Моу в черной шоферской ливрее, держал в руке пистолет, нацеленный приблизительно в то место, где стоял я. Ларри, в униформе дворецкого, был вооружен бейсбольной битой, а Кэрли, облаченный в белый передник и поварской колпак, высившийся над черной физиономией, помахивал мясницким ножом. Все трое таращились на меня с испуганно–враждебным видом.
Менее всего я ожидал увидеть в доме мистера Гросса таких же любителей, как я сам. В каком–то смысле они были даже страшнее профессионалов. Вроде собак. Вряд ли с ними удастся договориться.
Я поднял руки над головой.
– Не стреляйте. Не бейте меня. Не режьте меня.
Из окна мне были видны аллея, изгородь, светофор на перекрестке. Где–то там в «паккарде» сидит Хло. Но машину я, разумеется, разглядеть не мог.
Марионетки схватили меня, как футболисты во время свалки, бегом потащили вверх по узкой лестнице – то ли черной, то ли служебной, не знаю, как они ее называли, – и подняли на второй этаж, где заперли в одной из спален в передней части дома. Ларри – дворецкий с бейсбольной битой обыскал меня и освободил от взятого у Тима пистолета. Увидев оружие, он пришел в ужас. Затем все трое, пятясь, вышли из комнаты, сталкиваясь друг с другом и глядя на меня круглыми глазами. Я услышал, как они совещаются за дверью.
Наконец было решено, что Ларри и повар Кэрли останутся в карауле, а шофер Моу сходит вниз и доложит мистеру Гроссу об улове.
Ну что ж, я был в доме Гросса, но не существовало никакой вероятности того, что в ближайшее время увижу самого мистера Гросса. А разве не за этим я сюда пришел?
Разумеется, за этим.
Тогда почему я озираюсь в поисках укрытия или пути к бегству? Я ведь не хочу бежать, верно?
По правде сказать, бежать я хотел. Желание это было жалким, безнадежным, но вполне определенным.
Комната, в которой я очутился, судя по всему, служила спальней для гостей. Кровать была высокой, широкой, вычурной и старой. Она стояла под балдахином и занимала почти все пространство На деревянной спинке были вырезаны цветы, гроздья винограда и прочая растительность. Туалетный столик покрывала такая же резьба, равно как и трюмо, и письменный стол, и прикроватные тумбочки. На стенах красовались картины, изображавшие охоту на лис, а на окнах были тяжелые портьеры.
Да, это была комната для гостей: все выдвижные ящики оказались пустыми.
Впрочем, у меня и не было причин думать, что я найду в одном из них Библию.
Тем не менее ее отсутствие удивило меня.
Поворот ключа в замке заставил меня вздрогнуть и в испуге проворно задвинуть ящик. Как будто это имело какое то значение! Вряд ли я рассердил бы мистера Гросса, шаря по пустым ящикам: довольно и того, что я вломился к нему в дом, не говоря уже о поступке, который он мне приписывал и за который хотел прикончить.
Я повернулся. В комнату разом ввалились все Три Марионетки. Они рассредоточились, и вошел мистер Гросс.
До сих пор я думал, что «Гросс» – это фамилия, но теперь понял это было описание внешности. Он выглядел как чудовище, покинувшее пещеру только потому, что сожрало последнюю рыбешку в своем подземном водоеме. Он был похож на большую белую губку, терзаемую тяжкими недугами. На создание, которое не в силах причинить вам зло, если вы покажете ему крест Господень.
На нечто громадное, белое, мягкое. Такую тварь можно обнаружить под помидорным листом в дождливый промозглый день.
Одет он был прекрасно, но совершенно несообразно облику. Лучше бы ему напялить рабочие штаны и грязную байковую рубаху. Черный костюм от дорогого портного, хрустящая белая сорочка, узкий темный галстук, сияющие черные ботинки, золотые запонки, широкая свадебная повязка на рукаве и громадные плоские часы на широченном золотом браслете – все это вместе усугубляло впечатление грузности, бледности и болезненности, контрастируя с теми деталями, которые торчали из ворота и рукавов, будто бугры.
На физиономии Гросса, словно изюмины на торте, выделялись ничего не выражающие глаза. Они смотрели на меня. Толстые губы вдруг шевельнулись, исторгнув надтреснутое сопрано, такое высокое и идиотски–истошное, что я невольно взглянул на Трех Марионеток, пытаясь угадать, кто же из них чревовещатель. Но оказалось, что этот голос исходит из глотки самого мистера Гросса.
– Что тебе тут надобно? Ты взломщик?
– Нет, сэр, мистер Гросс, – ответил я, стараясь смотреть прямо ему в глаза, дабы прослыть честным человеком, но это было совершенно невозможно.
Гросс выглядел отвратительно, и я, естественно, отвернулся.
Опять трескучий фальцет, каким кричат: «Тут–водятся–акулы!»
– Единственное, с чем я не могу смириться, – это с неумением. Как ты мог рассчитывать пробраться в дом, где полно народу?
– Я хотел встретиться с вами, мистер Гросс, – ответил я, глядя на все сразу, как Арти при каждой новой встрече с ним. Вид мистера Гросса резал глаз так же, как фальшивая нота пианино резала слух. Я еще не сказал, что он был лыс? Впрочем, это неважно, если голова выглядит так, будто ее сжали тисками.
Он поднял бледную пухлую руку и показал мне пистолет Тима.
– С этой штуковиной? – Ну что за дурацкий голосок? – Ты хотел видеть меня и принес с собой это?
– Только для самозащиты, – объяснил я.
– У меня мало времени, – ответил он. – Я болван в этом кону. Там три стола, и за ними сидят мои близкие друзья. А ты причиняешь мне неудобства.
– Извините, – сказал я.
– Если хочешь поговорить со мной…
– Геррр–берррт! – закричал кто–то снизу.
Его физиономия задергалась, на ней отразилась нерешительность. Потом он, похоже, что–то надумал.
– Покараульте, – велел он Трем Марионеткам, а мне сказал:
– Я вернусь.
Когда в следующий раз буду болваном.
Он ушел, а Трое Марионеток принялись следить за мной.
– Я не собираюсь бежать, – сказал я им. – Я хочу поговорить с мистером Гроссом.
Но не думаю, чтобы они мне поверили.
Пока они кучкой стояли у закрытой двери, я опять подошел к окну. Внизу ничего не изменилось. Я стоял и смотрел на улицу. Вдруг возле забора в конце дорожки промелькнула тень. Не успел я и глазом моргнуть, как она исчезла.
Трое Марионеток у меня за спиной обсуждали, кому из них отправиться за колодой карт. Наконец за ней отослали Ларри, дворецкого Я смотрел в окно, не отводя глаз. Неужели кто–то движется вдоль изгороди? Сказать наверняка было невозможно.
– Эй, ты, – произнес Моу, шофер.
Должно быть, он обращался ко мне. Я повернулся и ткнул себя в грудь.
– В бридж играешь? – спросил Моу.
– Немного, – ответил я. – И не очень хорошо.
– Ничего. Нам нужен четвертый.
– Ладно.
Но Ларри еще не принес карты. Я отвернулся и опять уставился в окно. На этот раз я ее увидел. Хло кралась по моим следам, приближаясь к дому через лужайку.
– Эй, ты, – позвал Моу, – иди, карты принесли.
***
Так уж получилось, что мы стали болванами одновременно. Когда вошел мистер Гросс, я сидел за столом сложа руки и смотрел, как мой партнер повар, которого звали вовсе не Кэрли, а Люк, – выходит, имея на руках пять червей. Я всегда считал себя самым скверным игроком в бридж, но теперь знал по крайней мере трех еще худших.
Я поднялся на ноги, и мистер Гросс сказал:
– Если ты хотел меня видеть, почему не позвонил у парадной двери?
Я сразу понял, что он возобновил разговор с того самого места, на котором нас прервали в прошлый раз. Что же прервет нас теперь? Может, грохот и вопли, свидетельствующие о том, что и Хло тоже попалась? С тех пор как я увидел ее в окно, прошло десять минут, но пока не донеслось ни единого звука.
Прежде я старался сосредоточиться на картах, а теперь заставил себя подумать о том, что же скажу мистеру Гроссу.
– Я боялся, что вы не станете разговаривать со мной. Это дело жизни и смерти.
– Жизни и смерти? – Он скривил губы, выказывая презрение к мелодраме.
Но как такая рожа может не выражать презрения к чему бы то ни было? А свадебная повязка на рукаве? Что же за страхолюдина ждет его там, внизу?
