Дрожа всем телом, я ухватилась за ледяную мраморную ногу ангела, позади которого пряталась. Мимо проковыляли две старушки в порыжелых черных платьях. Опоздавшие. Одна задела меня и отшатнулась с извинениями, обдав нежным запахом примулы. Интересно, они проталкиваются вперед, чтобы занять места в партере, или им отвратительна сама мысль о моем соседстве?
Пусть себе мелют языками. Наверное, я не заслуживаю дружеской поддержки. Всю неделю я ни с кем не желала видеться, кроме Анны Делакорт. Невозможно было отвергнуть ее предложение, когда она настояла, чтобы я пришла к ней за утешением в комнатку над антикварной лавкой. Утешение! Да кто же может меня утешить!
С самого начала меня притягивали безмятежность и спокойствие Анны, но сейчас ее густая черная вуаль показалась мне нарочитой. Анна – страстная поклонница моды сороковых годов, но не наслаждается ли она ролью скорбящей, вцепившись в руку местного нотариуса Лайонела Шельмуса? Лайонел вытащил из нагрудного кармана платочек и протянул его Анне. Смерть всех нас превращает в лицемеров…
День был бесцветный, словно выполосканный. Между могилами торчали пучки сухой травы, голые ветви вязов паутиной расчертили белесое небо. Ветер нес тонкую изморось, а снизу (церковь Святого Ансельма еще называют Храмом на скале) доносился возмущенный рокот моря.
– Я есмь возрождение и жизнь…
Дорогой Роуленд! Бен всегда слегка ревновал к этому красавцу-викарию с его тихим обаянием выпускника привилегированной школы. Опять я виновата! Год назад, разуверившись в любви Бена, я позволила ему думать, будто Роуленд питает ко мне тайную, но беззаветную страсть.
– Прах к праху…
Водянистое солнышко сверкнуло на медной табличке гроба. Порыв ветра склонил ветви деревьев и донес до меня женский голос:
– Опять викарий резину тянет! Эти похороны пропустить никак нельзя, но так ведь и на пятичасовой автобус не поспеешь! Тут поговаривают, будто его доконал цыпленок, а я говорю – грибы! Ведь от грибков обычно помирают, верно?
– В газетах писали – «естественной смертью», – отозвался приглушенный голос, – да только все мы знаем, что у доктора Мелроуза сердце золотое. Ему невмоготу было представить ее в кандалах, вот оно как. А она ничего на личико, правда? И фигурка приличная. Когда впервые сюда заявилась, то была квашня квашней, даже не верится.
– Из земли взят…
Он лежал в гробу. Павший от моей руки. Скончавшийся от угощения, которое я собственноручно приготовила к знаменательному событию. Торжественному открытию ресторана Бена – «Абигайль». Много месяцев мы с ним мечтали об этом великом дне. Когда же он пришел, вмешался злой рок, и я стала шеф-поваром на час.
– И в землю отыдешь…
Во рту вкус праха и земли. Сейчас бы шоколадку, лучше швейцарскую, начиненную миндалем… До чего же я презренное создание!
Преподобный Роуленд Фоксворт закрыл требник. Ветер развевал полы его рясы, пока двое мужчин в черном опускали гроб в могилу. У меня перехватило горло. Люди нагибались и бросали на блестящую крышку гроба комки влажной земли, падавшие с тошнотворным хлюпаньем. Анна Делакорт покосилась в мою сторону. Стоит Роуленду закончить церемонию, как толпа растерзает меня.
Ну уж нет, такого удовольствия я им не доставлю! Поддернув на плечо ремешок сумочки, склонив голову, я протиснулась мимо двух пожилых дам, которые опоздали к началу. Они стояли возле Глэдис Шип, высоченной и непередаваемо тощей органистки церкви Святого Ансельма. Я торопливо запетляла меж пьяно покосившихся надгробий и безымянных травяных холмиков, а миновав покойницкую, перешла на бодрую рысь.
Еще десять минут пешком по Скалистой дороге – и я окажусь под спасительной сенью Мерлин-корта, вдали от любопытных глаз. Перейду ров по мосту, распахну кованую дверь и нырну в огромный холл с двумя сверкающими доспехами, охраняющими вход. А потом наберусь духу и поднимусь в нашу спальню.
Нет! Нет! На это меня не хватит… Я остановилась. Слева виднелись башенки Мерлин-корта, словно нарисованные акварелью на сером пергаменте неба. Внизу бушевало море.
– Что у вас на уме, миссис Хаскелл? Любуетесь красотами? Или замышляете самоубийство? – В тумане голос звучал глухо и странно.
Мгновение спустя из тумана выплыла сутулая фигура мистера Эдвина Дигби. Рядом ковыляла Герцогиня. Мистер Дигби жил в «Гусятнице», викторианском особняке в четверти мили от Мерлин-корта. Этот пожилой джентльмен производил жутковатое впечатление, под стать своим детективным романам, полным кровавых тайн. Герцогиней, которая теребила его за подол плаща, звали дородную почтенную гусыню с оперением невиданной белизны, словно она только что вынырнула из стиральной машины.
– Пожалуйста, миссис Хаскелл, скажите, что с вами все в порядке! Надеюсь, вы не собираетесь совершить прыжок в вечность? Увы, такая кончина до смерти заезжена мною и моими коллегами, уж простите за каламбур.
Я отвела взгляд от пучины под ногами.
– Спасибо за заботу, мистер Дигби. Со мной все в порядке.
– Ходят слухи, что поминок не будет. Я понимаю, такое сборище слишком напомнит вам роковой вечер. – Он нахмурился и посмотрел на Герцогиню. – Сожалею, миссис Хаскелл, мне не удалось заглянуть на отпевание, но я очень рад, что встретил вас. Яды у меня, так сказать, в крови. Меня очень заинтересовало обстоятельство, что судьба сразила вашего мужа в столь неудачный момент. Но это не значит, что я вам не соболезную, дражайшая миссис Хаскелл. Всего хорошего! – Мистер Дигби и Герцогиня уковыляли в туман.
Я зашагала дальше. Мне срочно требовалось присесть в каком-нибудь тихом уголке и хорошенько покопаться в руинах моей жизни. Не прошла я и двух шагов, как из-за поворота вырулил автобус и остановился в нескольких ярдах от кладбищенских ворот. Из него высыпали подростки – кто в школьной форме, кто в долгополых плащах и с лиловыми волосами. Ну да, конечно: в пятницу после обеда в церковном клубе собрание молодежной организации.
Надо бы поскорее убраться с дороги. С подножки автобуса тигриным прыжком соскочили трое парней (один – с золотым кольцом в носу). Троица догнала остальных, вопивших какой-то молодежный хит, и вся ватага промчалась мимо. Никто на меня и не посмотрел, кроме девочки, которая плелась в хвосте компании. Невысокого роста, с косичками мышиного цвета и удивительно большими глазами. Девочка узнала меня и улыбнулась тихой, смущенной улыбкой, но глаза ее остались печальны. И лицо было слишком взрослым для ее тринадцати-четырнадцати лет. Я заставила себя улыбнуться в ответ. Алиса Спендер. Жизнь обошлась с девчушкой очень несправедливо. Вспоминая день своей свадьбы, я всякий раз вспоминала Алису.
Подростки скрылись из виду, песня доносилась сквозь ватную пелену тумана неразборчивым воем. Я смахнула с плеча невесть откуда взявшийся лист и двинулась дальше. Всякий раз, как дорога ныряла в низину, я словно проваливалась в молочный суп и жалась вправо. Выступы скалы и терновник царапали ноги, но в тумане так легко отклониться влево и оказаться на краю пропасти. Как это случилось в прошлом году с местным слесарем, мистером Вантуссом. Читтертон-Феллс был потрясен трагедией. Помню, как я показывала Бену газетные заголовки… Мысли мои прервал рокот мотора. Я обернулась и вгляделась в туман, откуда выползал длинный черный автомобиль. Глаза мои расширились. Это же катафалк!
Странно! Он должен был давным-давно покинуть кладбище. Катафалк остановился ярдах в двадцати от меня. Я сделала водителю знак проезжать, но катафалк не сдвинулся с места. Угораздило же меня в свое время прочесть ужастик про злобную машину, которая разъезжала сама по себе!..
Туман сгустился. Сердце мое затрепетало от страха. Ладно, если этот драндулет предпочитает стоять, то мне торчать здесь совсем не улыбается. Шофер не мог заблудиться, поскольку дорога всего одна и спускается прямиком в деревню. Мотор мягко урчит – значит, работает. Я повернулась к катафалку спиной и начала переставлять ноги: шаг, другой… Дорога вилась вдоль обрыва. Кончилась живая изгородь, началась булыжная стена. Не раз я подавляла искушение оглянуться через плечо, будучи уверена: катафалк тут же остановится и будет таращиться на меня.
Я зашагала быстрее, мечтая о спасительной чашечке чая. Огни! Наконец-то. Уличные фонари бледно маячили вдали, словно светящиеся головки одуванчиков. Уже можно было разглядеть полуразрушенную римскую арку, за которой раскинулась Рыночная площадь. Я кинулась туда.
У меня перед носом резко затормозил юнец на велосипеде. В свете уличных фонарей его физиономия казалась желтой. Он яростно втянул воздух сквозь зубы и одарил меня непристойным жестом.
– Вашу мамашу!.. Кто только выпустил вас на улицу без собаки-поводыря?!
– Я очень сожалею…
– Еще бы! С каких пор Ее Величество пожаловала вам право переть на людей как танк, мисс?!
