– Отличный день, не правда ли?
Тот поглядел на него пустыми глазами и холодно спросил:
– Вы обращаетесь ко мне, сэр?
– Конечно…
– Мне кажется, мы не представлены друг другу?
И он с прежним усердием принялся за свои поиски в тарелке. После минутного колебания Бессетт решил не останавливаться перед этим обстоятельством.
– Мое имя – Фрэнсис Бессетт.
Тот на секунду прекратил работу ножом.
– А?
Затем он поднес ко рту кусочек мяса и стал разжевывать его с особой предосторожностью. Удивленный Фрэнсис спросил:
– Это что, невкусно?
– А вас это касается? Впрочем, хотите знать правду? Так вот, это мясо совершенно несъедобно, и, если бы государственные контролеры исправно несли свою службу, этот кабак давно бы закрыли, а хозяин оказался бы в тюрьме! Вот уже три года я прихожу сюда каждый день, и ни разу мне не подали ничего свежего…
– Тогда зачем же вы сюда ходите?
– По причине, касающейся только меня, и в которую вам не стоит совать свой нос.
Здесь разговор прервался, поскольку к Фрэнсису за заказом подошла Морин, которой он предоставил право самой выбрать для него меню. Когда девушка отошла, сосед проворчал:
– Она вам принесет все объедки, которые они еще не выбросили!
– Не думаю. Она слишком красива, чтобы быть нечестной!
– Красива? Мне так не кажется… А насчет честности – это просто смешно! Сразу видно, что вы ее еще не знаете!
Разговор стал принимать оборот, который совершенно не понравился Бессетту. Он уже сожалел, что заговорился с этим хамом.
– Она прекрасно уживается с патроном. Я хожу сюда вот уже три года, и она ни разу не принесла мне чего-нибудь вкусного! А почему? Потому, что я не из тех кретинов, которые говорят ей комплименты и водят в кино!
Он понизил голос, чтобы доверительно прошептать:
– Если хотите знать, она здесь для того, чтобы завлекать дураков!
Раздался звонкий звук пощечины, заставивший вскочить со своего места владельца ресторана, рассматривавшего клиентов, словно пастух стадо. От неожиданности Морин едва не выпустила из рук тарелку с рагу, а сидевшие за столами застыли в ожидании того, что должно было произойти вслед за этим звуком. Однако ничего интересного не последовало. Получивший пощечину был настолько поражен, что даже не рассердился, а только лишь пробормотал:
– Вы… вы мне…
– Я дал вам пощечину потому, что вы оскорбили эту девушку!
Услышав это, Морин поспешила к ним.
– Он меня оскорбил?
– Как сказать, мисс… Это недоразумение… Я, возможно, не так выразился… Дайте мне, пожалуйста, счет…
Бессетт оборвал его:
– Не стоит!… Я сам его оплачу…
Сосед Фрэнсиса мгновенно исчез, и поскольку дело было в Англии, каждый из присутствовавших вернулся к своему занятию. Морин послала Фрэнсису самую очаровательную улыбку, и он почувствовал себя средневековым рыцарем, победившим обидчика своей дамы. Напротив него сел хозяин ресторана.
– Вы позволите, сэр?
– Прошу вас.
– Дело вот в чем, сэр… Я узнал вас. Это вас Морин испачкала тортом в тот вечер. Сегодня вы дали оплеуху старому клиенту. Конечно, у вас могут быть на то свои причины, но здесь ресторан, а не боксерский ринг и не арена цирка… Прошу вас не обижаться, сэр, но будет лучше, если вы выберете другое заведение для ваших номеров… Я уже не так молод, понимаете? И я не хотел бы разориться на старости лет…
* * *
Бессетт проводил Морин до Спарлинг Стрит, и, пока они шли, то все время смеялись над человеком, получившим оплеуху. Узнав, что тот сказал о ней, Морин поклялась, что если он посмеет появиться в ресторане, она сама выскажет ему все, что о нем думает, даже если это будет стоить ей места. Кроме того, они уже решили, что будущая супруга Фрэнсиса Бессетта не может работать официанткой в ресторане, и как только упрямство Пэтрика будет сломлено, она тут же вернет свой фартук хозяину. Впервые за все время, что они были знакомы, они обменялись долгим поцелуем у дома О'Миллой, и этот поцелуй был настолько фотогеничен, что заставил случайного прохожего присвистнуть, что и разъединило их объятия.
Прежде, чем идти обратно, Фрэнсис проверил, не следует ли за ним какая-нибудь машина. Ничего не заметив, он быстрым шагом направился обратно. Сворачивая на Шоуз Элли, он внезапно натолкнулся на какую-то живую гору. От столкновения шляпа сползла ему на глаза. Пока он поправлял ее, то почувствовал, как что-то твердое уперлось ему в живот, и уже знакомый голос прошептал:
– Уверен, вы уделите мне минуту внимания, сэр?
Бессетт понял, что перед ним человек в клетчатом костюме, а то, что мешало ему дышать, было стволом револьвера.
– Вы пойдете рядом со мной, и мы прогуляемся, как старые друзья… Кстати, нам ведь ничто не мешает быть друзьями?
– Позвольте вам заметить, что для друга у вас странные манеры, а?
Толстяк добродушно рассмеялся.
– Вы сами – очень странный человек. Так что – лады? Вы согласны прогуляться без фокусов? У меня от жалости лопнет сердце, если придется всадить в вас пулю.
– Меня это тоже не обрадует. Ладно, пойдемте!
– Значит – порядок, а?
Джонни взял Фрэнсиса под руку, и они не спеша направились к Пиерхеду.
– Похоже, мы с моим приятелем ошиблись, и вы не участвуете в деле. Мы бы хотели… мы ведь не бандиты, а ваша девочка и вы сами даже симпатичны…
– Весьма лестно с вашей стороны.
– Вот только эти четыреста фунтов, что вы у нас стащили. Вы мне нравитесь, но все же не настолько, чтобы я сделал вам такой подарок к свадьбе… и, представьте себе, если я их не верну, мне придется платить самому… А где мне найти такую сумму? Надеюсь, вы их не потратили, а?
– Нет.
– Ух! Вы избавили меня от сильных переживаний! Тогда заглянем к вам, вы их отдадите и больше никогда нас не увидите. Идет?
– Идет, но все это можно сделать еще проще: они при мне.
– Не может быть?!
– Именно так!
– Тогда мне невероятно повезло!
– Я не могу спокойно жить с тех пор, как вы мне их сунули. Я все время боюсь, что потеряю их или у меня их украдут… Поэтому я ношу их в кармане.
– Вы отличный парень! Сожалею, что пришлось помять вам бока, но я ведь раньше не мог этого знать, а? Я избавлю вас от этих хлопот: давайте сюда деньги…
Бессетт потянулся к внутреннему карману пиджака. Джонни схватил его за руку.
– Без шуток, ладно? Было бы глупо испортить все дело!
– Успокойтесь, я не собираюсь превращаться в ходячий арсенал. Мне и так уже надоело быть сейфом с ногами!
Толстяк прыснул:
– А вы мне нравитесь, дружище… и если вам когда-нибудь понадобится помощь, вы всегда сможете обратиться ко мне. О цене договоримся… Так что же денежки?
Бессетт вынул конверт и протянул его Джонни. Гангстер недоверчиво приказал:
– Откройте!
Фрэнсис подчинился. При виде банкнот его спутник облегченно вздохнул.
– Здесь все?
– Я к ним не притрагивался.
– Верю вам на слово и надеюсь, что вы не пожалеете об этом. Кстати, надеюсь, для вашей же пользы… Ладно, приятель! Не думаю, что мы еще увидимся. Передайте привет малышке и постарайтесь быть с ней счастливы!
Он отстранился и исчез в темноте Тейбли Стрит. Бедняга Джонни!… Он не догадывался, что банкноты, которым он так обрадовался, вскоре приведут его прямо в тюрьму на определенное количество лет. Фрэнсис зашел в телефонную будку и позвонил инспектору Хеслопу. Ему ответили, что инспектора нет на месте. Тогда он попросил передать инспектору, что фунты – у Джонни, и что он носит их при себе. Итак, дело подходило к концу. Ему и Морин больше нечего бояться. Но сможет ли Хеслоп заставить Джонни назвать своих сообщников? Фрэнсис надеялся на это: тогда бы ему не пришлось свидетельствовать против Берта Лимсея. Им займется инспектор, как только задержанный ступит на путь признания. От этой мысли на душе у него стало легко, но одновременно и грустно. Он не мог думать об отчаянии Клайва Лимсея, когда тот узнает, что его сын…
* * *
Джошуа Мелитт очень холодно ответил на приветствие Бессетта, когда на следующее утро они встретились у двери кабинета Лимсея перед ежедневным совещанием. Если Берт сделал вид, что не заметил Фрэнсиса, то его отец протянул ему руку.
– Как ваши дела?
– Благодарю, сэр, хорошо.
– Значит, со вчерашнего дня не возникло никаких проблем?
– Наоборот, все уладилось.
– Да?
Желая все же предупредить Берта, чтобы тот успел скрыться, Бессетт рассказал о встрече с Джонни и заключил:
– Этот негодяй даже не догадывается, что полиция записала номера банкнот, и что ей известно его имя: Джонни или Блади-Джонни. Я думаю, что когда его возьмут, он назовет имена тех, на кого работал.
Говоря это, он поглядывал на Берта, который продолжал стоять, отвернувшись. Когда он окончил, Клайв Лимсей выразил радость по поводу того, что все хорошо закончилось, но Джошуа Мелитт все же счел своим долгом высказать надежду, что Фрэнсис отныне будет более внимательно относиться к своим знакомствам. Фрэнсис ничего не ответил, поскольку все старались не говорить с Джошуа о делах, не касающихся работы, из опасений постоянно выслушивать нравоучения. Берт с иронией спросил, можно ли перейти к более серьезным делам, поскольку необычные приключения Бессетта завершились, а его ждали важные письма. Клайв Лимсей удивленно взглянул на сына, но ничего не сказал, и все приступили к работе. Бледный от негодования, Фрэнсис поклялся себе, что не шевельнет и пальцем, чтобы спасти сына патрона.
