Люси работала счетоводом в клинике акупунктуры. Однажды главврач заметил у нее незначительную арифметическую ошибку — пересчет дохода на 3 доллара 60 центов. Он попенял Люси за невнимание, и та вернулась домой зареванная, с бешеным взглядом, что говорило о попутных заходах в бары. Твилли сразу понял, что с поцелуями в шейку лучше не соваться. Люси скрылась в ванной и через пять минут вышла оттуда голая, с зажатым в зубах пустым аптечным пузырьком и с «береттой» 9-го калибра в правой руке. Твилли знал, что Люси — левша, и потому благоразумно ретировался, чтобы переждать ставшую уже привычной (в стиле Элвиса Пресли) стрельбу по стереосистеме, телевизору и даже кофейнику. В виду слабой стрелковой подготовки на каждую цель уходило несколько залпов, но риск, что соседи вызовут полицию, был невелик — Люси предусмотрительно пользовалась глушителем.
Твилли приучился считать выстрелы, чтобы знать, когда опустеет обойма. В тот вечер он допустил почти фатальную ошибку, посчитав, что Люси слишком накачалась, чтобы перезарядить пистолет. Наконец любимая притомилась и рухнула в кровать. Твилли терпеливо дождался прерывистого храпа, затем скользнул под простыни и крепко обнял Люси, баюкая ее, как младенца. Вскоре дыхание девушки стало ровным и спокойным. Твилли чувствовал сквозь рубашку стальной холодок «беретты», которую Люси сжимала обеими руками, уместив ствол меж грудей. Рыльце глушителя грозно уперлось Твилли в ребра, но он не боялся — ведь пистолет пуст; точно помнилось, как Люси дергала собачку, но раздавались лишь сухие щелчки. Твилли не знал о запасной обойме, спрятанной в коробке с тампонами под раковиной в ванной.
С его стороны было верхом безрассудства держать в объятиях отключившуюся под воздействием наркотиков психопатку, предварительно не отобрав у нее оружия. Вторая ошибка — в самый неподходящий момент он поддался неукротимому желанию. Твилли держал подругу в объятиях, и его подбородок оказался у нее на плече. Твилли рассчитал, что, если чуть повернуть голову, он коснется губами обнаженной шелковистой шейки. Наступило блаженство.
Остановись на этом Твилли, довольствуйся легким целомудренным касанием, возможно, он не оказался бы на каталке в предоперационной. Но шейка Люси выглядела столь восхитительно, что Твилли не мог ее не поцеловать даже под дулом пистолета. То ли прикосновение, то ли звук смачного поцелуя вывели Люси из беспокойного, наполненного химерами забытья. Она напряглась, открыла налитой кровью глаз и придушенно вскрикнула. Потом дернула спусковой крючок и вновь провалилась в сон.
Пуля вспорола грудь Твилли, проскакав по ребрам, как по стиральной доске, и вышла над ключицей. Темная кровь лилась обильно, и Твилли даже испугался, что рана смертельная. Отодвинув бесчувственную Люси, он замотал грудь простыней и поехал в ближайшую больницу, где сказал врачам, что случайно выстрелил в себя, когда чистил пистолет. Рентген показал, что пуля прошла всего в двух дюймах от яремной вены и только потому не убила Твилли.
Одурманенная Люси выстрелила не нарочно, она испугалась и даже не поняла, кто перед ней.
Твилли так и не рассказал ей, что она натворила. В дом он не вернулся и больше никогда ее не видел. С того случая прошло больше года, и все это время Твилли остерегался целовать женщин в шею — приглушенный выстрел «беретты» оставил в памяти неизгладимый след. Даже в самые улетные моменты в постели он был осмотрителен в выборе мест для поцелуя и гнал саму мысль о восхитительном вторжении в область шеи.
Пока не встретил Дези. Твилли хотелось вновь увидеть пленительную миссис Стоут, невзирая на угрозу неизбежного ареста и тюрьмы. Хотелось не просто повидаться с ней, но попросить прощения за то, что по его вине Макгуин проглотил стеклянные глаза. Чтобы Дези знала, как он раскаивается.
Пес был связующей ниточкой к Дези. Его присутствие поддерживало духовные силы и давало нечто вроде надежды. «Что из того, если Дези замужем за неисправимо бездушной свиньей? Все совершают ошибки. Взять хотя бы меня», — так думал Твилли.
В машине Макгуин в момент учуял неладное. Он подергивал носом, шерсть на загривке встала дыбом.
— Угомонись, — сказал Твилли. Но пес перескочил на заднее сиденье и принялся скрести обивку. — Ну, будет! — Макгуин пытался продраться сквозь спинку сиденья в багажник. — Фу! Плохая собака!
В конце концов Твилли пришлось съехать на обочину и остановиться. Он ухватил поводок и сильно дернул.
— Желаешь взглянуть? Ладно! — Твилли вышел из машины и вытащил за собой пса. — Но тебе это не понравится. Точно говорю.
Он поднял крышку багажника, Макгуин рванулся, но сразу осадил назад, и ноги у него разъехались, как у лося на неокрепшем льду. Он даже не гавкнул, а как-то по-щенячьи всхлипнул.
— Я тебя предупреждал, дурачок, — сказал Твилли.
В багажнике лежал мертвый лабрадор-ретривер. Твилли нашел собаку в южной части Майами-Дейд на пересечении 152-й улицы и шоссе № 1, где ее сбила машина. Она была мертва не больше двух часов, когда Твилли подобрал ее с середины дороги, завернул в пупырчатую упаковку и обложил в багажнике льдом. Собака была мельче Макгуина, но все равно годилась — той же породы и окраса.
В поисках Лабрадора Твилли исколесил 220 миль и насчитал тридцать семь собачьих трупов — в основном дворняг, но был и золотистый ретривер, два ирландских сеттера, желтый лабрадор и пара чистокровных терьеров в роскошных ошейниках. Терьеры лежали рядышком в Коконат-Гроув недалеко от школы на шоссе с оживленным движением. Может, это двойное самоубийство, подумал Твилли. Если собаки вообще способны на такой поступок. Как свидетельство черствости и бездушия хозяина, два тела с обрубленными хвостиками валялись неподобранными на дороге, хотя их легко было унести в хозяйственной сумке. У Твилли ушло двадцать минут, чтобы похоронить собак под старой смоковницей. Он записал номера их жетонов о прививке против бешенства, чтобы потом, когда будет больше времени, разыскать владельца терьеров и устроить ему или ей веселую жизнь.
У погибшего Лабрадора не было ни жетонов, ни ошейника с адресом. Наверное, бездомный, а может, что не менее печально, и чей-то любимец: лучший друг ребенка или верный компаньон старухи-вдовы. Любая мертвая собака — грустное зрелище, только и всего. Предстоящее дело не радовало Твилли, но животное уже отмучилось, и цель вроде справедливая.
Макгуин, опустив голову, топтался у машины. Он подвывал и испуганно поглядывал на багажник, словно ждал, что мертвый Лабрадор выскочит и бросится на него. Твилли успокоил собаку, посадил на переднее сиденье и на всякий случай привязал поводок к рулю. Потом вернулся к багажнику и раскрыл перочинный нож — отличный японский трехдюймовый «Альмар», лезвием хоть брейся.
Хорошо, что глаза собаки были закрыты. Твилли погладил шелковистую голову и сказал:
— Лучше уж это сделаю я, чем стервятники.
Потом засунул отрезанное ухо в задний карман и кружил по Майами, пока не увидел на трассе почтовый грузовик «Федерал Экспресс». За мзду в двести долларов водитель с удовольствием принял внеплановое отправление.
Внушительных размеров ванна располагалась на фестончатом балконе квартиры Роберта Клэпли с видом на море. Все четверо — Клэпли, Катя, Тиш и Палмер Стоут, которому для расслабления потребовались три рюмки коньяка, — скинули одежду и нырнули в горячую воду. Стоут стеснялся своей полноты и слегка ошалел от двух Барби. Лучше бы Клэпли не посвящал его в подробности.
— Двойняшки! — ликовал Роберт.
— И впрямь.
— К Рождеству станут неотличимы.
— Боб, они говорят по-английски?
— Чуть-чуть. И я не хочу, чтоб учились.
Одна Барби пыталась оседлать Стоута для дурашливой скачки под тропическими звездами, а он ловил себя на том, что выискивает следы хирургического вмешательства под ее невероятно пышной грудью. Постепенно коньяк его успокоил.
— В Москве, — болтал Клэпли, — есть школа, где готовят сосок мирового класса.
— Кого?
— Минетчиц. Настоящая школа. Вы меня слышите?
— Слышу, слышу, — ответил Стоут, подумав: «Тебя слышно до самого Сент-Августина, мудила».
После кокаина и выпивки Роберт Клэпли делался очень шумным.
— Хотелось бы мне побывать у них на выпускных экзаменах! — похотливо ухмыльнулся он. — И лично выставить оценки...
— Какая из них русская? — спросил Стоут.
— Ваша! — Клэпли показал на Барби, старавшуюся обвить Стоута ногами. — Ах вы, старый греховодник!
— И она... посещала... эту «школу»?
— Она-то мне про нее и рассказала. Правда, Катя? Покажи мистеру Стоуту, чему ты научилась.
— И я тоже! — крикнула Тиш и, брызгаясь, зашлепала на помощь будущей двойняшке. Ее мощная грудь оставляла кильватерный след, словно рыболовецкий траулер. Девушки раздвинули Стоуту ноги и, шутливо пихаясь, устроились между ними.
