— Я другу твоему явно понравилась, — заявила она, бодро шагая по ступеням. — Он не какой-то там блондин, а высокий сильный, уверенный в себе брюнет. Я о таком всю жизнь мечтала. К тому же писатель, модный и очень известный. Его экранизируют и, говорят, уже за границей читают. Чем не матерый волк?
— Круглов не матерый волк! Он шакал! — воскликнула Елизавета и шепотом добавила: — Вонючий.
Валерия вновь остановилась.
— Пусть шакал, — зло прошипела она, — пусть даже вонючий, но зато Круглов холостяк.
Елизавета растерялась.
— Лер, ты чё? — пятясь, спросила она. — И в самом деле, что ли, запала на эгоиста Круглова?
— Нет, я просто на женатика очень боюсь запасть.
— Глупая, да женатика мы разведем в два счета.
— Как? — безразлично поинтересовалась Валерия. — Как разведем?
— По моей методе. Лерка, беспроигрышный вариант, — с жаром бросилась уговаривать Елизавета. — Метода ни разу не давала сбоя. Только делай все как рекомендую, и через год женатик в сумке у нас.
— Я не кенгуру, чтобы женатика в сумке таскать. Нет, не нравится мне твоя затея, некрасиво семью разрушать, — осудила подругу Валерия и заявила: — Я лучше выйду за Круглова.
— Да Круглов никогда на тебе не женится! — утратив терпение, вызверилась Елизавета.
Валерия, напротив, успокоилась и смело заверила:
— Ничего, сделаю так, что женится.
— Как?!
— По твоей методе, — отрезала Валерия и решительно направилась к выходу.
Елизавета остолбенела.
— Вот тебе и ку-куру-куку! — глядя подруге вслед, прошептала она.
Круглов, хоть и брюнет, не годился Валерии ни по каким статьям. Елизавета считала, что он хуже любого блондина. Совершенно непригодный для семьи человек. Конечно, в том понимании, которое имела о семье Валерия.
Сама-то Елизавета подходила к семейной теме с весьма либеральными мерками. По этим меркам Круглов годился. Даже очень годился. По меркам Елизаветы все недостатки Круглова самопроизвольно обращались в достоинства. Только в ее крепких и умелых руках его возможный талант мог вырасти в гений.
Вообще-то Елизавета не слишком нуждалась в Круглове. Для счастья у нее уже все имелось, к тому же просматривались роскошные перспективы.
Но лишь для счастья. Для полного же счастья Елизавете очень хотелось украсить себя гением. Она умела многое, кое-чего достигла сама и знала уже в этой жизни все входы и выходы.
Именно поэтому Елизавета была уверена: создавая ее, природа не пошла дальше способностей. Способности — да. Они имеются. Способностей у Елизаветы много, а гением, как ни трудись, и не пахнет. Даже на талант не наскребешь. Одна надежда на Круглова — этот, если пресса не врет, вывезет сразу двоих.
Короче, ей самой был нужен Круглов, а тут Валерия глаз на него положила. Зная свою упрямую подругу, Елизавета разволновалась и с удвоенным рвением бросилась искать подходящего «волка матерого».
«Ничего, — не унывала она, — клин клином вышибают. Я Лерке такого брюнета отыщу, быстро забудет это ничтожество, моего Круглого. Она еще не знает моих способностей. Я ей холостого найду, раз уж дурище втемяшилось в голову. И брюнета и холостого. И матерого. Все достоинства в одном флаконе».
И Елизавета, засучив рукава, принялась за дело.
Чем же занялась Валерия?
Валерия, умудренная методами подруги, всерьез взялась за Круглова. Делала все, как Елизавета учила ее. Круглов не часто свой дом покидал, но настырная Валерия его подкараулила и устроила-таки несколько случайных встреч.
Встречам Круглов был рад. Пока он брел ночной порой за сигаретами к киоску, Валерия провожала его, освещая путь своими лучезарными улыбками. Все как учила Елизавета. И не зря трудилась. Выработала у Круглова рефлекс. Теперь он, выходя из подъезда, озабоченно крутил головой в поисках случайно проходящей Валерии, а, увидев ее, радовался громко и энергично — собака Павлова, со своей обильной слюной, просто отдыхала.
И вот наступил тот день, когда Валерия прошла мимо Круглова с петлей на шее, в фигуральном, конечно же, смысле. Все, как учила Елизавета. С такой явилась петлей, что впечатлительный Круглов (натура тонкая, талант!) сам чуть под проходящий «Мерседес» от огорчения не кинулся. Валерия остановила его, смахнула слезу и сказала:
— Мне нужен ваш совет.
Круглов мгновенно превратился в гранату, из которой удалили чеку. Он же весь состоял из советов, был прямо соткан из них, как любой русский мужчина — как просто русский человек. Поэтому он, едва не взрываясь от прилива энергии, живо откликнулся, выдавая такие авансы Валерии, на какие она и не рассчитывала.
«Действительно, прекрасная метода, — восхитилась она. — Какая умница Лиза! Все получается даже лучше, чем я мечтала».
И она пожаловалась ему на неустроенность. Как человеку признанному и великому посетовала на то, что никак не может найти той ниши, где ее оценят, заметят и, главное, хорошо заплатят.
— Ах, вот вы о чем? — сник Круглов и вынужден был задуматься, что делал крайне редко.
Обычно все умное само собой из него перло, только записывать успевай. Теперь же, когда не поперло, он пораскинул мозгами и пригорюнился: так все вокруг оказалось нехорошо. Просто удивительно, что он раньше этого не замечал. Жил, как по гладкому льду скользил. Все так удачно складывалось, а с появлением Елизаветы просто фонтан удач забил…
Не-ет, не мог на судьбу Круглов жаловаться. Он думал, что и все вокруг счастливы, а вот поди ж ты, какая выходит петрушка. Как же этой прилестной девочке объяснить, что ей ничего не светит?
— Понимаете, Лерочка, — осторожно начал он, — в наше время пришли неленивые. Поэтому добиться успеха на каком-либо поприще сегодня весьма проблематично.
Тут бы Круглову и остановиться. Он так бы и поступил, если бы не его зудящий талант. Совладать с талантом может не каждый, с талантом совладать нелегко — Круглова словно с цепи сорвало.
— В науке, все, что было на поверхности, уже давно растащили, — вдохновенно продолжил он. — Теперь, чтобы добыть малейшую частичку еще не известной истины, приходится копать целым коллективом, причем всю жизнь. То же и в искусстве. Человечество достигло такого совершенства, что надо быть гением, чтобы в тебе признали некоторые способности.
— До искусства я не доросла, — помятуя указания Елизаветы, быстренько заложила фундамент для лести Валерия.
Круглов был польщен и продолжил уже с пафосом.
— А спорт? — мысленно любуясь собой, воскликнул он. — То, что вчера было рекордом, сегодня умеет каждый школьник. А красота? То, что вчера казалось недостижимым, сегодня имеет любая уродина. Хочешь пышную грудь — пожалуйста, хочешь тонкую талию — на! Хочешь стройные бедра? Давай сюда лишнее, откачаем. Только успевай, плати. Чувствуется, дальше будет еще хуже. Одна радость, что до этого я не доживу, — неожиданно заключил он, поставив в тупик Валерию.
Она так и не получила от него вожделенного совета, а по плану был совет.
— И что же вы мне порекомендуете? — робея, спросила она.
— Ничего не могу порекомендовать, — радостно признался Круглов. — Даже не знаю, чем вам помочь.
И тут его осенило:
— Ан нет, знаю, обратитесь за помощью к Лисавет. Лисавет умная, она во всем разбирается. Вы, я слышал, подруги?
— Да, — пригорюнившись, кивнула Валерия.
Круглов оживился:
— Лисавет обязательно вам поможет. Уж такая головастая дивчина. В случае затруднений я сам всегда к ней обращаюсь и, уверяю, очень плодотворно. Честное слово.
Это был провал. Полный провал. Валерия не знала как двигаться дальше. На пути к роману неожиданно выросла Елизавета.
«Наверное я слишком непосильную задачу ему задала, — подумала Валерия. — Надо было обратиться с пустяком. Да-да, ведь именно так мне Лиза советовала».
И Валерия обратилась с пустяком. Но и с пустяком Круглов отправил ее к «Лисавет», пояснив, что он сам без нее как без рук.
«Я застряла, — запаниковала Валерия. — Так хорошо продвигалась и вдруг застряла. Ни туда ни сюда. Дальше улыбок у нас не пошло. Неужели без Лизы я ни на что не способна?»
Осознавать это было мучительно. Отчаявшись, Валерия пошла на крайние меры.
— Не хочется идти домой, — зябко поводя плечами, сообщила она.
— Действительно, — согласился Круглов, — погодка чудо. Давайте прогуляемся, а заодно и обсудим мой новый роман. Три месяца уже пишу, и выходит неплохо, но как-то медленно двигается.
Часа два они гуляли… Круглов свой новый роман не писал, а только со всеми пока обсуждал. Уж давно он заметил, что в мыслях все, творимое им, гораздо лучше, чем на бумаге, а потому работать Круглов не спешил, радуясь причине поговорить. Он мог бы гулять и до утра, но на диване Валерии лежал голодный Французский.
