– А точнее?
– Кабри, Акро, Пелиссаном, Бэролем, а может, и самим Консегюдом.
– У вас есть доказательства?
– У меня – нет, но, по-моему, они должны быть у мадам Пьетрапьяна. Пока она в безопасности, поскольку Пелиссан сдуру поверил некоей Коломбе Пастореччья, которая божилась, будто, когда убивали ее родных, старая Базилия была в Ницце.
– А почему вы решили, что она солгала?
– Из-за убийства Мариуса Бенджена.
– Одного этого мало.
– Пока – да, согласен, но если вдруг Пелиссан отправится следом за Мариусом, разве у вас не сложится впечатление, что, сунувшись в «малую Корсику», любой из подручных Консегюда тем самым подписывает себе смертный приговор?
– Кто вы такой?
– Стоит ли, комиссар? Пока мне лучше не болтать лишнего. Но если мне когда-нибудь понадобится ваша помощь, я попрошу о ней от имени того, кто звонил вам из бара «Голубое солнце» в Монте-Карло.
И, не ожидая ответа, Полен повесил трубку.
Сервионе тут же пересказал весь разговор Кастелле. Тот вздохнул:
– Наконец-то они зашевелились.
– Этот тип не сказал ничего такого, о чем бы мы и без него не знали… И до сих пор у нас нет ни малейших доказательств…
– Вот если бы удалось заставить Юбера признать, что он обеспечил убийцам поддельное алиби…
– Никогда Юбер на это не пойдет… Их он боится гораздо больше, чем нас, Кастелле… Но надо хорошенько запомнить, что Пелиссан ходил на разведку в «малую Корсику», а главное – что по крайней мере один из членов банды (и между нами говоря, очень неглупый парень!) подозревает Базилию в убийстве Бенджена!
– Но, послушайте, это ведь невозможно!
– Вы уверены?
Кастелле немного поколебался.
– Нет…
– С завтрашнего дня я хочу, чтобы два агента постоянно дежурили у входа в «малую Корсику».
На следующее утро, прежде чем полицейские успели занять наблюдательный пост в старом городе, Коломба, зябко кутаясь в черную шаль (она вечно мерзла), уже спешила на улицу Ласкари. У дома 227 она подняла голову, разглядывая окна третьего этажа и пытаясь угадать, за которым из них прячется убийца Пьетрапьяна. Всякий раз как Коломба вспоминала о безвременной гибели друзей, жажда мести придавала ей сил. И она поднялась по лестнице с неожиданной для женщины столь преклонных лет прытью.
Когда в дверь постучали, Барнабе еще лежал в постели, изучая программу парижских скачек. От неожиданности он вздрогнул, потом тихонько встал и, прихватив пистолет, вжался в стену у самой двери.
– В чем дело?
– Это я.
Услышав голос, бандит сразу успокоился.
– Кто это, вы?
– Я принесла вам ответ на письмо.
– Ах да! Пожалуйста, подождите секундочку! Пелиссан торопливо сунул револьвер в ящик стола и, накинув халат, впустил Коломбу.
– Ну?
– Письмо у меня.
– Давайте скорее!
Старуха протянула записку, и Барнабе тут же прочитал ее с самым простодушным удовольствием. Правда, бандита тронула не сквозившая в этих нескольких строчках нежность, а то, что письмо свидетельствовало о его новой победе. Пелиссан снова одержал верх! Очевидно, даже такая гордячка не устояла перед очарованием красивого парня! И Барнабе поклялся жестоко отплатить ей за вчерашнее унижение.
– Вы мне вернете письмо?
– Зачем?
– Не знаю, но Мишель сказала, что, если я не принесу его обратно, она больше и слушать о вас не захочет.
– Она любит командовать, а?
– Ну, смотря кем…
– Ладно, вот вам ее записка… Думаю, мне незачем писать ответ… Я согласен… в шесть вечера там, где она сама хотела со мной встретиться.
– Я передам.
– Но как вам удалось ее уговорить?
– Чего только не сделаешь за пятьсот франков!
Барнабе расхохотался.
– Верно! Погодите…
Покопавшись в бумажнике, он вытащил пятисотфранковый банкнот и отдал Коломбе, подумав, что это своего рода первоначальный вклад и впоследствии Мишель сторицей возместит ему эту сумму.
Полицейские, получившие приказ следить за «малой Корсикой», никак не думали, что это касается и ее обитателей. Поэтому они не обратили никакого внимания на двух старух с плетеными корзинками. Да и какое кому дело до бабок, очевидно, отправившихся за покупками? Стало быть, полицейские спокойно пропустили мимо Базилию и Коломбу, даже не разглядев их лиц – как все корсиканские крестьянки, обе закутались в черные покрывала.
В половине пятого подруги стали потихоньку взбираться по тропинке, ведущей к замку. Лишь около шести часов они наконец добрались до вершины скалы, нависавшей над морем, откуда открывался великолепный вид, на который, впрочем, обе мстительницы не обратили никакого внимания. Коломба уселась на скамейку, а Базилия спряталась среди зарослей, образовавших нечто вроде живой изгороди в двух-трех метрах от скамьи. И обе стали ждать, подобно двум древним паркам, которых ничто не может отвлечь от их зловещего дела.
Поднимаясь в Замковый сад с непокрытой головой, Барнабе Пелиссан, пыжась от грубого самодовольства, свойственного всем грошовым донжуанам, даже не догадывался, что бегут последние минуты его жизни, являвшей собой лишь бесконечную череду всяких мерзостей. Приближалось время давать отчет. Но парень ни о чем подобном даже не подозревал. Столь поразительно легкий успех совершенно опьянил его. Карабкаясь на скалу, он разрабатывал план, благодаря которому уже к утру трепещущая Мишель упадет в его объятия.
Увидев на скамейке женщину и признав в ней старуху, приносившую записку, Барнабе решил, что его разыграли, но все-таки подошел.
– Она не придет? – буркнул он.
– Что вы, что вы! Придет! Вот только малость задержалась с работой и чуть-чуть запоздает. Потому и послала меня предупредить и извиниться.
– Я не стану ждать больше десяти минут!
Коломба улыбнулась:
– Не думаю, чтобы вам пришлось ждать так долго!
– Тем лучше для девушки!
Как будто для того, чтобы объяснить опоздание Мишель, старуха принялась рассказывать Пелиссану о том, как жила девушка до встречи с ним. И молодой человек, совершенно потонув в бесконечном потоке слов, уже не мог расслышать никаких посторонних звуков, даже если рядом творилось что-то необычное…
Базилия выбралась из укрытия, прихватив спрятанный в корзине тяжелый предмет. Чтобы набраться мужества, она вспомнила, как падали под пулями убийц ее муж, сын и сноха, как испуганно закричала после первых выстрелов Анна… И Базилия решительно двинулась к скамейке.
ГЛАВА IV
Консегюд, сидя в пижаме на залитой утренним солнцем террасе, сладко потягивался. Старый бандит прекрасно отдохнул и радовался жизни. Накануне он очень опасался, как бы ссора с Поленом не помешала ему уснуть. К счастью, ничего подобного не произошло. Короче говоря, этот Полен – просто честолюбец, решивший сыграть на охватившем всю банду беспокойстве и занять первое место. Консегюд почесал спину. Да, у молодежи зубки становятся все длиннее, так что, быть может, в конечном счете Жозетт все-таки права… Пришло время удалиться на покой. Приятный запах кофе отвлек бандита от меланхолических размышлений о праздном будущем. Он встал, собираясь надеть халат, но, услышав пронзительный звонок телефона, замер. В такую рань? По полу зашаркали шлепанцы Жозетт, спешившей снять трубку, потом до Консегюда донеслись приглушенные звуки короткого разговора и щелчок опустившейся на рычаг трубки. Тут же на террасу вышла Жозетт.
– Звонил Фред…
– И что ему понадобилось, этому дурню?
– Спросить, читал ли ты газеты.
– Почему?
– Этого он сказать не пожелал.
– Так… очевидно, нас ждут новые неприятности! С этим кретином всегда надо ожидать худшего. Где газета?
– Сейчас загляну в почтовый ящик – может, ее уже принесли.
Жозетт снова ушла. Пройдя через сад к воротам, она достала из ящика «Нис-Матэн», тут же развернула газету и замерла – на первой полосе крупным шрифтом было напечатано взбудоражившее Фреда сообщение. Жозетт отличалась сильным характером и никогда ни перед чем не склоняла головы. Но теперь пришла и ее очередь познакомиться с неведомым ей до сих пор чувством – страхом.
