула предположить, что это и есть подарок судьбы.
Когда она вернулась из боулинг-клуба домой, то застала у двери Софью Рувимовну. Грациозно переминаясь с ноги на ногу, она жала кнопку звонка и прислушивалась к звукам за дверью.
– Здравствуйте, – растерянно пробормотала Таня, тут же оступилась и чуть не упала. Она побаивалась директрису, хотя та была лет на пять моложе ее.
– Татьяна Арнольдовна, вы сумку в школе забыли, – задушевно сказала директриса и протянула Тане сумку, которую она оставила в классе.
– Ой, ну что вы! Не стоило так беспокоится...
– Стоило, – твердо сказала Софья Рувимовна, и, не дожидавшись приглашения, решительно шагнула через порог квартиры.
