– Говорила же, осторожней надо, – несся над улицей бас Муси, – так нет, торопится, ровно на свадьбу опаздывает.
Ольга Марковна жила на краю света. Это был один из самых дальних столичных районов. Так и хотелось спросить у его жителей:
– Простите, время тут у вас московское?
Покрутившись на машине вокруг совершенно одинаковых блочных башен и подивившись, каким образом люди тут находят свои квартиры, я от души пожалел Ольгу Марковну. Занятия в институтах начинаются рано, ей небось приходится вставать ночью, иначе никак не успеть в УПИ к девяти утра. Хоть теперь она работает в другом месте.
Я добрался до нужной двери и позвонил.
– Кто там? – прошелестело из-за створки.
– Будьте любезны, откройте, меня зовут Иван Павлович Подушкин, я не вор, не грабитель и не разбойник. Мне просто надо с вами побеседовать.
В квартире воцарилась тишина. Что ж, понять женщину можно, она живет одна, на улице вечер, а в дверь ни с того ни с сего звонит посторонний мужчина. Многие из вас ни за что не откроют в подобной ситуации, и, кстати говоря, правильно сделают. Но мне просто необходимо побеседовать с «немкой».
– Пожалуйста, – взмолился я, кожей ощущая страх, исходящий от Ольги Марковны, – меня к вам направила Алена.
– Какая? – спросила хозяйка.
– Ваша бывшая студентка, подруга Стаси и Карины, вы жили у нее какое-то время в прошлом году.
Загремела цепочка, залязгал замок, и перед мной возникла высокая фигура. Я окинул Ольгу Марковну взглядом. Увы, большинство женщин не понимает, что худая корова еще не газель. Некоторым дамам на роду написано быть пампушечками, а они изводят себя диетами и добиваются всеми правдами и неправдами стройности, которая уродует их донельзя.
Ольга Марковна была дылдой. Слишком, на мой взгляд, высокая, излишне худая, с физиономией, похожей на морду больного кролика. Плохо постриженные волосы свисали вдоль впалых щек. Красок в лице не было никаких, кроме серой. На ее месте, посмотрев беспристрастным взглядом на себя в зеркало, я бы мигом кинулся за декоративной косметикой. Пару раз я наблюдал за волшебным превращением жабы в нимфу. И понадобилось для этого всего пять-шесть коробочек, тюбиков и флакончиков.
– Что Алене надо? – вяло проблеяла Ольга.
Я изобразил самую сладкую улыбку и протянул ей визитную карточку.
– Разрешите познакомиться, Иван Павлович.
Ольга Марковна, не мигая, уставилась на визитку, потом на меня, затем снова на карточку. Я терпеливо ждал. Я хорошо знаю, что произвожу на окружающих самое приятное впечатление.
– И что вы хотите? – протянула хозяйка.
Я приободрился.
– Можно пройти?
– Ну… ступайте на кухню, – разрешила она.
Я посмотрел на грязный, просто черный пол, потом заметил в углу заношенные клетчатые мужские тапки и принял решение не снимать ботинки. С одной стороны, похоже, что Ольга Марковна не подметала свое жилище с Нового года, с другой – я просто не способен надеть тапки погибшего Романа.
Кухня оказалась еще грязней прихожей. Крохотное пространство было загромождено пустыми банками, коробочками, мятыми пакетами, и повсюду висели тряпки. Маленький столик покрывала липкая клеенка в коричневых разводах.
Ольга опустилась на табуретку.
– Говорите.
Я, не дождавшись приглашения садиться, тоже сел и неожиданно для самого себя выпалил:
– Вы ведь хорошо знали Ирину Медведеву?
– Какую? – без всяких эмоций поинтересовалась Оля.
– Вашу студентку из УПИ.
– Вроде была такая… я плохо помню.
Я покачал головой. Да она великолепная актриса! Ладно, не хочет по-хорошему, пожалеет об этом!
– Ольга Марковна!
Хозяйка подняла бесцветные глаза.
– Что?
– Я сотрудник частного детективного агентства «Ниро», вот моя лицензия.
Преподавательница молча посмотрела на бумажку и снова не выказала никакой растерянности, испуга или удивления.
– Ну и что?
– Меня наняли расследовать дело о пропаже Ирины Медведевой.
– Ну и что?
– Следы привели меня к вам.
– Ну и что?
Я обозлился. Однако у дамочки железные нервы, просто из стальных тросов, и незаурядные способности к лицедейству.
– Ирина Медведева была любовницей вашего мужа, вы хотели ее убить!
– Ну и что?
– Где тело Иры?
– Какой?
– Медведевой!!! Любовницы вашего мужа!!!
– Какого?
– Романа! – рявкнул я, теряя остатки самообладания.
– У меня нет супруга, – монотонно, словно не слыша собеседника, заявила Ольга.
Я постарался взять себя в руки. Дама хочет показаться ненормальной, дабы избежать возмездия за содеянное, но ничего у нее не получится.
– Сейчас вы вдова, но еще несколько месяцев назад были женой Романа.
– Ну и что?
– Он завел любовницу, Иру!
– Ну и что?
– Вы ее убили?
– Да? Ну и что?
Я почувствовал смертельную усталость. Ей-богу, лучше грузить мешки с камнями, чем беседовать с этой особой. Однако она умна. Вместо того чтобы врать, возмущаться, отрицать очевидное, прикинулась имбецилкой. Гениальное поведение. Девять человек из десяти, поняв, что имеют дело с умалишенной, встали бы и ушли. Но я упорный и очень сообразительный. Ладно, посмотрим, кто кого переиграет.
– Где спрятано тело?
– Чье?
– Ирины Медведевой.
– Это кто?
– Любовница вашего мужа.
– Какого?
– Романа.
– Ну и что?
– Вы ее убили.
– Ну и что?
– И спрятали труп.
– Где?
– Что?
– Тело?
– Чье?
– Ирины Медведевой.
– Это кто?..
Мы прошли семь раз по кругу, и я вспотел. Ольга же сидела совершенно спокойно. Мне очень не хотелось признавать свое поражение, но стало понятно, что у этой нахалки более крепкая нервная система, чем у Ивана Павловича, и, вероятней всего, мне сейчас придется уходить несолоно хлебавши.
Внезапно хозяйка встала, вынула из шкафа железную банку с малосъедобным печеньем датского производства, открыла крышку и принялась поедать одну печенюшку за другой…
Я с удивлением наблюдал за ней. Одно печенье упало на пол и развалилось на мелкие кусочки. Ольга присела и стала осторожно подбирать крошки. То, что оказывалось в руке, она ничтоже сумняшеся клала в рот и съедала вместе с грязью.
Я растерялся.
– Ольгушка, – донесся из коридора веселый, чуть картавый голосок, – а почему у тебя дверь не заперта? Ай-яй-яй! Нехорошо!
В кухню быстрым шагом вошла молодая женщина с туго набитой сумкой. Увидев меня, она попятилась и воскликнула:
– Вы кто?
Я моментально протянул ей свои документы и постарался вкратце описать ситуацию. Пока я говорил, Ольга сидела у стола на полу, тупо глядя в стену.
Молодая женщина вдруг сказала:
– Все ясно. Меня зовут Светлана, я сестра Ольги. Вы уже поняли, что она больна?
Я осторожно ответил:
– Сначала мне показалось, что Ольга Марковна прикидывается ненормальной, чтобы избежать разговора со мной, но, когда она вдруг внезапно съела почти всю коробку печенья, я стал сомневаться в ее вменяемости.
– Если подождете пару минут, – сказала Света, – я уложу Оленьку, и мы сможем поговорить.
С этими словами она помогла сестре встать и увела ее.
Я остался на некоторое время на кухне один. Хотелось курить, но вокруг не нашлось ничего, похожего на пепельницу, да и закуривать без разрешения хозяев неприлично.
Наконец Светлана вернулась.
– Хотите чаю? – спросила она.
Я кивнул, на самом деле я не испытывал никакого желания пить чай из не слишком чистых чашек. Впрочем, Светлане небось тоже неохота сервировать стол. Мы с ней оба заложники хорошего воспитания. Света, подавив вздох, начнет готовить чай, я с натянутой улыбкой буду пить отвратительный напиток. Ей-богу, чем дольше я живу, тем больше понимаю, что родители зря стараются привить своим детям отличные манеры. В первую очередь следует спросить себя:
«Минуточку, а кому в результате станет лучше? Ребенку или окружающим его людям?»
Вот меня, например, вымуштровали таким образом, что все, кто со мной общается, чувствуют себя комфортно. Лишь мне плохо. Я не умею одернуть женщину или расшалившегося ребенка, не способен спорить с людьми пожилого возраста… В результате все, кому не лень, садятся господину Подушкину на шею, а я, осознавая сей факт, не могу поставить их на место, потому что это будет страшно невоспитанно. И кому хорошо? Всем, кроме меня. Мораль: воспитывая ребенка – не переборщите. Если насыпать в стакан полкило сахара, чай превратится в приторный сироп. Так же и с хорошими манерами, во всем нужна мера.
Передо мной возникла плохо вымытая кружка с дымящимся напитком. Светлана села напротив.
– Давно с Ольгой такое? – спросил я, делая вид, что наслаждаюсь чаем.
Светлана тяжело вздохнула:
– Через неделю после гибели Романа Олюшка решила покончить с собой, наелась таблеток и легла в кровать. До сих пор не понимаю, что меня толкнуло в тот день? Почему я поехала к ней?
