– Хэлло, мэм, – раздался сбоку тихий мелодичный голос.
Я вздрогнула, повернула голову и увидела смуглую, кареглазую, черноволосую девушку в темно‑синем платье. Михаил Степанович ничуть не преувеличил способности таек возникать в нужный момент. Горничная бойко застрекотала на иностранном языке непонятные слова.
– Ich spreche deutsch[2] , – сказала я, – …э… ай донт спик инглиш. Альмани!
– О, мэм, – расстроилась тайка, – френч?
– Альмани, – повторила я, ощущая себя редкой тупицей, – босс! Ай… э… мне нужен… босс! Чиф! Э… кабинет. Арбайтроум! Ну, там где… хозяин работает. Чиф офис! Ферштеен?
Ну почему в моей школе изучали только немецкий? Я была отличницей, зазубрила наизусть кучу стихов Гете и Гейне, до сих пор могу цитировать культовую «Лорелею» и даже помню древнегерманский эпос, повествующий о Зигфриде, Брунгильде и Кримгильде. Наша училка иностранного языка всегда ставила меня в пример, она почти на каждом уроке повторяла:
– Дети, послушайте, как Виола замечательно декламирует поэму «Фауст», с такими знаниями не пропадешь в жизни. Интеллектуальный багаж – это ваше богатство.
Посмотрела бы сейчас преподавательница, как ее любимица, набитая знаниями под завязку о дативе, аккузативе и всяких плюсквамперфектах[3] , пытается договориться с горничной из Таиланда. Кстати, знание таблицы умножения мне тоже без надобности.
– Босс, – безнадежно повторила я, – янки гоу хом! [4]
Бог знает, из каких глубин памяти выплыла последняя фраза, но прислуга ее поняла и защебетала как птичка.
– Простите, не врубаюсь, – вздохнула я.
Девушка вытянула тонкую руку.
– Директ.
– Прямо, – обрадовалась я.
– Лефт, – продолжила домработница, – ред энд голд.
Я почувствовала себя полиглотом, который смог договориться с представителем племени аборигенов. Мне надо пройти вперед, повернуть налево, а там будет нечто красное с золотом. Воодушевленная знаниями, я порысила по коридору и довольно скоро очутилась в галерее, стены коей были декорированы под хохлому. Эта часть дома резко отличалась от остальной, ранее в отделке преобладали бежево‑песочные тона. Я постучала несколько раз в первую дверь и, не дожидаясь ответа, распахнула ее.
Открывшееся пространство оказалось мрачным. Темная дубовая мебель, то ли коричневая, то ли черная кожа диванов и кресел, аэродромоподобный письменный стол на львиных лапах, повсюду горы книг и журналов. Размеры комнаты определить было сложно, она освещалась небольшим торшером, который стоял возле узкой софы, все остальное тонуло во мраке. В воздухе неожиданно для позднего вечера пахло кофе и, что уж было совсем странно, из маленького радиоприемника раздавался бойкий женский голос, говоривший:
– Ноги на ширину плеч. Делаем активные махи левой рукой. И раз, и два, и три! Повторите десять раз. Начали. Не теряйте темп. Теперь улыбнитесь! В вас вливается бодрость.
– Филипп Леонидович, – позвала я, – Владимир! Юра!
Радио заткнулось.
– Вы кто? – спросил чуть хриплый баритон.
– Писательница Арина Виолова, – представилась я, – настоящее мое имя Виола Тараканова. Простите, а вы где?
– Здесь, – ответил невидимка.
Я сообразила, что звук идет откуда‑то с пола, посмотрела вниз и подпрыгнула от изумления: из‑под софы торчала голова с длинными каштановыми, чуть волнистыми волосами.
– Здрассти, – вырвалось у меня, – добрый день, то есть вечер.
– Пожалуйста, не будем о времени, – нервно сказала голова, – что вам нужно?
– Леонид! – воскликнула я. – Простите, сразу вас не узнала! Вы всегда проводите досуг под диваном?
Сын олигарха встал на ноги.
– Я уронил чайную ложку, захотел достать, и тут вы.
– Извините, – смутилась я, – похоже, я заблудилась.
– Дом большой, – согласился Леонид, – и путаный. Отец постоянно к нему пристройки делает, я сам скоро перестану ориентироваться. Вам нужен кабинет Филиппа Леонидовича?
Я кивнула.
– Пойдемте, провожу, – гостеприимно предложил Леонид.
– Не хочу вас беспокоить, – возразила я, – сама найду.
– Вы уже забрели не туда, – напомнил парень.
– Горничная неправильно указала направление или неверно поняла меня, я английским не владею, – призналась я, – сообразила только сказать «босс офис».
Леонид засмеялся.
– Ясно. Вы встретили Зои, она моя горничная, босс для нее я. У отца камердинер Иван.
– Михаил Степанович уверял, что вся прислуга в доме иностранцы, на русском не изъясняются, – сказала я, когда мы дошли до галереи с картинами, – а у вашего отца, оказывается, слуга Иван.
– Он немой, – объяснил Леня, – не говорит, но слышит хорошо.
– Вот странность, – подивилась я, – обычно немота связана с глухотой.
– Не знаю, по какой причине Иван потерял способность разговаривать, – пожал плечами Леня, – может, из‑за болезни? У меня были неприятности с почками, пару лет по больницам мотался, насмотрелся всякого.
– Сейчас, надеюсь, вы выздоровели, – дипломатично заметила я.
– Мне сделали трансплантацию, – поежился Леонид, – теперь предстоит пожизненно принимать таблетки, ничего хорошего.
Я чуть замедлила шаг. Наверное, юноша удался в мать, Алла Константиновна высокая, худая, чтобы не сказать тощая. А Филипп Леонидович кряжистый, ширококостный, ростом ниже жены. Олигарх не производит впечатления человека, который, обнаружив пробоину в корабле, сложит руки на груди и, перепоручив свою душу богу, тихо утонет. Нет, Верещагин голыми руками разломает палубу, сделает из досок плот, сядет на него и поплывет к берегу, по ходу убивая акул и крокодилов, которые захотят им закусить. А вот Леня явно другого склада человек, он, похоже, меланхолик и мизантроп.
– Большинство людей начинает день с горсти пилюль и завершает его смесью из капсул, – воскликнула я, – это же ерунда. Сама глотаю витамины, рыбий жир, кальций.
– Но не средства, подавляющие отторжение почки, – перебил меня младший Верещагин. – Как вы думаете, где у человека находится душа?
Резкая смена темы удивила.
– Душа? Понятия не имею.
– Она есть и бессмертна, – очень серьезно произнес Леонид. – Иначе наше существование лишено всяческого смысла. Человек умирает, а его сознание улетает в иные сферы и там продолжает развиваться, ведь так?
– Возможно, – осторожно ответила я.
– Так где вместилище души? – упорствовал Леня. – Я прочитал не одну книгу по данному вопросу, но не получил однозначного ответа. В разных цивилизациях свои верования. Египтяне полагали, что дом души – сердце. Гиппократ считал – голова. Как вы думаете, можно ли потерять духовную сущность? Ну, допустим, солдату на войне оторвало ногу. От его души тоже отвалится часть?
– Никогда об этом не думала, но, полагаю, что ампутация тут ни при чем, – ответила я, – многим людям в течение жизни проводят операции, удаляют гланды, аппендикс, желчный пузырь, другие органы. От того, что у вас теперь не хватает одной почки, ничего не изменилось. Душа осталась на месте. Сомневаюсь, что она обитает в районе мочевого пузыря.
– А где? – жадно поинтересовался парень.
– Не знаю, – откровенно призналась я, – думаю, у доброго, сострадательного человека – в сердце, у умного, но сухого – в мозгу, у обжоры – в желудке.
– Интересная теория, – сказал Леонид. – Вам сюда. Если захотите продолжить нашу беседу, приходите в любое время, я не сплю по ночам.
– В аптеках продают замечательные капли, гомеопатические. Недельку попьете, и сон восстановится. Хотите, напишу название? – предложила я.
У Леонида непроизвольно дернулась щека.
– Нет.
– Это всего лишь настой трав валерьяны, пустырника и мяты, – уточнила я, – вреда для здоровья не будет, зато с Морфеем встретитесь без проблем.
Леня показал на широкую дверь с фигурной ручкой из бронзы.
– Там кабинет отца. Я не хочу спать по ночам.
Я вспомнила аромат кофе, который витал в комнате Леонида, запись урока утренней гимнастики и покачала головой.
– Вредно менять день и ночь местами.
– В светлое время суток я тоже не сплю, – заявил Леонид, – езжу на учебу. Заходите, поболтаем, мне интересно ваше мнение. Вы вроде пишете фантастику?
– Детективы, – поправила я.
– Не читаю ни криминальные истории, ни сказки про полеты в другие миры, – поморщился Леонид, – тупые произведения засоряют мозг, но вы, несмотря на род занятий, производите впечатление вдумчивого индивидуума. Заглядывайте на чашечку эспрессо, поговорим о разном.
Не дожидаясь ответа, Леня повернулся и почти побежал по коридору.
Я общалась со всеми детьми Верещагина. Двое, Риша и Леня, никак не походили на уверенных в себе наследников огромного состояния. Бедная Ирина тряслась от страха перед выходом на сцену, безумно боясь опозориться перед родителями и сотней гостей. А Леонид, с которым мне сейчас впервые удалось поговорить с глазу на глаз, похоже, ипохондрик, зацикленный на своих ощущениях. У Верещагина еще была дочь Роза, которая умерла от инфаркта. И я сильно сомневаюсь, что Филипп Леонидович в восторге от того, что Ванесса скачет по сцене, исполняя рок. Иначе почему ее имя дома даже не упоминают? Получается, что из всех отпрысков олигарх может гордиться лишь одной Мисси, своей помощницей.
