— А он?
— Он ответил, что задавать вопросы — его профессия, а не моя. Впрочем, я на его честность особо и не рассчитывала. Но про котенка Сосновцеву знать неоткуда, это факт. И еще! Если я правильно поняла, о твоей ссоре с Преображенским Талызин тоже знал?
— Трудно сказать, — пожала плечами Вика. — Мне так показалось, но он выразился как-то неопределенно. Нет, не может быть! О моей ссоре ему сказать никто не мог, потому что никто ее не слышал.
— Я и про свою так полагала, покуда Сосновцев не вывел меня из этого приятного заблуждения. В вашем Доме культуры столько закоулков, что никогда нельзя быть уверенным, что кругом никого нет.
— Только не пытайся заверить, что и здесь виновата Наташа, она в тот момент еще не появилась.
— А кто уже был там? Я, Сосновцев, Тамара Петровна и Галина Николаевна. Да, еще Кирилл, на твоих глазах направившийся не куда-нибудь, а в проклятую подсобку. Кто-то из них услышал ваши громкие препирательства.
— Никаких громких препирательств не было! Он издевался тихо и вежливо, а я так опешила, что только мычала, как последняя дегенератка. Потом, правда, когда он ушел, поругалась немного вслух, но негромко.
— И тем не менее кто-то, похоже, слышал. Не верю, что Талызин, при всем его уме, сам по себе догадался. Не ясновидящий же он!
— Марина, а ведь он спросил еще про Дашеньку, — опомнилась Вика, — сильно ли она обиделась на Галину Николаевну после вчерашнего. Я сразу не задумалась над этим, а теперь… Ты ведь ему про это не говорила?
— Нет. О себе я рассказала, а про других решила умолчать. В конце концов, мое дело, что считать происшествием, а что нет, правда? Может, я привыкла к скандалам и не обращаю на них ни малейшего внимания — это нельзя вменить мне в вину.
— Правильно! — восхитилась Виктория Павловна. — Вот я так ему в следующий раз и скажу. Короче, раз про Дашу сообщила не ты и не я, значит, Галина Николаевна или сама Даша. Правда, с трудом представляю, чтобы Галина Николаевна стала докладывать о своем… короче, она строит из себя светскую даму, а тут вела себя как рыночная торговка.
— Есть еще Наташа. Она была на поминках и могла все слышать. Или, например, узнать от Галины Николаевны или Даши.
— Привязалась ты к бедной Наташе, как репей! Это не она.
— Ну, я же не зря привязалась, — примирительно объяснила Марина. — Если это не она, то я буду всячески помогать следствию, а если она, то не стану. Но сперва мне самой надо узнать, правильно? Слушай, у меня идея. А спроси ты Наташу прямо, допрашивал ее Талызин или нет. Честное слово, в таком невинном вопросе она тебе не соврет! Она — хорошая девочка.
— Спрошу. А может, взять и спросить, не она ли убила Евгения Борисовича, а? И все проблемы разрешатся, — серьезно предложила Вика.
— Ты сумеешь? — осведомилась Марина не без уважения.
— А что? Попробовать-то можно!
* * *
Против обыкновения, на занятия Вика опоздала. Войдя в комнату, она обнаружила, что участники премьеры уже собрались. Дашенька выглядела усталой, сидела, склонив голову Денису на грудь, а он нежно гладил ее плечо. Вот тут все ясно — люди друг друга любят, а насчет Таши с Кириллом Марина явно нафантазировала — ведь Таша притулилась в одном углу, Кирилл в другом. Она производит впечатление человека донельзя несчастного, он, как всегда, невозмутим. Впрочем, не как всегда — оказывается, он тоже способен на открытое проявление эмоций. Ведь в день премьеры он выскочил после беседы с Евгением Борисовичем словно ошпаренный. Кстати, ринувшись в сторону подсобки. Нет, пусть об этом болит голова у Талызина, а не у нее. Мало ли кто куда ринулся! Главное, Вика не верила в роман Таши и Кирилла.
Тамара Петровна деловито разливала чай.
— Чайку выпьете, Вика, Мариночка? Свеженький заварила.
— Спасибо.
Все собрались вокруг стола, но в воздухе витала заметная скованность.
— Марина обещала прочесть свою новую пьесу, — прервала молчание Вика.
— Очень удачно! — кивнула Тамара Петровна. — В сложившихся обстоятельствах это самое лучшее, что мы можем предпринять. Хоть и полагают, что незаменимых на свете нет, к Евгению Борисовичу это не относится. Его роли вряд ли кто у нас потянет, поэтому надо начать что-то принципиально новое. Мы сегодня собирались обсуждать премьеру, но теперь это занятие было бы совершенно бесполезно.
Речь отличалась разумностью, но почему-то покоробила Вику. К тому же Тамара Петровна никогда не имела обыкновения высказывать свое мнение с подобной обескураживающей определенностью, почти с апломбом. Сейчас она словно бы снисходительно и самодовольно похлопывала руководительницу по плечу — мол, правильно действуешь, детка, одобряю. К тому же… нет, Вика и сама полагала, что смерть смертью, а жизнь должна продолжаться, однако эта простая и естественная мысль, облеченная в слова, больно задела душу.
Тамара Петровна, будто не заметив общего недоумения, громко продолжила:
— В любом случае хорошо, что наш театр привлек внимание прессы. Не только бедный Евгений Борисович, как было раньше, но и театр сам по себе, и в особенности Виктория Павловна. Конечно, в связи с несчастьем мы кое-что потеряли, но хочется верить, что и без Преображенского сможем оправдать те лестные эпитеты, какими нас наградили в печати.
— Без Евгения Борисовича я никогда не смогу играть так, как с ним, — тоненьким дрожащим голоском вдруг произнесла Дашенька. — Его талант давал всем нам… а мы, едва его похоронили, мы, как ни в чем не бывало…
Ее голос прервался, она прикрыла лицо руками.
— Дашенька, — ласково сказал Денис, — ну нельзя же так! Ну, пожалуйста, родная! Он умер, всем его жаль, но ведь как человек он был… ну ведь дрянь был человек, чего уж там…
Даша, вскочив, повернулась и глянула в глаза жениху с кротким упреком.
— Прости… я не то хотел… — испуганно пролепетал он, — просто вырвалось… я вовсе не собирался…
— Даша права, — мрачно и отстраненно заметила Наташа. — Мы все готовы строить свое счастье на его крови. Представляете, а меня пригласили в сериал. Роль, правда, не главная, зато постоянная. Дочь главного героя, милиционера. Я собираюсь согласиться. Ужасно, да?
— Почему ужасно? — удивилась Вика. — Я очень за тебя рада. Боюсь только, останется ли у тебя время на нас, но тут уж ничего не поделаешь. Было б смешно, если бы ты отказалась от телевидения ради самодеятельной студии. Это даже я понимаю.
— Еще бы — такой шанс… — с уважением прокомментировал Денис, довольный, что нашлась новая тема для беседы. — Кто б мог предположить еще в субботу?
— Дядя мог, — горько вздохнула Наташа. — Он так и сказал, что меня пригласят в бездарный сериал, поскольку я бездарь. Как сказал, так и вышло. Я все время об этом думаю.
— О чем? — быстро уточнила Тамара Петровна.
— О дяде и о… о субботе. Мне кажется, за один тот день прошла целая жизнь. Длинный, бесконечный день, и в то же время его как будто не было. Словно его прожила не я, понимаете? Или я, только во сне. Есть вещи, которые в реальности не происходят, а тут они вдруг произошли. Есть вещи, каких я не могла бы совершить, но взяла и совершила.
Вика с неудовлетворением увидела, как напряженно слушает Марина. Похоже, она собирается трактовать самые обычные абстрактные рассуждения, столь любимые многими странными людьми, чуть ли не как признание в убийстве. Надо срочно внести в дело ясность.
— Наташа, а тебя допрашивал этот наш… Обалдевший поклонник? Ты ведь знаешь, что он оказался следователем?
— Да! — резко выкрикнула Наташа. — И на второй вопрос — тоже да. Я знаю, что он — следователь, и он меня допрашивал. Два раза — да!
— А чего так нервничать? — поинтересовалась Тамара Петровна не без укоризны. — Ты — племянница бедного Евгения Борисовича, а следователь случайно стал практически свидетелем этого рокового несчастного случая, вот и решил для очистки совести с тобою поговорить. Надеюсь, ты не стала морочить постороннему человеку голову нашими студийными проблемами? У него работа такая — копаться в чужом грязном белье, но с преступлениями это оправданно, а в нашей ситуации — не что иное, как праздное любопытство, которому вряд ли стоит потакать. Вы согласны, Виктория Павловна?
Вика была целиком и полностью согласна, более того, она словно услышала свое же собственное мнение со стороны, но ей опять по неизвестной причине стало неприятно. Она не нашлась сразу с ответом, а спустя секунду стало уже поздно, поскольку ответила Наташа, громко и с вызовом:
— А я не согласна. Я считаю, если следователь спрашивает, значит, у него есть причины. Я считаю, нельзя ничего скрывать, когда речь идет о жизни и смерти. Поэтому я ничего и не скрыла. Я рада, что все вы здесь. Вы все должны знать, что я ничего не скрыла!
— Ну конечно, — с изумлением наморщила лоб Дашенька. — А как же еще? Что нам скрывать?
