Гастон вернулся на террасу и сел в белое лакированное кресло с красной обивкой. Только дробный перестук пальцев по подлокотнику выдавал его нетерпение. Консегюд хотел продемонстрировать подруге полное спокойствие и самообладание, однако, едва Жозетт переступила порог, он крикнул:
– Ну?
– Это о Барнабе…
– Пелиссан? Что он еще натворил?
– Умер…
– Барнабе мертв?… Но… отчего… почему…
– Ему разбили череп молотком.
– Мо… Не может быть!
– Хочешь, я тебе прочитаю статью?
– Да… пожалуй…
Жозетт села в кресло напротив мужа и начала:
«Новое сведение счетов?
Вчера около восьми часов вечера месье Луи Виллар, на котором лежит обязанность следить за порядком в Замковых садах, совершал вечерний обход, дабы отправить домой случайных влюбленных, которым вздумалось бы разыгрывать Дафниса и Хлою, как вдруг его внимание привлекла странная поза сидевшего на скамейке мужчины. Незнакомец как будто крепко уснул в очень неудобном положении. Месье Виллар подошел поближе и тут же, по его собственному признанию, отшатнулся при виде представшего его глазам зрелища. Все лицо незнакомца было залито кровью, а из разбитой черепной коробки вытекал мозг. Месье Виллар, отставной полицейский, немедленно побежал звонить в комиссариат. Убитый – некто Барнабе Пелиссан, хорошо известный следственной полиции нашего города. Этот Пелиссан не раз сидел в тюрьме за сутенерство и, по слухам, замешан во множестве темных историй. Возможно, он вызвал в определенных кругах городского дна достаточно острую антипатию и его решили убрать? Быть может, следствие сумеет ответить на этот вопрос. А пока из краткого разговора с месье Вилларом у нас сложилось впечатление, что во второй половине дня он видел в саду не так уж много народу. Сторож как будто заметил жертву, спокойно поднимавшуюся по тропинке к вершине скалы. Более отчетливо месье Виллар запомнил двух пожилых дам в черном, чье появление в саду его несколько удивило. Хотя жертва не отличалась похвальным поведением, правосудие требует наказать убийцу. Разумеется, мы намерены держать читателей в курсе расследования этой зловещей истории».
Жозетт медленно опустила газету и посмотрела на мужа. Гастон облизывал пересохшие губы.
– Ну, что ты об этом думаешь? – мягко спросила она.
– Ничего… – почти простонал Консегюд. – Сначала Мариус, а теперь еще и Барнабе… Кто?… По каким причинам? Есть с чего рехнуться…
– Кто-то всерьез охотится на наших людей!
– Но с какой стати?
– Мы можем быть уверены только в одном, Гастон: все началось после той истории в ущелье Вилльфранш.
– Думаешь, кто-то мстит за Пьетрапьяна?
– А ты можешь предложить другое объяснение?
– Тогда, значит, полиция?
– Совсем спятил!
– Но там же одно старичье!
Жозетт ответила не сразу, но когда наконец заговорила, муж сразу заметил ее озабоченный тон.
– Я думаю о вчерашней болтовне Кастанье… Он, кажется, предвидел смерть Барнабе…
– Да, и его догадки, увы, оправдались!
– Если, конечно, это и в самом деле догадки…
– Ты хочешь сказать, что Кастанье заранее знал об этих убийствах? Но каким образом?
– А может, ему не понадобилось ничего разузнавать?
– Не понимаю!
– А вдруг Полен сам же и убил Мариуса и Барнабе?
– Ты что, с ума сошла…
– Пораскинь мозгами, Гастон… Вчера он открыл тебе свои честолюбивые замыслы… признался, что хочет работать вдвоем с тобой… Парень сообразителен и очень хитер… Воспользоваться глупой бойней, в которой он один – вспомни-ка! – никак не замешан, и убрать одного за другим тех, кто мешает пробиться на первые роли, свалив все на какогото таинственного мстителя… Это было бы чертовски ловким ходом…
– Ты и вправду думаешь, что Полен…
– Разумеется, я не могу этого утверждать, но, по-моему, и такой вариант нельзя упускать из виду.
Гастои очень доверял суждениям жены.
– Позвони Фреду и скажи, чтоб живо ехал сюда вместе с Эспри и Жозе.
В доме Сервионе первым узнал новость Оноре – он слушал радио. Комиссар испустил такой вопль, что Анджелина, которая была на кухне, вздрогнув, выронила чашку. Перепуганная женщина бросилась в столовую, ожидая увидеть мужа распростертым на полу, и остолбенела на пороге при виде Оноре, по-прежнему сидящего в кресле, где она его оставила, выйдя на кухню за подносом с уже готовым завтраком. Не успела Анджелина открыть рот, как Сервионе заорал:
– Теперь даже ты не сможешь утверждать обратное! Если только твое обычное упрямство…
– Что ты болтаешь?
– А ты разве не слыхала?
– Я слышала только, как ты закричал. Что стряслось?
– Прикончили Барнабе Пелиссана!
– Ну и что? Он был ужасным подонком, так ведь? И следовало ожидать, что он окончит дни свои скорее таким образом, чем в доме для престарелых!
– Давай-давай, остри! Клянусь тебе, это самое подходящее время для шуточек!
– Но в конце-то концов, Оноре, можешь ты мне объяснить, почему смерть этого мерзавца так тебя потрясла?
– Потому что я, в сущности, уверен, что это Базилия и ее друзья прикончили Пелиссана, как раньше они расправились с Бендженом!
– У тебя есть доказательства?
– Почти! Сторож видел, как незадолго до Пелиссана в Замковый сад вошли две старухи в черном.
– Ну и что? В это время дня я сама могла бы там гулять, никого при этом не убив.
– Врешь, Анджелина! Просто ты готова до последнего защищать этих старых ведьм!
– Ты так злишься, потому что не в силах поймать тех, кто совершил эти убийства, и не смей называть ведьмами несчастных, которым, быть может, сегодня нечего есть!
– Это не имеет отношения к…
– Ошибаешься! Когда тебе приходится с боем добывать каждый кусок хлеба, становится не до игр и некогда строить из себя мстительниц!
– Ага! Вот ты и проговорилась! И только потому, что в глубине души согласна со мной! Мстительницы! У этих обломков прошлых времен хватает нахальства пытаться заменить нас и творить правосудие на свой лад! А впрочем, сама подумай, у кого, кроме них, есть причины с таким ожесточением убивать подручных Консегюда? Такое могло прийти в голову только тем, кто мстит за своих!
– Но подумай, Оноре, ты ведь сам только что сказал, как стары эти несчастные! Куда им бороться с такими опасными типами, если те могут одним ударом прихлопнуть всю «малую Корсику»!
– Понятия не имею, но ни секунды не сомневаюсь в их виновности!
– Ладно, допустим. И что дальше?
– Как – что? Я обязан их арестовать.
Анджелина рассмеялась.
– А ты представляешь компанию этих семидесяти-, а то и восьмидесятилетних стариков в камере? Да над тобой будет хохотать весь город!
– Правосудие не обращает внимания на зубоскалов!
– Пусть так. Но не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда нашим старым как мир землякам будут читать обвинительный приговор!
Анджелина вздохнула:
– Моя тетушка Луиза не ошиблась, когда еще перед свадьбой предсказывала, что я не буду с тобой счастлива. Здесь, на континенте, большинство корсиканцев теряют достоинства нашей расы и вырождаются…
– Плевать мне на мнение твоей тетушки!
– Неудивительно! Ты оскорбляешь бедняжку Луизу только потому, что понимаешь, насколько она права!
– Ах, вот как? Значит, она еще и права?
– Ты не только отрекся от своей родины, но еще и пытаешься преследовать тех, кто сохранил ей верность!
– Ты что, спятила?
– Даже если мерзавцев из банды Консегюда убивают наши старики, они лишь подчиняются древним законам вендетты! Раз полиция не в силах наказать убийц безвинно погибших, старики правильно делают, работая за нее! И я сама с Удовольствием бы им помогла, если бы только сумела!
Сервионе покачал головой:
– Мне больно видеть, Анджелина, что за двадцать лет супружеской жизни ты приобщилась к цивилизации не больше, чем в те времена, когда дралась с мальчишками на улицах Корте!
