– Вы очень кстати, – приветствовала я ее, – мне нужно уходить, так что выдайте плату за сегодняшний день.
Она быстро обежала квартиру и прямо зашипела:
– Да ничего же не убрано! Милочка, да чем вы тут целый день занимались?
– С вашим недоумком любезничала! – разозлилась, а потом долго перечисляла, чем я занималась шесть часов подряд, ни минуты не присела.
– Ну ладно, – снизошла дама, – для первого дня… – И она протянула мне деньги.
Убрав в карман жалкие бумажки, я приободрилась и отчеканила:
– Все продукты кончились, он голодает. Вам следует пополнять запасы хотя бы раз в неделю. И ему нужны фрукты и овощи. Что касается стирки…
– Есть же машина!
– Эту рухлядь вы называете машиной? – холодно осведомилась я. – И к тому же все равно порошка нет, стирать нечем.
– Как это нечем? – горячилась дама. – Вот, берете обмылочки и натираете их на крупной терке, вот так…
– О Господи, блокада, что ли! – не выдержала я.
– А вы знаете, какую он получает пенсию? – взвизгнула Лидия.
Я хотела сказать, что, по подсчетам Павлины Ивановны, дама со своим мордатым Петей столько уже нахапала в этой квартире, что прокормить инвалида хватило бы с лихвой, но не хотела подводить старуху.
– Вы мои условия знаете, если я вас не устраиваю, простимся прямо сейчас. А обмылочки можете засунуть… – Я хотела красочно описать, куда дама может запихнуть обмылочки, но сдержалась и скромно закончила: – В мусорное ведро!
– Нахалка! – услышала я уже на лестнице.
Через два дня, когда я выбросила из головы зловредную даму с ее инвалидом, неожиданно позвонила Павлина Ивановна.
– Слушай-ка, Мария, ты приходи работать-то. Наша разорялась тут, но купила продуктов ему. А я сегодня что-то приболела, лежу вот, так что он со вчерашнего вечера там один. Ты приходи, Мария, негоже это, с живым человеком так обращаться. На том свете зачтется.
– Она зараза, она его обкрадывает, пусть ей на том свете и зачтется!
– Ей и на этом зачтется! – убежденно ответила Павлина Ивановна.
В квартире на Шпалерной я застала ту же картину. Интересно, если совсем не приходить, он очнется или так и умрет, сидя на диване? Ужасная штука жизнь. Мне бы пожалеть бедного инвалида, но, как я уже говорила, немного живого места, оставшегося в моей душе, было занято Лешкой.
Павлина не обманула: наша жадина прикупила кое-что из продуктов, даже овощей принесла и творогу. На стиральной машине стояла пачка «Лотоса». И на том спасибо!
Я сварила пустые щи, нажарила картошки, отвела инвалида в кухню и усадила за стол, а сама занялась уборкой большой комнаты. В глаза бросались невыгоревшие прямоугольники на обоях, видно, там раньше висели картины. Вот тумба под телевизор, но телевизора на ней не было. Внутри валялась одна видеокассета – начальный курс испанского языка. Значит, был и видеомагнитофон, все уволок ненасытный Петя. Вот остатки коллекции лазерных дисков, все классическое, ясно, классика даме с Петей без надобности.
Раздался звонок в дверь. Я подумала, что это Павлина Ивановна, и открыла сразу. На пороге стоял довольно симпатичный толстячок средних лет и приветливо мне улыбался.
– Здравствуйте! Я доктор Крылов.
– Проходите, пожалуйста. Вы из поликлиники?
– Как вам сказать… – слегка замялся он. – Вас разве не предупреждали о моем визите?
– Да я тут просто убираю. Вы к больному? Так проходите вот туда.
Он замешкался, снимая плащ, и, странное дело, пока он раздевался, я, почему-то отвечая на его вопросы, рассказала ему о том, как ведет себя инвалид, о его режиме, о выжиге-хозяйке, которая жалеет денег на еду, и многое другое.
– Так все-таки вы – участковый врач? – спохватилась я.
– Не совсем, я психиатр. Зовут меня Дмитрий Алексеевич.
Он увидел Александра, который опять сидел в углу дивана, и замолчал.
– Если я вам не нужна…
– Да-да, конечно, я потом с вами поговорю.
Они закрылись в комнате часа на полтора. Проклятая стиральная машина так грохотала и тряслась, что пришлось стоять над ней всю стирку. Потом я мыла ванну, развешивала белье, а потом, чувствуя, что красные круги перед глазами замелькали слишком часто, присела на кухне передохнуть и выпить чашку чаю. Там и нашел меня симпатичный доктор Крылов. Он долго молчал, собираясь с мыслями.
– Ну что скажете? – не выдержала я.
– Удивительно, как он вообще жив при таком уходе! – выпалил доктор и уставился на меня прокурорским взглядом. – Он что, не принимает никаких лекарств?
– Откуда я знаю. – Я пожала плечами.
Мне самой в больнице велели принимать кучу лекарств, но когда я узнала в аптеке, сколько они стоят, я просто выбросила рецепты в мусоропровод.
– А почему его не осматривает регулярно психиатр? – не унимался доктор Крылов.
– Водить некому, – буркнула я. Мне очень не понравился его осуждающий взгляд. – Слушайте, может, вас к Павлине Ивановне? Она с ним дольше знакома, а я…
– А что вы вообще тут делаете? – полюбопытствовал доктор.
– Убираю и готовлю еду. Что так смотрите, думаете, я зря получаю деньги? А хотите, я вам скажу, сколько?
– Ну скажите, – улыбнулся доктор. Я сказала. И про Павлину Ивановну тоже. Он помолчал, внимательно наблюдая за мной профессиональным взглядом.
– Хозяйка вас обманывает. Вы ведь не только убираете, но и некоторым образом ухаживаете за больным, а такой труд оплачивается гораздо дороже.
– А то я не знаю! Вот вы и скажите этой жадине…
– М-да, об этом после, – пробормотал доктор.
– А какое у вас впечатление? Ему можно помочь? Что вообще с ним?
– Если бы знать, – поморщился он. – После аварии он отгородился от всех и вся. И никто не может к нему достучаться.
– Да никто и не пробовал, – подхватила я.
– Почему же? Я пробовал, но пока безуспешно.
– Так кто же вы все-таки? Районный психиатр?
– А вы сами как думаете? – улыбнулся доктор.
– Я думаю, нет. Вид у вас такой… благодушный.
– Правильно, я психиатр, но не районный. Частной практикой не занимаюсь, но иногда в виде исключения, когда ко мне обращаются родственники…
Я быстро прикинула в уме: доктор выглядел вполне прилично, ясно, что человек обеспеченный. Частной практикой не занимается, но иногда консультирует, разумеется, за деньги.
– Чтобы вас наняла эта скупердяйка? Ни за что не поверю!
– Верно, не она. А скажите, вы никогда не встречали такого мужчины… пожилой он, но не старый, среднего роста, волосы с проседью и глаза такие, то зеленые, а то вдруг – голубые… Кто-то он ему – не то кузен, не то дядя…
Я вытаращилась на доктора, потом подозрительно сказала:
– Да никого у него нет, кроме этой… Никто к нему не ходит.
– Весьма интересно, – пробормотал доктор себе под нос. – Насчет ухода я выясню. Психдиспансер на нее напущу. Но вы все же приглядитесь, не мелькнет ли здесь такой человек. И еще, где у него результаты обследования, снимки? Я хотел бы показать его нейрохирургу, а в больнице сказали, что все документы отдали на руки. Я в комнате не нашел, может, вы при уборке найдете?
Сама не зная почему, я согласилась. Инвалид Саша все так же сидел на диване. Показалось мне или нет, что огонь в его глазах немного ослабел? Я наскоро вытерла пыль с книжных полок. Просветов там было больше, чем книг. Книги-то этой выдре зачем?
Надежда сидела в раздумье. Ей очень хотелось узнать, где сейчас находится Эдуард Шпикач. Она просила выяснить это Вадима Шиманского. Даже по телефону было понятно, как он недоволен такой просьбой, но его благодарность Сан Санычу за безупречно работающий компьютер простиралась далеко, так что обещал выяснить и позвонить через денек-другой. И вот прошла неделя. А от Шиманского ни слова. Пока Надежда собиралась с духом, чтобы позвонить ему, раздался долгожданный звонок. Информация была исчерпывающей.
– Ну, Надежда Николаевна, втянули вы меня в историю, – сердился Шиманский. – Звоню я вчера Громовой, Анне Николаевне, это ведь она пять лет назад следователем по делу Шпикача была.
– Да что вы говорите? – изумилась Надежда.
– А вы что, с ней знакомы? – неприязненно спросил Вадим.
Громова с Надеждой Лебедевой не была знакома, зато Надежда ее очень хорошо знала. Столкнулись они лет шесть назад, когда в НИИ, где работала Надежда, произошло убийство. И эта противная Громова не нашла ничего лучше, как подозревать в убийстве Надеждиного мужа, Сан Саныча! Правда, тогда он еще был не мужем, а просто непосредственным начальником. Разумеется, Надежда никак не могла остаться в стороне, видя, как честного человека несправедливо обвиняют. Убийцу нашли и наказали, а для Надежды дело кончилось вторым замужеством. Сан Саныч посмеивался и говорил, что они должны быть Громовой благодарны по гроб жизни: если бы не она, то Надежда никогда не посмотрела бы на него ласково и не согласилась бы выйти замуж. «Может, ты и прав, – соглашалась Надежда, – но Громова все равно противная».
