– Привет, Гудронов! – прохрипел Ананасов, прикрыв слезящиеся глаза. – Ты чего в такую рань звонишь? У тебя совесть есть – больного человека садировать?
– В какую рань? – переспросил Гудронов неприлично бодрым голосом. – Ты на часы смотрел?
– Еще чего! – Ананасов мучительно скривился. – Я сейчас без посторонней помощи не то что на часы, на календарь посмотреть не могу! Мне для этого нужны два человека, чтобы веки поднять – один правое, другой левое!
– Ну так я тебе один помогу. Сейчас, Питиримыч, уже второй час.
– Вот только не надо этого! – прохрипел Ананасов. – Знаешь ведь, как я ненавижу это отсталое церковнославянское отчество! Особенно по понедельникам... а насчет времени – второй час или пятый, мне без разницы. Я самое малое до среды человеком не стану.
– А я тебе вчера говорил – не мешай пиво «Урюпинское» с водкой «Батька Махно», от такого сочетания мамонты вымерли! Вот я – пил чистый кубинский ром, и ничего! То есть не то чтобы совсем ничего, но уже до работы дополз!
– И ты мне в такое время звонишь, чтобы об этом сообщить? – вызверился на друга Ананасов. – Ну, Сеня, я от тебя такой подлости не ожидал! Больного человека обидеть не трудно...
– Да никто тебя обижать не собирался! – обиделся Гудронов. – Я тебя от Остапыча из последних сил прикрываю, а ты еще недоволен! Я ему сказал, что ты сейчас работаешь под прикрытием, поэтому и не явился вовремя!
– Под прикрытием? – переспросил Ананасов и неприязненно покосился на ватное одеяло в веселеньком ситцевом пододеяльнике. В его нынешнем состоянии этот ситцевый оптимизм не вызывал в душе ничего, кроме рвотных позывов. – И что – поверил?
– А ты как думаешь?
Полковник Кузьма Остапович Хохленко, непосредственный начальник двух славных капитанов, был человек строгий, но справедливый. Точнее, справедливый, но строгий. И далеко не дурак. Так что в работу под прикрытием в понедельник, да еще в первую половину дня, он мог бы поверить только под общим наркозом.
– В общем, он сказал, чтобы ты свое прикрытие сворачивал и в четырнадцать ноль ноль был по адресу: проспект Супружеской Верности, дом тридцать два.
– А что там у нас?
– А там у нас, Питиримыч, место преступления. Конкретно – свежий трупак со всеми следами насильственной смерти.
Гудронов отключился, не дожидаясь, пока напарник обругает его за ненавистное отчество.
Ананасов тоже попытался повесить трубку, но промахнулся. Телефон свалился с табуретки, дважды перевернулся и застыл на полу в позе пьяной лягушки.
Ананасов встал, покачиваясь, и побрел в ванную комнату. Этим поступком он наглядно доказал, что в жизни человека всегда есть место подвигу.
Поплескав в лицо тепловатой водой из-под крана, капитан рискнул взглянуть в зеркало. Увидев свое отражение, он охнул и зажмурился. Такое можно было показывать только в фильмах ужасов. Предъявлять такое лицо посторонним было небезопасно. Не всякая психика могла выдержать такое кошмарное зрелище.
Тут у него в голове шевельнулось смутное воспоминание, что некоторое время назад он припрятал за батареей на кухне четверть бутылки водки «Наркомской» в качестве неприкосновенного запаса на такой случай, как сегодня.
Пошатываясь и постанывая, Ананасов добрел до кухни.
В раковине громоздилась груда грязной посуды. При виде остатков еды в тарелке ему стало совсем худо. Стараясь не смотреть в ту сторону, несчастный капитан пробрался к батарее и запустил за нее руку.
Бутылка там действительно была.
Ананасов испытал короткий прилив энтузиазма.
Однако, вытащив бутылку на свет божий, он увидел, что она пуста и суха, как передовая статья экономической газеты, а на самом дне валяется дохлая муха.
Видимо, он уже использовал неприкосновенный запас и не удосужился его пополнить.
Ананасов невольно вспомнил своего деревенского родственника дядю Федю, который во время нечастых встреч учил его жить. «Главное дело, – говорил дядя Федя городскому племяннику, – главное дело, племяш, это здоровый образ жизни. А именно, чтобы в доме всегда был рассол. Вот я, случается, выпью... часто случается, племяш... считай, каждый день случается... так наутро, сам понимаешь, жить не хочется. Но примешь рассолу ковшичек – и снова как молодой! И снова, племяш, готов к труду и обороне! Потому как в рассоле, племяш, прям-таки пропасть витаминов и прочих полезных вещей».
Рассол у дяди Феди был первостатейный, на это была поставлена дяди-Федина жена тетя Зина, которая много лет исправно выращивала огурцы и солила их в большой бочке.
Ананасов тяжело вздохнул. За неимением дяди-Фединого рассола он высосал найденную в холодильнике бутылку напитка «Байкал», кое-как побрился, оделся, соответственно настроению во все коричневое, и двинулся на место преступления.
Возле тридцать второго дома по проспекту Супружеской Верности его уже поджидал друг и напарник. Еще там ошивался судмедэксперт Кащеев, унылый лысый тип неопределенного возраста, и фотограф Опричный, суетливый молодой человек в клетчатой кепке с ушами. Чуть в стороне, теснимые двумя пожилыми милиционерами, волновались зеваки из числа гражданских.
– Опричный, не мелькай! – взмолился Ананасов, мучительно морщась. – Понедельник же! Сам понимаешь!
Повернувшись к Кащееву, капитан проговорил искательным тоном:
– Петрович, у тебя спиртику не найдется... буквально четыре грамма, ссадину прижечь?
Кащеев взглянул на Ананасова, охнул и попятился. Капитан был страшен.
– Что с тобой поделаешь! – Судмедэксперт пошуровал в своем саквояже и протянул Ананасову мензурку с прозрачной жидкостью. – Ты только как-нибудь незаметно, а то тут посторонние!
Капитан незаметно принял, незаметно крякнул, и жизнь засверкала перед ним всеми цветами радуги.
– Ну и где у нас покойничек? – воскликнул он, жизнерадостно потирая руки.
– Вот! – Гудронов показал на распростертую на газоне тетку в сильно поношенной куртке бывшего серого цвета, полосатой вязаной шапке, натянутой на уши, и башмаках, известных в народе под выразительным названием говнодавы.
Покойница была изгваздана и лохмата, лицо ее покрывали густые разводы застарелой грязи.
– Бомжиха, – произнес Ананасов недоуменно.
– Так точно, – согласился с ним напарник.
– А чего тогда шум?
– А того шум, – Гудронов понизил голос, – того шум, что нашли эту бомжиху финики...
Ананасов покосился на гражданских зевак, волнующихся за спинами двух угрюмых милиционеров, и только сейчас отметил их определенно зарубежные физиономии и расслышал долетающие до него обрывки незнакомой речи.
– Горячие финские парни! – уточнил Гудронов, делая снисхождение к сегодняшнему состоянию напарника. – Опять же... ты ведь, Питиримыч, знаешь нашего полковника. Он говорит, что нет больших и маленьких дел, и убийство бомжихи надо расследовать так же тщательно, как... как, к примеру, убийство олигарха.
Ананасов, приняв «лекарство», заметно приободрился и теперь был готов к любым подвигам.
– Будем расследовать! – проговорил он деловым тоном. – И кто конкретно ее обнаружил?
Из толпы «фиников» выдвинулся коренастый дядечка с красным обветренным лицом, какое бывает у охотников, рыболовов, железнодорожных контролеров и прочих людей, много времени проводящих на свежем воздухе. Рядом с ним семенила невысокая полная женщина с озабоченным выражением лица.
– Кто свидетель? – важно осведомился Ананасов.
– Господин Куусинен, – сообщила полная женщина, кивнув на краснолицего мужичка.
– Тогда лишних попрошу удалиться...
– Питиримыч! – окликнул напарника Гудронов. – Ты чё – по-фински, что ли, сечешь?
– Ах да! – Ананасов хлопнул себя по лбу. – Вы, типа, переводчица?
Полная женщина закивала.
Финн заговорил, и она принялась переводить.
Господин Куусинен прибыл в Санкт-Петербург в составе туристической группы. Осмотрев очередную порцию местных достопримечательностей, финские туристы вернулись в свой отель, и тут у господина Куусинена возникло неожиданное желание прогуляться.
Капитан Ананасов бросил взгляд в переулок за отелем и увидел там вывеску винного магазина.
– Ага, прогуляться... – повторил он, с пониманием и симпатией оглядев свидетеля. – И как прогулка?
Выйдя из отеля, господин Куусинен направился в переулок, известный ему по предыдущему визиту в город на Неве. По пути туда он был весьма озабочен, но когда через несколько минут возвращался, он смотрел по сторонам и под ноги и тут увидел торчащую из кустов ногу в грубом ботинке. Это явление вызвало интерес финского туриста, он заглянул в кусты и увидел там мертвую женщину.
Сначала финн хотел оказать «даме» первую помощь, но вскоре убедился, что она мертва, и бросился в свой отель, где немедленно поднял на ноги всю администрацию и не успокоился, пока не прибыла местная полиция.
– Ясненько! – проговорил Ананасов, выслушав показания финна. Он хотел задать свидетелю несколько уточняющих вопросов, но в это время его окликнул судмедэксперт.
