Этот дом был похож на сказочные терема, виденные Эдиком лишь на иллюстрациях к русским былинам.
Дом был выкрашен в яркие цвета. А вот все его окна обрамляло белоснежное деревянное кружево. Подойдя ближе, Эдик убедился, и двери, и прочие проемы в понравившемся ему доме украшены густой деревянной резьбой. Тут были и цветы, и листья, и деревья, в свою очередь переплетающиеся с причудливыми существами. То из-за листьев выглядывала резная рельефная фигура в виде птички с округлым женским лицом и торсом, то смеялась русалка с завивающимся чешуйчатым хвостом, то бородатый старик с вросшими в пень ногами – то ли леший, то ли еще кто, хмурился из-под насупленных бровей.
– Ну и ну! – только и успевал повторять Эдик. – Не иначе как в сказку попали!
Домик выглядел настолько удивительно живописно, что как-то не хотелось верить, что в нем может жить преступник. Но тут же Эдик напомнил самому себе, что домик этот принадлежит тетке Богумира, а вовсе не ему самому. И очень может быть, что тетя школьного учителя истории и впрямь хороший, светлый и добрый человечек, только такой и может жить в этом чудесном доме. Но вот уже ее племянник, приехав и поселившись у тети, как говорят, пошел не в мать, не в отца, а в прохожего молодца. И тот в свою очередь уже мог быть далеко не таким уж славным парнем.
Но пока это были лишь предположения; что за личность обитала в этом доме, надо было еще выяснить.
Подойдя к главному крылечку, Эдик постучал в дверь.
– Заходите! – раздался женский голос.
Дверь была открыта, как давеча была открыта и калитка. Двое сыщиков прошли по дому, поражаясь тому, как умно и своеобразно тут все устроено. Беленые стены, на окнах вышитые занавески. Картинки и композиции из веточек, мха, сухих злаков, листьев и плодов. Все в этом доме дышало чистотой и уютом, совсем не чувствовался запах человеческого жилья, только аромат леса и трав.
– Где вы там? – раздался тот же голос. – Идите сюда!
Они прошли дальше и увидели невысокую женщину, замешивающую тесто в огромной деревянной кадушке. Она была одета в белую рубашку, широкие рукава которой были стянуты у запястий яркими браслетами. По вороту рубашки шла вышивка, орнамент хоть и перекликался и с узорами на доме и с узорами на занавесках, но все же был немного иным.
На бедрах у этой женщины была надета пестрая домотканая понева, ее разноцветные ряды опять же перекликались между собой каким-то непонятным уму, но ясно ощутимым духом образом. Голову и волосы женщины прикрывал платок, также разукрашенный вышивкой.
– Что же это вы? – с укором обратился к женщине Юра. – Двери совсем не запираете?
– А от кого их запирать-то?
Женщина распрямилась, и друзья с удивлением увидели покрытое морщинами лицо. А голос ее казался таким молодым, словно бы девочка с ними разговаривала!
Мужчины оторопело разглядывали непонятную бабушку. Как и ее причудливое одеяние, она и сама выглядела необычно. Вроде бы и старушка, а взгляд ясный и голос чистый. И стан, когда женщина выпрямилась, был ровным и прямым. Вроде бы и не бабка совсем, а молодуха перед ними стоит.
Так и не дождавшись ответа на свой вопрос, старушка спросила у друзей:
– Вы ко мне? По какому делу?
– Нам нужно видеть Богумира. Он дома?
– Нет. К сожалению, племянник уже уехал.
– Когда?
– Куда?
Эти два вопроса друзья выпалили практически одновременно. Но старушка не растерялась, ответила обстоятельно и обоим сразу.
– Вчера ввечеру на Высокую горку поехал.
На Высокую горку! Юра так сильно вздрогнул, что даже Эдику передалось это волнение. А уж Юру-то буквально трясло. Высокая горка – это же совсем рядом с лагерем, где находились до недавнего времени пропавшие девушки. Неужели за их исчезновением все же стоит учитель истории?
Старушка, не чуя худого, продолжала заниматься своим делом. Она прикрыла обмятое тесто чистой тряпицей, подвинула кадушку поближе к печке и присела отдохнуть.
– Так вы тетя Богумира! – разглядывая ее, произнес Эдик.
– Она самая! – охотно откликнулась старушка. – Милолюдой меня кличут.
И как ни в чем не бывало она продолжила разговор с гостями, словно была знакома с ними обоими целую вечность:
– Я вот хлебов напеку и тоже следом за ними двинусь. Прямо сегодня вечером и отправлюсь, чтобы уж завтра на рассвете Ярило-солнышко в его полной силе последний раз приветствовать.
– Вы тоже поедете на Высокую горку?
– Ну а как же? – улыбнулась им старушка. – Праздник ведь Купалы – светлого бога нашего. Все мы поедем.
– Кто это – мы?
– Кто в этом доме живет – дети мои, дети моих сестер и братьев, внуки мои и правнуки тоже. Род весь наш!
Перечисленного народу было так много, что Эдик невольно удивился:
– И вы все в этом доме вместе живете?
– Кое-кто живет, а кто-то лишь на праздник приедет. Так-то со мной в этом доме Богумир живет да младшая моя дочь с мужем и детьми. И еще внучка моя старшая с мужем, ну, и их детки.
– Все равно много народу. Как же вы все помещаетесь?
– Сами видите, дом этот еще мой муж строил. Умно поступил, для каждой семьи свой вход, а в центре общее помещение и в нем печь – место нашего сбора.
Комната, в которой они находились, и впрямь была велика. Но главным ее украшением была, безусловно, печь. Не просто выбеленная, но поверх известки еще и разрисованная все теми же сказочными узорами, которые уже видели друзья в вышивке и резьбе.
– Хотим, в общей комнате встречаемся, разговариваем, песни поем, работу сообща делаем. А хотим уединиться – по горенкам расходимся. У каждой семьи – свой уголок, где только они и никого другого.
– И… и что вы там на Высокой горке будете делать?
– Как – что? Богов светлых чтить, и особенно Купалу. Его праздник наступает.
– Но что конкретно станете делать? Костры, наверное, жечь будете?
– Будем, – охотно согласилась старушка. – Огонь и вода – вот два символа этого праздника. Все, чего огонь коснулся, особенно огонь небесный – молния, через огонь освящается. И бел-горюч камень Алатырь тоже посредине моря-окияна стоит – сияет огнем небесным. Венки по реке с горящими в них огнями – ему дань.
– Ну да, знаю, – хмыкнул Юра. – Девки молодые венки по воде пускают в эту ночь. Только я думал, они женихов так приманивают.
Старушка лишь вздохнула в ответ, словно ей было невыносимо слушать глупость людскую.
Однако Юра не унимался:
– Ну а потом через костры скакать станете. Так?
– И через огонь прыгать станем, – подтвердила старушка уже с улыбкой. – Через огонь на Купалу прыгать – это древний обычай. А суть его в том, что огонь всякий грех и болезнь очистить может. Огонь – зримый образ светлых богов в нашем мире. Огонь да еще Солнце нам о богах и напоминают.
Юра подумал, а потом спросил наконец, на взгляд Эдика, что-то дельное:
– А ученики вашего племянника тоже с вами поедут?
– Какие к нему на занятия ходят и древней историей нашей страны интересуются, конечно, поедут. И не только они поедут, много разного народу соберется.
– Наверное, и план мероприятия имеется?
Старушка пытливо взглянула на Юру и снова улыбнулась:
– Вижу – что-то ты у меня вызнать хочешь, а что – не понимаю. Ты ясней говори. И ходи прямо, а не закоулками. Ты же не ворог какой, ты – честный человек, я по лицу твоему вижу, ложь и двуличие темное не прилипло еще к тебе. Так что тебе нужно?
Юра помялся, а потом неожиданно выпалил:
– А можно с вами поехать?
– Ох, не о том ты спросить меня хотел, – покачала головой старушка. – Ну да ладно. Хочешь поехать – приглашаю.
– А меня? – отважился спросить Эдик.
– И ты приезжай. Вижу, хороший ты человек. Прямо с женой и приезжай.
– Откуда вы знаете, что я женат? – удивился Эдик.
– Что же, по-твоему, я до седых волос и морщин дожила, пятерых детей родила и вырастила, внуков и правнуков повидала, а женатого мужчины от неженатого паренька отличать не научилась?
– Но я вам ничего не говорил про жену.
– Ты и документов мне не показывал. А между тем я тебе про себя сразу все рассказала.
– Что же вы мне рассказали?
– А все! И кто я такая, и откуда родом, и кто батюшка и матушка мои были, и муж мой кем был, и что умер он уж семь зим назад.
– Ничего такого вы мне не рассказывали! – возмутился Эдик, взглянув на Юру и ища в том поддержки.
Но Юра молчал. Странная старушка и ее диковинная речь вконец заворожили паренька.
– Вот и неправда, – совсем развеселилась старушка, глядя на негодующего Эдика. – Просто ты – неуч! Все, что про меня людям знать надо, все в узорах на доме и одежде моей записано. Вышивка – это и есть мои документы. И не только обо мне по ним узнать можно, обо всем моем хозяйстве.
– И о доме?
