– Я понимаю, только совесть меня очень мучает.
– Относительно совести можешь быть спокойна: он бы Володю и так убил. Сама говорила, что это единственный свидетель, который мог его с Мариной хоть как-то связать. Ведь наверняка, если бы милиция с фотографией Марины по дому прошлась, кто-то из соседей ее бы обязательно узнал. Так что он заранее все обдумал, только Володин звонок дело ускорил.
– А как же он его, ну, в ванну?
– Ну, пришел поздно, ключ у него наверняка еще один был, свой, открыл тихонько дверь, Володя уже спал, наверное, он его подушкой придушил, потом в ванну положил и воду пустил, тот и захлебнулся. Или по-другому, но результат тот же.
– Какой ужас, Саша, как ты можешь так спокойно об этом говорить!
– Это я к тому говорю, чтобы ты наконец поняла всю серьезность ситуации и перестала играть в Шерлока Холмса!
– Господи, зачем, ну зачем он это сделал! Неужели нельзя было как-нибудь с Маринкой договориться?
– Мы никогда об этом не узнаем. И давай больше не будем возвращаться к этому вопросу.
Надежда собралась с духом.
– Хорошо, с этим вопросом покончено, давай поговорим о нас.
– Ты же не любишь выяснять отношения?
– С тобой приходится. Саша, прости меня, пожалуйста, за тот разговор в воскресенье. Но ты пойми, я так долго жила одна, что мне трудно так сразу перемениться. Гулять, разговаривать – это прекрасно, но…
– Но как только ты представишь, что я все время буду тут, с тобой и никогда никуда не денусь, тебе становится плохо, ведь так?
Она засмеялась, прижалась щекой к его плечу.
– Не совсем так, но я потихоньку привыкаю к этой мысли.
– Конечно, привыкнешь, и тебе понравится жить вдвоем, а то что, действительно, одинокая женщина с котом, несолидно.
– Но знаешь, если мы с тобой будем, как ты хочешь, я ведь буду уже не я, я другая стану.
– А почему ты думаешь, что та, другая, мне не понравится?
– Не знаю, не знаю. Я ведь буду капризничать, придумывать тебе всякие занятия по хозяйству, ревновать тебя к молодым женщинам на работе.
Он заинтересовался:
– Ревновать? Ну-ка, расскажи, расскажи, ты что, уже меня ревновала?
– Пока нет, но обязательно буду, и сцены устраивать буду, в общем, что там еще жены делают? Опыт у меня небольшой, но я быстро научусь.
– А я, кажется, слово «жена» в разговоре не употреблял. Ну не сердись, ладно, об этом как-нибудь потом поговорим подробнее. И вообще, мне, между прочим, завтра на работу, так что хватит разговоров, ох, до чего же я рад, что мы с тобой помирились!
Он поцеловал ее так сильно, что ей не хватило воздуха.
– Ой, подожди, подожди, Сашенька, это очень важно!
– Ну что такое еще?
– А Бейсика ты усыновишь? Ой, больно же!
В пятницу Надежда решила с утра заняться собой, привести в порядок свою внешность, насколько это возможно. Она сделала себе омолаживающую маску, накрасилась, тщательно уложила волосы. На весы решила не вставать, чтобы не расстраиваться лишний раз, хотя Сан Саныч уверял, что она похудела от переживаний. Затем она отправилась по магазинам. Холодильник был пуст, а кот голоден, впрочем, это было его обычное состояние. Надежда решила приготовить что-нибудь необычное, а к чаю испечь ватрушку, раз уж Сан Саныч так ее любит, ватрушку, разумеется, а не ее, Надежду. Странное дело, он ни разу не давал ей повода усомниться в его чувствах, она и сама видела, что она ему нравится, он к ней очень хорошо относится, но ее многолетняя система душевной защиты не хотела давать сбой.
За такими мыслями Надежда как-то незаметно обежала все магазины, ничего необычного, конечно, не купила. Придется просто запечь курицу в духовке, оно и к лучшему, меньше возни. Приготовит соус – чеснок, орехи, лимон, сметана – и все будет отлично. Придя домой, Надежда с воодушевлением занялась готовкой. Бейсик дремал на стуле возле теплой плиты. Надежда приготовила тесто, начинку из творога и задумалась, класть ли корицу? Она спросила совета у кота, кот проснулся, посмотрел неодобрительно и отвернулся.
– Господи, до чего я дошла, собственный кот меня презирает!
К вечеру все было готово, и стол накрыт в комнате. Сан Саныч пришел веселый, снежинки блестели на бровях и ресницах, и Надежда вдруг так ему обрадовалась, что заныло сердце. Раздеваясь, он протянул ей цветы, мимоходом пощекотал Бейсика, принюхался.
– А какой у нас праздник?
– Ты пришел, – голос у нее дрогнул.
Он остановился на полдороге, заглянул ей в глаза.
– А ты что такая грустная, гвоздики не нравятся? В следующий раз розы принесу.
Гвоздики Надежда действительно не любила, да и розы тоже, но от него сейчас приняла бы даже букет чертополоха.
Ночью Надежда проснулась от посторонних звуков. Он лежал на спине и храпел. Надежде стало смешно. Она попробовала перевернуть его на бок, он проснулся, очень сконфузился, долго извинялся, пришлось его успокаивать, как ребенка гладя по голове. Засыпая, Надежда думала: «Будем надеяться, что это его единственный недостаток, потому что я скоро не смогу без него жить».
На следующий день он не сказал ей, что последние слова она пробормотала вслух. Утром оказалось, что Бейсик отгрыз цветок у самой красивой гвоздики и всю ночь играл с ним, как с мышью. Надежда расстроилась, хотела в качестве наказания лишить кота завтрака, но Сан Саныч рассердился, сказал, что не позволит издеваться над бедным животным, и сам положил в котовью миску двойную порцию. После этого Бейсик почти весь день сидел у Сан Саныча на коленях, ехидно поглядывал на Надежду и победно урчал. Они провели весь день в блаженном безделье, только вышли немного подышать воздухом. А в воскресенье Надежда решила, что раз судьба послала ей в дом мужчину, то глупо было бы не воспользоваться, и быстренько накатала список из семнадцати пунктов неотложных хозяйственных дел. Он послушно принялся за работу, только ворчал, что молоток не такой, и отвертка не та, и как люди вообще живут без электродрели. Вечером Сан Cанычу позвонил сын, сказал, что с понедельника уезжает в командировку, а внук заболел ангиной, так не может ли отец ночевать пока дома, потому что невестка боится одна с больным ребенком дома оставаться, вдруг ему хуже станет, а помочь некому.
В понедельник на работе была тишина, каждый занимался своим делом, Надежда весь день ходила по начальству, утрясала вопросы по техническому заданию, Сан Саныч ходил в отдел кадров знакомиться с новой лаборанткой, она ему понравилась, и, вернувшись, он пообещал Надежде, что скоро избавит ее от надоевших лаборантских обязанностей.
В обед в комнату заглянула Леночка Костикова. В комнате было открыто окно, Надежда сидела в полном одиночестве, сотрудники разбрелись: кто обедать, кто по магазинам. Сан Саныч упорно продолжал ходить в столовую, несмотря на Надеждины предостережения.
– Ой, Надежда Николаевна, как у вас хорошо, тихо, можно я тут посижу, а то у нас там мужчины в шахматы играют, целая толпа набежала.
Надежда чувствовала вину перед Леночкой за свои кровожадные мысли, когда она чуть не приревновала Сан Саныча, поэтому встретила ее радушно.
– Ты не заболела, вид какой-то помятый.
– Будет тут помятый, когда в три часа ночи ляжешь. И как я на работу не проспала, сама удивляюсь.
– Это где ж ты так загуляла?
Лена молчала, потом решилась:
– Ладно, вам расскажу, Надежда Николаевна, знаю, вы болтать не будете, а в себе держать сил нет, надо поделиться. Только надо издалека начинать, чтобы вы все поняли.
– Ну давай, начинай, вот как раз и чай заварился.
– Как раз чай при моем самочувствии просто необходим. Так вот, как вы знаете, училась я в Физмехе, и Рубцов там же, в одной группе мы с ним были. Но в группе мы с ним не очень дружили. Группа у нас была хорошая, девчонки все симпатичные, а ребят мало, семь человек всего. Ну а Рубцов-то, конечно, интересный, сейчас он еще лучше стал, но и тогда ничего был. И не дурак вроде, а как-то никто с ним, ну да он и сам с нами не очень-то, он сразу по комсомольской линии пошел и при институтском комитете комсомола ошивался все годы. В группе нашей почти все были ленинградцы, только трое ребят и одна девочка в общежитии жили. Один парень учиться бросил на втором курсе, другой закончил и уехал к себе в Тамбов куда-то, Рубцов здесь остался. А про девочку я и хочу рассказать. Была она откуда-то с Северного Кавказа, городок маленький, названия не помню. Судя по фамилии, русская, но было в ней что-то, примесь какая-то тамошняя. Глаза темные, яркие, волосы хорошие, но она всегда зачешет их, в узел закрутит, там и не видно, какие волосы. Никогда не красилась, ни глаза, ни губы, не говоря уж о румянах. На фигуру была такая плотненькая, одевалась скромно, да и откуда ей было денег взять, мама у нее работала в школе учительницей, а про отца она никогда не рассказывала. Да мы с ней близко-то не дружили, у нее подруги были из общежития, кто с ней в одной комнате жил. А была она золотой медалисткой, в институт наш поступила, абсолютно серьезно собираясь стать хорошим специалистом в своей области. И правда, голова у нее была такая, что даже парни признавали ее первенство, а про нас и говорить нечего. К экзаменам с ней готовиться одно удовольствие было, она не только сама все выучит, но и другим объяснит доходчиво. В учебе помочь никому никогда не отказывалась. В общем, серьезная спокойная девушка, преподаватели ее очень уважали. Понимаете, у нее ум был устроен как-то по-другому, не по-женски, вот я пример приведу.
