Смекнув, в чем дело, я поспешила успокоить расстроенную подругу. Наверняка именно в этот момент Моржик по телефону отслеживал мои эротические упражнения с горящей свечой! Недоразумение разъяснилось, и Ирка повеселела. Воспользовавшись моментом, я попросила ее прояснить заодно и темную историю с загадочными бородавками. Кто, в конце-то концов, покрылся черными горошинами?!
Ирка, которой об этом ничего не было известно, страшно встревожилась. Она решила, что ее любимый Моржик порос бородавками и ничего ей о них не сказал. И подруга поступила так же, как часом ранее я сама: пошла осматривать спящего мужа, вооружившись осветительным прибором. С той разницей, что в моем случае это была свеча, а в Иркином – массивный торшер на длинной ножке.
Ирка осторожно оголила почивающего Моржика – мы с Коляном были в курсе происходящего, потому что подруга комментировала свои действия по сотовому.
– Баба, баба! – с мукой в голосе неожиданно пробормотал спящий.
Ирке это не понравилось, и она занесла над мужем торшер. Чтобы лучше видеть его артикуляцию, не более того! Но внезапно пробудившийся Моржик, очевидно, превратно истолковал намерения супруги.
– Ой! Не надо! Я больше не буду! – испуганно воскликнул он.
Мы с Коляном тоже это слышали и замерли в ожидании дальнейшего развития событий. Даст ему Ирка торшером прямо сейчас или сначала все-таки выяснит, о каких именно бабах идет речь?! Наше любопытство осталось неудовлетворенным:
– Я перезвоню, – металлическим голосом пробряцала Ирка в трубку. И отключилась.
Гадая, что такого натворил Моржик, чего впредь обещал не делать, мы с Коляном закипятили воду в чайнике и сели пить чай с медом. Напрочь забыли, что предполагали использовать его совсем для другого!
– Ничего, у нас еще есть вишневое варенье! – заглянув в холодильник, сообщил Колян.
– Оно с косточками! – возразила я.
– А я люблю косточки! – С этими словами муж игриво пощекотал меня под ребрами.
Я пискнула, и тут же очень похоже пискнул телефон. Звонила Ирка. Чтобы сказать, что с Моржиком она разобралась.
– Боюсь спросить, как именно! – прошептал Колян, прислушиваясь.
Сотовый я держала в руке так, чтобы мы оба могли слышать Ирку. Оказывается, когда она неожиданно разбудила мужа, ему снились снежные бабы. Очень холодные, что означало (по Фрейду и по Моржику) – абсолютно фригидные. Стало быть, и ревновать не к чему. Моржик ничего плохого не делал, мирно спал и во сне видел себя маленьким шалуном, укравшим у снеговика морковку. Ирку с торшером он спросонья принял за разгневанную ледяную бабу со снегоочистительной лопатой наперевес, потому-то и обещал, что больше не будет. В смысле, не будет красть морковки. Во всяком случае, у снеговиков.
– Послушайте, а что же с бородавками-то? – Я еще не забыла, с чего все началось.
Оказалось, что с бородавками все нормально. Нет никаких бородавок! За эти самые бородавки Моржик принял нашлепки из запаренного в кипятке «Бородинского», которые Ирка налепила на задницу моему персидскому коту.
– Это еще зачем? – громко удивился Колян.
По его лицу было видно, что его снова посетили мысли о применении в эротических целях разнообразных подручных средств.
Оказалось, ничего сексуального, боже упаси! Просто Ирка вечером попыталась избавить от колтунов слегка запаршивевшего перса. Где смогла – расчесала свалявшуюся шерсть, где не смогла – выдрала несколько клоков. А на образовавшиеся розовые проплешины по моему совету прилепила хлебные компрессы. Чтобы поскорее выросла новая шерсть, чистая и шелковистая. А Моржик решил, что это уродливые черные бородавки и, в свою очередь, захотел кота подлечить. Но теперь уже не хочет, потому что понял, что ошибался.
– И где у Тохи эти самые бородавчатые проплешины? – огорчившись при мысли о том, что экстерьер породистого зверя надолго испорчен, спросила я.
– На задних лапах. Но они уже отвалились, – легко ответила Ирка.
Я вообразила бородавчатого перса с напрочь отвалившимися задними лапами, схватилась за сердце и села мимо табуретки.
– Кыся, выпей водички и успокойся! – Колян поднял меня и сунул мне в руку дымящуюся кружку.
Я хлебнула кипятку и закашлялась. Обнаружившийся в трубке мобильника Моржик предупредительно сообщил, что он знает превосходное народное средство от кашля. Надо натереть редьку с медом…
– Мед кончился, – сквозь мучительные хрипы сообщила я.
– А редька осталась! – веско сказал Колян, успевший заглянуть в ящик для овощей.
Он извлек оттуда крепкую беленькую редьку и смотрел на нее с опасным прищуром, выдающим особый интерес. Наверное, размышлял, нельзя ли использовать этот овощ в наших сексуальных играх.
Мы наконец распрощались с друзьями и закончили телефонные переговоры. Но никаких сексуальных игрищ не получилось, потому что тут проснулся Масянька. Попросил пить, залпом выпил мой остывший чай, закусил печеньем, залез к папе на ручки, спел сам себе колыбельную и снова уснул. Я посмотрела на часы: второй час ночи. До подъема оставалось всего пять часов, и мы с Коляном единогласно решили провести их с максимальной пользой – поспать. Если дадут.
Я выключила мобильник, и мы отправились почивать. И снились мне разные странные вещи, из которых я запомнила одну только шапку-ушанку из лакированной соломки. К чему бы это?
– К чему может сниться соломенная шляпка? Наверное, к потеплению, – пожал плечами Колян поутру, когда я рассказала ему свой ночной сон.
– Да ведь не шляпка, а шапка! С ушами, завязанными под подбородком! – возразила я.
– Тогда к похолоданию, – философски сказал муж.
– Ха! Ха! – громко завопил Масянец, который мирно сидел на полу в кухне, ритмично колотя крышечками по кастрюлькам.
– Он что, смеется над моими словами? – удивился Колян.
– Ха! – громче прежнего крикнул ребенок, пробегая мимо нас к столу, на котором я минуту назад аккуратной стопочкой сложила разбросанные по квартире детские книжки.
Малыш ловко выдернул большую тонкую книжку из основания стопки, и вся пирамида посыпалась вниз.
– Ха! – повторил Масянец, протягивая мне сборник детских стихов и от нетерпения подпрыгивая на месте.
– Ха – это шапка, – терпеливо объяснила я Коляну. – Мася букву «ша» не выговаривает.
И я с выражением продекламировала:
Матросская шапка, веревка в руке,
Тяну я кораблик по быстрой реке.
И скачут лягушки за мной по пятам,
И просят меня: «Прокати, капитан!»
– Ка! – с непомерно возросшим энтузиазмом завопил малыш.
– Ка – это…
– Это я и сам знаю! – отмахнулся Колян. – Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка – это флаг корабля!
– Бля! – в полном восторге выкрикнул ребенок.
– Гм… Что-то я не знаю таких стихов! – напрягся Колян. – Кыся, кто научил нашего ребенка ругательному слову?
– Понятия не имею! Наверное, в каком-то стишке есть слово «блямба» или «бляха»…
– Бля-а! – хохоча, малыш повалился на ковер, ползком переместился в угол и вытащил из-за длинной, до полу, занавески, красивую шестигранную коробку из картона, обтянутого сверкающей малиновой бумагой.
Уж и не помню, что было в этой коробке, какой-то новогодний подарок, наверное. Подарка давно уже и след простыл, а коробка сохранилась в кладовке, где я ее случайно обнаружила и отдала Масяньке. Ему она очень понравилась, такая яркая и блестящая…
– Блестящая! – Я размашисто хлопнула себя по лбу. – Ну, конечно! Вчера я говорила малышу, что коробка блестящая, а он, как обычно, смог повторить только первый слог!
– Бля! – подтвердил Масянец, пытаясь запихнуть в коробку плюшевого мутанта-бурундука (синеглазого, розовощекого, с красным хвостом и с огромным орехом в лапах. Орех был синего цвета. Наверное, радиоактивный).
В знак протеста против учиненного над ним насилия бурундук затянул унылую песню, в которой с трудом можно было узнать мультяшный хит про облака – белогривые лошадки. Спрятанные в бурундучьем нутре батарейки разрядились, и короткий куплет бодрой песенки превратился в получасовое тоскливое хрипение.
Я поморщилась.
– Впредь надо быть поосторожнее с многосложными словами, – проворчал Колян. – Выбирай те, которые не содержат сомнительных звукосочетаний. Не произноси при ребенке слова типа «блямба» или «художник». Во всяком случае, пока он не научится произносить больше, чем один первый слог!
– Блямля! – Малыш тут же расстарался на двусложное слово.
Я посмотрела на мужа с укором.
– Ну, я пошел! – Колян поспешил ретироваться.
– Кака-кака! – закричал Мася с ударением на втором слоге.
– Пока-пока! – перевела я.
Колян плотно прикрыл за собой дверь и умчался прочь.
